Секретарше поднесли под нос нашатырь, привели в чувство. Женщину сотрясали рыдания. Видимо, с покойником ее связывало нечто большее, чем служебные отношения. Хотя и меньшее, чем совместная работа на ЦРУ, – типаж был не тот. Она сообщила, что вечером Игорь Евгеньевич на работе не задержался, покинул кабинет в шесть часов (его ждал Паттерсон у Ботанического сада). Никаких отклонений в поведении не было – казался немного озабоченным, но не более того. Улыбнулся перед уходом, пошутил, оценил новую кофточку (мог бы и утром оценить, для кого старалась?) Но сегодня явился – как подменили. Бледный, согбенный, слова не вытянешь. Смотрел в пространство с непередаваемой скорбью. «Дома что, Игорь Евгеньевич?» – спросила секретарша. Он не понимал, что она спрашивает, потом поставил в известность, что его ни для кого нет, закрылся в кабинете. Она было сунулась с рабочим вопросом, но он так посмотрел… Потом этот выстрел… То, что Полякова пришли арестовывать, до нее, похоже, не доходило.
Посторонних на этаж не пускали. Прибыли санитары, увезли тело. Но слухи поползли, утаить очевидное было невозможно. Сослуживцы гадали, что это могло быть: неурядицы в семейной жизни, третья стадия рака, вызывающая боли, которые подполковник не мог выносить? В любом случае его поджидало место на одном из лучших кладбищ столицы, чувственные речи коллег, вечная память в умах и сердцах. Слухи о его предательстве не должны были просочиться.
Следственная группа пребывала в растерянности. План дальнейших мероприятий не просматривался. Генерал-майор Беликов свою вину в случившемся не признал и умыл руки. Группа Кольцова выполнила возложенную на нее задачу: выявила «крота» в 3-м управлении. Враги в других структурах волновали генерала в меньшей степени. Полковник Рылеев убыл за инструкциями и пока ничего дельного не сообщил.
После обеда Кольцов со своими сотрудниками навестил безутешную вдову. Проживал подполковник в Столешниковом переулке, недалеко от нового здания Института марксизма-ленинизма. Дом с оригинальной архитектурой строился еще при царе. Безразмерная квартира на третьем этаже перешла к Полякову от отца – важного чина в системе НКВД, чудом избежавшего репрессий. Интерьеры позолотой не блистали, но мебель была заграничная, пол устилал паркет.
В квартире находилась убитая горем супруга – болезненно худая блондинка с вытянутым лицом. О смерти мужа ей сообщили три часа назад. Детей, по счастью, мама забрала еще позавчера. Женщина сидела на кухне за барной стойкой, тянула из бокала виски и бессмысленно смотрела в стену. Махнула рукой: садитесь куда-нибудь. Пьяной она не казалась, но в движениях чувствовалась заторможенность.
– Выпейте, если хотите, – пробормотала женщина. – Здесь такой бар, на пятилетку хватит.
– Спасибо, Ирина Яковлевна, мы на службе. Примите соболезнования.
– Как он умер? – блондинка повернулась.
– Самоубийство. – Смысла утаивать подробности не было. Самый близкий человек должен был знать правду. Женщина побледнела еще больше, стиснула граненый бокал с золотистым содержимым. Присутствующие тактично молчали. На подоконнике сиротливо лежал детский вертолет с механизмом-«дрыгалкой» для запуска – игрушка сыновей. Вадик Москвин разглядывал ее исподлобья: видимо, пытался сообразить, куда уходит детство.
– Какой ужас, – прошептала Ирина Яковлевна. – Когда я смогу его увидеть?
– Это не к нам, извините, медики скажут. Можете ответить на несколько вопросов, Ирина Яковлевна, или вам нужно время, чтобы прийти в себя?
– Конечно, спрашивайте, зачем я буду вас гонять лишний раз? Все же понимаю…
Судя по всему, муж не посвящал ее в свои дела. Иначе она вела бы себя по-другому. Потеря близкого человека выбила из колеи, начиналась апатия.
– Вы работаете, Ирина Яковлевна?
– Нет… – она помедлила. – Раньше работала инженером по системам автоматизированного управления… Когда родился первенец Володя, по настоянию Игоря ушла с работы, занималась домашним хозяйством, растила ребенка… Когда родился Сережа, все планы по возвращению на работу пришлось свернуть… В этом не было необходимости, Игорь нас полностью обеспечивал… Вы точно не хотите выпить?
– Мы бы с удовольствием, Ирина Яковлевна. Но не положено. – Михаил строго покосился на Вишневского – нашел время облизываться. – Вспомните, как вел себя Игорь Евгеньевич вчера и сегодня.
– Он сделал что-то незаконное? – женщина вздрогнула, стала вглядываться в лица присутствующих, словно только сейчас их заметила.
– Ни в коем случае, – успокоил Михаил. – Но мы должны выяснить, что толкнуло его на такой шаг.
Большой любви там, похоже, не осталось. Игорь Евгеньевич был далеко не образец супружеской верности, супруга это подозревала. Просто не хотела ничего знать. В любом случае, потеря кормильца – тяжелый удар. Где теперь возьмешь второго такого: надежного, представительного, работающего на ответственной должности в самом грозном ведомстве страны?
