— Тук-тук, пташка! — Малик стучит ключами по решетке и отворяет ее.
Противный скрип заржавевших петель вытягивает меня в струну. Укутанная в плащ, я все равно замерзла. Оттого дрожу. Но тем самым лишь дразню ухмыляющихся здоровяков. Малик привел с собой троих. Ризвана нет. А по рожам этих уродов я понимаю, что их появление не сулит мне ничего хорошего.
Отшагиваю к стене. Рукой шарю по швам промеж камней, пока эти вонючие обезьяны в кожаных куртках заполоняют клетку. Выискиваю шпильку и сжимаю ее в кулаке.
— Босс велел раздуплить тебя, — как бы между прочим поясняет мне Малик, оставшись по ту сторону решетки. — Не брыкайся — и твое наказание пройдет безболезненно. Даже удовольствие получишь.
Скалящиеся морды начинают снимать куртки и расстегивать ремни брюк, а у меня леденеют пальцы.
Слово мужчины… Мужчина нашелся! Только и может, что свою силу и власть перед слабыми демонстрировать. Какая же сволочь! Он не отпустит меня, какие бы гарантии я ему ни дала. Будет издеваться, пока не сдохну от мук.
Опять меня душат слезы. Отворачиваюсь. Трясущимися пальцами крепко сжимаю шпильку, решив использовать ее как оружие. Пусть меня лучше убьют, чем я добровольно сдамся.
— Давай на колени, — слышу смешок за спиной. — Покажи нам, насколько у тебя грязный ротик.
Ага, сейчас покажу.
Сглотнув, оборачиваюсь и медленно опускаюсь на колени перед дрочащими ублюдками. Их вообще ничего не смущает, а Малик тупо зависает в своем телефоне, будто тут происходит что-то само собой разумеющееся.
Вся троица приближается ко мне голодными шакалами. У меня живот скручивается плотным узлом. В нос ударяет запах пота. Мной овладевает тошнота. И если бы не пустой желудок, я обблевала бы ботинки этих подонков.
В тот самый момент, когда из пустого коридора доносятся тяжелые шаги, а широкая ладонь ложится на мой затылок в намерении притянуть мой рот к члену, я со всей силы вгоняю шпильку под волосатую мошонку.
Заревев раненым зверем, громила сгибается пополам и пятится назад. Еще один отскакивает от меня, как от огня, а третий с размаху врезает мне по лицу.
Меня отшвыривает в сторону. Прикладываюсь головой о стену, и в ушах возникает пронзительный звон. Перед глазами плывет. Щеку жжет. Касаюсь ее ладонью и, отняв, вижу кровь. Не понимаю, у меня разбита губа, нос или щека. Голова гудит. С трудом соображаю, что происходит в клетке. Размытые силуэты мелькают туда-сюда.
Тот, которому я воткнула шпильку, стоит на коленях под лужей собственной крови. Еще один с Маликом по ту сторону решетки, а третий впечатался в стену напротив.
— Ризван, я не хотел! Все слишком быстро произошло… Ты же сам сказал наказать ее до конца…
Громкий выстрел окончательно оглушает меня. Сквозь заволакивающий все вокруг туман вижу, как на стену брызгает кровь, а потом по ней медленно стекает тело здоровяка. Он падает у ног Ризвана. В руке того пистолет. Она безвольно повисает вдоль туловища, и Ризван оборачивается через плечо.
Смотрит на меня. Зло. Гневно. Колко. Возбужденно.
Лениво оборачиваясь, убирает пистолет за ремень и подходит ко мне, каждым шагом поднимая пыль с пола. Кажется, каменные стены подвала до сих пор вибрируют эхом выстрела. Металлическая решетка гудит. Воздух звенит. У меня перед глазами плывут красные круги, сквозь которые я вижу склонившегося Ризвана. Он заглядывает в мое лицо, берет меня за руку, тянет на себя, подхватывает за талию и закидывает на свое плечо.
— Отныне на эту дырку эмбарго! — заявляет он, а я, повиснув на нем, вмиг отключаюсь.
Глава 5
Меня будит коварно заползающий в нос запах нашатыря. Горький. Будоражащий. Кислотно-ядовитый. Мне требуется минута, чтобы сфокусировать зрение на потолке. Он красивый. Каменный. С большим квадратным зеркалом над широкой кроватью, на которой я лежу, распластавшись.
Шелковая постель отливает золотом на кроваво-красном цвете. Это свет торшеров создает иллюзию рассыпчатой пыльцы на ткани.
Перед глазами все еще плывет. Я с трудом различаю силуэт женщины в униформе, что прикладывает к моей щеке что-то холодное. С еще большим трудом разглядываю картины на стенах, напольную вазу — настоящий артефакт, дубовый письменный стол с лава-лампой, широкое кресло, камин, в котором потрескивают дрова. Оттуда тянется жар — согревающий, убаюкивающий.
— Сколько пальцев вы видите? — спрашивает у меня женщина, мелькнув перед моим лицом рукой.
— Три, — отвечаю хрипло.
Она поворачивается через плечо и кивает.
— Иди! — велит ей Ризван.
Женщина кладет мою ладонь поверх пакета со льдом на моей щеке, встает, копошится с подносом и уходит. Как только за ней захлопывается дверь, Ризван грузно поднимается с кресла.
В его карих глазах отражается каминный огонь. Будто черти жонглируют факелами. Угловатые черты лица очерчиваются тенями, делая его еще более пугающим в своей агрессивной красоте.
Ленивым шагом он подходит к изножью кровати и останавливается, широко расставив ноги и продемонстрировав мне пистолет. Оружие сверкает сталью, когда Ризван проводит пальцем вдоль ствола.
