— Ты должна кое-что узнать, — говорит, прервав этот головокружительный момент.
— Сейчас? — скулю, обвивая руками его шею.
Он пристально смотрит мне в глаза. Сдергивает меня со шкафа, берет за руку и ведет в гостиную, где Камиль и Малик уже играют в карты, а Доминика помогает своей маме переодеть проснувшегося братика.
Бросив веер карт, Камиль встает с пола, переглядывается с моим мужем и согласно кивает.
— Доминика, радость моя, иди посмотри, как там другой малыш. Вдруг он проснулся. — Он провожает упорхнувшую из гостиной дочку взглядом и обращается ко мне: — Роксана, во-первых, я прошу прощения за все, что тебе пришлось пережить. Я действовал по ситуации. Так, как считал правильным.
Я морщусь от его извинений. Не сейчас. Слишком рано он их приносит, чтобы я могла так быстро простить. Свежа еще скорбь по брату.
— А во-вторых, ты должна знать, что… все это время кормила грудью чужого ребенка.
Эти слова звучат, как приговор. Перед глазами резко сгущаются краски. В ушах возникает звон. Протяжный. Противный. Не сулящий мне ничего доброго.
— Когда ты рожала, Саида рядом не было. Он привез тебя и рванул развлекаться со шлюхами. Я был в шоке, что он притащил тебя ко мне. Мы об этом не договаривались.
— Что случилось с моим ребенком? — спрашиваю задрожавшим голосом, пальцами впившись в крепкую руку мужа.
— Я опасался, что Махдаев убьет его. Должен был это как-то предотвратить. Я сказал ему, что ребенок умер, а сам отправил его сюда, в город. В безопасное место. За ним хорошо ухаживали. Любили как родного, — он с превеликой благодарностью смотрит на свою жену. — Кормили твоим молоком — тем, что ты каждый день сцеживала. Но Саид хотел причинить Ризвану как можно больше боли и привез другого малыша. Я навел о нем справки. От него отказалась мать, бросив в роддоме. За три дня до всего этого. Чтобы ты не догадалась, было решено держать вас раздельно. Он ведь совсем на вас не похож.
Его жена заканчивает с переодеванием младенца, мальчика — судя по голубой распашонке, и удерживая его с куда большим умением, чем я, подносит ко мне.
— Роксана, познакомься с нашим сыном, — произносит Ризван у меня над ухом.
Меня начинает трясти. Я смотрю в темные глазки, ищущие, за что бы зацепиться взглядом, любуюсь им и понимаю, что он действительно родной. Миниатюрная копия своего отца. Маленький Ризван.
— Господи, — шепчу, едва держась на ногах от потрясения. Если бы не опора Ризвана, упала бы в обморок.
Дрожащими руками принимаю сына и, не веря собственным глазам, оборачиваюсь к мужу.
— Вот почему я не приехал к тебе вчера сразу. Я был с ним. И старался не грохнуть Камиля.
Рашидов усмехается, хмыкнув. Сам знает, что заслужил пару раз в челюсть.
— Ризван, — бормочу в растерянности, — что же нам теперь делать?
Он опускает взгляд на нашего сына и отвечает:
— Знакомить братьев.
— Ты предлагаешь оставить их обоих?
— А ты — избавиться от одного?
Встрепенувшись, я мотаю головой:
— Нет! Конечно нет! Просто…
— Со мной не бывает просто, Роксана. Ты уже должна была к этому привыкнуть.
— Папа, папа, — в гостиную вбегает Доминика, — там малыш проснулся.
Мы с Ризваном переглядываемся. Я признаю, что он прав. Оставлять надо обоих. Я уже подарила свою любовь тому ребенку. Вскормила его своей грудью. Боролась ради него за жизнь.
Беря их обоих на руки, я понимаю, что не смогу сделать выбор. Родной, чужой, какая теперь разница? Бог послал нам искупление. Теперь наш долг — подарить этому миру что-то хорошее, воспитав двух сыновей, вырастив из них настоящих, достойных мужчин.
Эпилог
Я стою перед туалетным столиком. Волосы уже высушены, макияж почти готов. На мне кружевное белье, а платье висит на планочке, ждет предстоящего праздника.
Нанеся крем на тыльную сторону ладони, втираю в кожу и в отражении зеркала замечаю мелькнувший силуэт. Смуглое натренированное тело, блестящее от воды после душа. Стекая по рельефам груди и живота, капли впитываются в махровое полотенце, низко повязанное на мужских бедрах.
Ризван входит в комнату, оставляя на полу мокрые следы, и прямиком движется на меня. Как пиратский корабль, планирующий захватить королевский галеон.
Обняв меня, вжимает в себя и ноздрями втягивает запах моих волос, одержимо прикрыв глаза.
— Ри-и-из, — посмеиваюсь я, выбираясь из его тисков, — опоздаем же.
— Ничего страшного. Доминика отличная няня. Тем более, у нее есть помощники. Тимур и Олег неплохо справляются с задачей старших братьев.
Не знаю, как хорошо справляются с нашей годовалой дочкой ее пятилетние братья, но я, как мать, стала больше времени проводить с мужем, чем с детьми. И меня чуточку мучает совесть. У нас прекрасные дети. Няня их просто обожает. Но это няня, а не мама. Я же либо посвящаю себя мужу, либо нашему бизнесу. Уж очень не хочется упустить момент, когда дела идут в гору. Клиенты и партнеры нас уважают, прибыль растет. Если сейчас расслабиться, можно лишиться многих возможностей. А для троих детей хочется построить лучшее будущее.
— Гости приедут только через два часа, — напоминает Ризван, разворачивая меня к себе и сметая со столика мою косметику.