Поведение мужа стало меняться месяца два назад. Он стал задумчивым, нервным, вздрагивал от посторонних звуков. Грешила на новый адюльтер, но вроде не похоже: зарплату приносил в полном объеме, даже больше, нательное белье менял не чаще обычного. Иногда был нормальным, иногда погружался в оцепенение или мог вспыхнуть словно спичка.
Вчера утром ушел на работу абсолютно нормальный. И вернулся нормальный – правда, поздно и уставший. Сослался на внеурочную работу. Духами от него не пахло, пятен от помады не было. Ирина приготовила ужин, накормила мужа. Пока не зазвонил телефон в прихожей, все было обычно.
«Паттерсон», – догадался Кольцов.
Игорь Евгеньевич закрылся в коридоре, взял трубку. Больше, правда, молчал. Ирина Яковлевна даже не подслушивала. Окончив разговор, Поляков вернулся в гостиную – бледный как привидение. На вопрос «что случилось?» только отмахнулся. Заперся на кухне, кружками пил кофе, пару раз звякнуло богемское стекло. С женой он при этом практически не разговаривал. Вышел из кухни, шатался по квартире сомнамбулой. Супруга снова что-то сказала – он наорал на нее. Потом опять закрылся в прихожей, кому-то звонил. Говорил приглушенно, но пару раз звучало имя «Наталья Прокопьевна». Голос мужа срывался, он что-то взволнованно частил. Ирина Яковлевна обиделась и ушла спать. Пришел муж, лег рядом.
«Дура, – прошипел он. – Это по работе, а не то, что ты подумала».
Будучи безвольной и мягкотелой, Ирина Яковлевна решила помириться, но муж отвернулся. Ночью она спала чутко – слышала, как Поляков ходил туда-сюда, пахло табаком. Когда она проснулась, рассвет уже серебрил крыши домов в Столешниковом переулке. Полуодетый супруг стоял неподвижно у окна, затянутого тюлем, смотрел вниз.
«Заметил слежку за домом, – предположил Кольцов. – И потерял последнюю надежду».
Уходил на работу какой-то обмякший, понурый, надел один из лучших костюмов. Посмотрел на супругу с грустью, сделал попытку улыбнуться. А через два часа ей сообщили страшную новость…
Работали по горячим следам. Преступники нервничали, действовали не по протоколу, и это давало шанс. Раскалились телефоны, отправлялись гонцы по отделам кадров определенных учреждений и организаций.
Результат появился к вечеру, после того как перебрали тысячи персоналий. Помогло не очень распространенное отчество. Наталья Прокопьевна Гончарова – майор Советской армии, служила в центральном аппарате 12-го Главного управления Министерства обороны СССР. Солдат в атаку не водила, занимала канцелярскую должность в режимном отделе. Похоже, генерал Беликов и здесь не ошибся – 12-е управление МО было в деле.
Это был настоящий монстр – столп ядерной безопасности Советского Союза, отвечающий за ядерно-техническое обеспечение и безопасность. В секретных воинских частях, разбросанных по стране, осуществлялась сборка ядерных боеприпасов, их хранение, обслуживание. Из этих частей боеприпасы доставлялись в секретные части ракетных войск стратегического назначения, несущие боевое дежурство. Для работы управления были задействованы огромные материальные и человеческие ресурсы. Цепочка вырисовывалась очевидная: Минсредмаш – 12-е ГУ МО – военная контрразведка (читай – 3-е управление КГБ). И везде у потенциального противника были свои люди. Не удивительно, что секретная информация уходила на Запад эшелонами…
– Наталья Гончарова? – удивился Вишневский, листая личное дело. – Вы серьезно? Александр Сергеевич ничего там в гробу?..
Звучное имя фигурантки дополняла яркая внешность. С фотографии смотрела привлекательная особа тридцати семи лет – немного скуластая, с умными глазами. Коренная москвичка, выпускница физико-технического института, поступила на военную службу одиннадцать лет назад. Приличная семья. Что с ней было не так? По работе связана с шифрованием секретных данных, проходящих через структуры управления.
Замуж выскочила рано, рано и развелась. Детей нет – все силы и нервы отдавала любимой работе на благо социалистического Отечества. Член партии, морально устойчива, нетерпима к врагам Советского государства. Взысканий нет – сплошные поощрения, грамоты, награды.
Михаил недоверчиво разглядывал миловидное лицо, пытаясь отыскать в нем что-то вражеское. Потом раздраженно захлопнул папку.
– Что смотрим и глазам не верим? – он вскинулся на впечатленного Вишневского. – Связаться с телефонной станцией, выяснить, был ли вчера звонок из квартиры Полякова на квартиру Гончаровой.
Выяснили быстро. Звонок был. Примерно в то время, о котором говорила Ирина Яковлевна. Или это ничего не значило? Поляков, расстроенный новостью, поступившей от Паттерсона, мог позвонить старой любовнице – просто чтобы отвлечься. Или нет? Конечно, нет, глупо и неуместно. Наталью Прокопьевну надо брать, не ждать, пока она пойдет по стопам своих предшественников.
Рылеев не возражал. Вопрос следовало утрясти с руководством 12-го управления Минобороны, а это значит, что возникал риск утечки.
– Перебор, майор, – поморщился полковник, – у тебя шпиономания. Будь осторожен, эта штука заразная. В руководстве 12-го управления шпионов нет.