— Суток не прошло, как ты в моем доме, — начинает он. Пока без намека на враждебность. — А я уже из-за тебя убил своего человека.
От воспоминаний у меня внутри все сжимается. Он действительно хладнокровно и бездумно застрелил парня, которому лично велел изнасиловать меня. Ризван не просто опасен. Он сумасшедший. Никогда не знаешь, что придет ему в голову в следующий момент.
— Я сожалею, — произношу я и морщусь от пульсирующей боли в виске.
Тот парень, что получил за меня пулю, хорошо приложил мне слева.
— Еще один с кровопотерей отправлен в больницу. Предполагаю, с хреновиной он распрощается.
Теперь я морщусь от грязных словечек, столь любимых Ризваном. Он и правда человек-загадка. Смотришь и видишь солидного мужчину, джентльмена. Начинаешь с ним разговаривать — вполне адекватный, воспитанный. Но малейшее раздражение — и он превращается в монстра, ублюдка, машину-убийцу.
— Как ты будешь восполнять мою потерю?
— Потерю члена твоего человека? Вы были любовниками? — осмеливаюсь сыронизировать я.
Ризван стискивает зубы. Делает шаг в сторону, медленно обходит кровать и коленом упирается в матрас. Потянув за край одеяла, стягивает его с меня, любуясь, как ткань ползет по изгибам моего тела, описывает их, обнажает. Откидывает одеяло в сторону, и я, бросив пакет со льдом, машинально прикрываю себя руками.
Глубоко вздохнув, Ризван ведет дулом холодного пистолета по моему животу, спускается к лобку, огибает его и утыкается промеж ног.
Меня пронзает молнией, и наши взгляды встречаются. Мой — растерянный, испуганный. И его — хищный, кровожадный.
Щелкнув откуда-то взявшимся складным ножом, он неторопливо заносит лезвие под резинку моих трусиков и разрезает ее легким жестом. То же самое проделывает с другой стороны и откидывает нож на другой край кровати. Мое белье летит на пол.
Свободной рукой Ризван упирается в подушку у моей головы, а пистолетом в другой разводит мои бедра. При этом он пристально смотрит мне в глаза. Упивается страхом в них, трепетом. Насыщается. Ловит дешевый, гадкий кайф.
— Тебя когда-нибудь трахали стволом? — спрашивает хрипло, как-то утробно.
Господи, неужели у меня на лице не написан ответ? Или я похожа на потаскушку с трассы?
Дуло упирается прямо в мою вагину, отчего я напрягаюсь. Сама мысль, что Ризван пытается вогнать в меня очевидно заряженный пистолет, сводит судорогой тело и разум.
— Без резинки нет, — выдыхаю я, хватаясь за любую возможность затормозить его.
Уголок его губ приподнимается. Возле глаз собираются морщинки. Смеется надо мной. Издевается.
Чувствую, как пистолет медленно входит в меня. Туго. Жестко. Я ведь совсем сухая.
— Не хочешь его? — шепчет Ризван.
— Не сейчас. Голова болит.
Раз ему нравятся игры, я буду подыгрывать.
Он чуть склоняет голову. Изучает меня взглядом. Сканирует. Решает головоломку. Ищет подвох.
— Тогда, может, отсосешь ему? — Он вынимает из меня пистолет и подносит к моему лицу. Проводит нагретым дулом по моей щеке и склоняется еще ниже. — Он зрелищно кончает.
Псих. Самый настоящий. И глаза бесноватые. Озабоченный извращенец. Малой кровью не отделывается.
Нет, его нельзя в полицию. Откупится. Его только смерть остановит.
Я шарю рукой в поисках пакета со льдом, чуть приподнимаю голову и вижу блестящее лезвие ножа. Если перевернусь и сяду, то дотянусь до него. Ризван даже понять ничего не успеет, как вгоню в его шею.
— Я настоящие члены люблю, — отвечаю, отодвигая от себя пакет. — Мужские. Огромные. С крупными яйцами.
Он скалится, обнажив белоснежные клыки. Будто ждал этого ответа. Когда сама призову его. Невольно позволю трахнуть меня.
Подхватывает меня за талию, пистолетом больно упершись в ребра, заваливается на кровать и усаживает меня сверху.
Нож оказывается совсем рядом. Не думая, кидаюсь за ним, хватаюсь за рукоять и подношу к шее Ризвана. В этот же момент дуло пистолета упирается в мой лоб.
Мой хозяин улыбается еще шире. В его глазах загорается пляшущий в опиумном танце блеск.
— Как думаешь, — произносит он, — что быстрее? Нож в твоей руке или пушка в моей?
Не позволив мне опомниться, он скидывает меня с себя и нависает сверху, придавив своим массивным телом. Горой твердых, жестких мышц. Ядерной энергетикой. Жаром, поджигающим меня грудью.
Я словно спичка в его власти. Чирк — и вспыхнула, истлела, превратилась в пепел. Его не останавливает даже мелкий порез, что я невольно оставила на его шее лезвием в дрогнувшей руке.
Накал, что повышается между нами градусом, заполняет всю комнату вибрирующим напряжением. Оно горячее, весомое, сводящее с ума.
Пекло. Самое настоящее. И щека уже не болит. Потому что я смотрю на капельку медленно стекающей по кадыку крови и вижу, как проносится жизнь перед глазами.
Нет, не так-то просто убить человека. Даже если он монстр. И дело не в робости или слабости, а в том, что ты-то не такая! Я не могу отнять жизнь, вопреки тому, что фактически стою перед выбором: либо я, либо меня.