Я откидываюсь назад, коленом упершись в его тугой живот.
— Риз, я не хочу встречать их впопыхах.
— Пусть знают, как мы счастливы. — Он нагло запускает руку за мою спину и, щелкнув застежкой лифчика, сдергивает его с меня, отправив куда-то в угол комнаты.
Я качаю головой, засмеявшись. Его не переубедить. Он хочет меня постоянно. Днем, ночью, дома, на работе, в ресторане, в самолете. Где бы ни находились, он обязательно поставит свою невидимую метку.
Усадив меня на столик, сминает ладонями груди и, склонившись, осыпает их поцелуями. По мне разбегаются мурашки. Щетина приятно колет, пробуждая самые чувствительные точки. Горячий влажный язык, рисующий круги у сосков, возвышает меня где-то над облаками. Ризван всегда умел возбуждать. Устала я, или просто не в настроении: один его поцелуй, взгляд, голос, прикосновения — и я уже полыхаю от желания.
Проведя языком обжигающую дорожку от груди к моему подбородку, он хватает меня за горло и впивается поцелуем в мои губы. Я же тяну край его полотенца, бросаю к его ногам и рукой захватываю возбужденный член. Его боевая готовность вызывает у меня жажду. Я дрожу от нетерпения, пока Ризван разрывает мои трусики и, развернув меня, загибает раком. Грудью придавливает к столику. Поджигает наше отражение в зеркале взглядом, наматывая мои волосы на свой огромный кулак.
Коленом дерзко разводит мои ноги в стороны и одним мощным толчком вбивается в меня до самого основания. Рычит сквозь зубы, сминая пальцами мое бедро. До сладкой боли и красных пятен. Скребет по изгибам моего тела. Роняет на мою спину капли воды и пота. Давит на поясницу, выставляя мою попу на свое обозрение. Подушечкой большого пальца массирует тугое колечко ануса, вторгаясь в меня снова и снова. С диким остервенением и влажными звуками шлепков.
Плюнув на ладонь, смазывает и проталкивает в мой анус палец. Трахает меня до протяжных всхлипов. Так, как нравится мне. Нам обоим. Грубо, грязно. Чтобы меня трясло и ноги отстегивались от кайфа. Чтобы крышу срывало.
Я сворачиваю в комочек свои рваные трусики и затыкаю ими рот, заглушая крик своего удовольствия. Толкаюсь навстречу Ризвану, расшатывая столик. Очередной. Два других быстро пришли в негодность от нашей страсти.
Смотрю в его лицо в отражении. Он поедает меня глазами. С каждым днем становясь все голоднее. Наши чувства ничуть не притупляются и не угасают. Они растут, взрослеют вместе с нами, обрастая новыми желаниями и пороками.
Я извиваюсь. Во мне будто чиркают сотни спичек. Они жалят, оставляя рубцы, которые быстро зарастают и требуют еще той ласковой муки.
Ризван заводит мои руки за спину, скрещивает их на пояснице и ускоряется. Долбит. Рычит. Сводит меня с ума. Раз за разом напоминая, как мне с ним повезло. Уж гуглить, какова средняя продолжительность мужской эрекции мне не приходится. Я чаще кончаю еще раньше Ризвана. А на пятый раз в сутки и вовсе хочется спрятаться подальше.
Он на руках относит меня в ванную и моет под душем после того, как кончает. Пальцами ласкает мои набухшие, пульсирующие складки, кусая мои губы.
Я висну на нем, наслаждаясь этим нежным десертом.
— Люблю тебя, Риз, — шепчу ему в губы.
К гостям мы выходим, к счастью, не растрепанными. Когда все собираются, мы уже успеваем перевести дух и одеться. Мне дарят много цветов. Детскую буквально заваливают игрушками. А Рашидовы, семья еще безумнее нашей, дарят нашей дочке спорткар.
— Ей всего год, Камиль! — ахаю я, держа на руках нашу доченьку Ризу в нарядном кукольном платьице.
— У нее есть отец. Пусть катает, — оправдывает свой щедрый подарок наш друг.
— Мам, мам, там какая-то тетя приехала, — дергает меня Олежек.
— Какая тетя? — Я обвожу всех гостей взглядом. За столом собрались те, кого мы пригласили. Все до единого. Никто не опоздал.
— Я разберусь. — Ризван целует меня в щеку и, встав из-за стола, берет мальчишек за руки.
Они пересекают сад и уходят. А у меня сердце не на месте. Что еще за тетя заявилась на первый день рождения нашей доченьки?
Заметив, что гости заняты своими разговорами, а дети играют и танцуют, я украдкой оставляю их и отправляюсь вслед за мужем. Сердце трепыхается. Нутром чую, что в мой дом ворвалось какое-то прошлое. Снова. Внезапно. Без приглашения.
Выхожу во двор и вижу у ворот свою свекровь. Утирая слезы, она просит у Ризвана прощение. Гладит наших сыновей. Молит не прогонять ее и дать ей право побыть бабушкой.
— Мы научились жить без вас, — грубо отшивает ее Ризван. — Уходи, откуда пришла. Я не пожертвую своей семьей ради тебя. Уже нет.
— Ризван… Я сожалею, — всхлипывает она. — Очень сожалею.
— Как, по-твоему, я должен ввести тебя в свой дом? — звереет он. — Как объясню это Роксане? Она была со мной в самые тяжелые времена. Мы пережили такое, что тебе и не снилось! Пока ты принимала сочувствие наших братьев, мы дерьмо ложками хлебали. И никто — ни ты, ни Ильяс — не попытались с нами связаться, узнать, как мы. Только Рашидов протянул нам руку помощи. Помог не затеряться в этом огромном чужом мире.