– Развлеклись, товарищ майор, потратили казенный бензин? – проворчал Швец. – Ну, теперь работа просто галопом помчится…
– Не завидуй, – отрезал Михаил, падая на стул. Устал он в этот день изрядно. Не сказать, что прокатился зря – остались кое-какие впечатления.
– Дежурный из батальона звонил, – сказал Игнатов. – Хотели тебя арестовать. Этот парень, кстати, прав: мог бы предупредить, что хочешь погулять по батальону. Не любят там нашего брата. Так и ждут какой-нибудь пакости.
– Не будет оснований – не будет и пакости, – уверил Михаил. – Что с успехами?
– Ничего, – вздохнул Вишневский. – Работать будем долго, трудно и мучительно. Пока отобрали восемь кандидатур – самые компетентные и значимые фигуры с технической территории. Инженерно-технический персонал, все военнослужащие в звании от майора до полковника. Начальники цехов, производственных линий, отделов материально-технического обеспечения и безопасности. Есть завсклады…
– Товароведы, – пошутил Швец. – Завтра список расширится, мы просмотрели только сотню дел. Если составите компанию, работа пойдет веселее.
– Что по почерку на конверте? – Михаил повернулся к Игнатову.
– Люди работают. Пока результата нет. Трудность заключается в том, что нельзя действовать грубо, чтобы не спугнуть. Есть список женщин, проживающих в Заречье. Почерк не принадлежит подростку. Нужно проверять всех женщин от восемнадцати… до конца. Таковых больше трехсот, не удивляйтесь. Исключать нельзя никого – даже пенсионерок, которых, кстати, немного. Женщин-военнослужащих проверить несложно – они пишут рапорты, докладные записки и тому подобное. Тут главное – без рекламы. С гражданскими, особенно с молодыми мамами, куда сложнее. Многие из них вообще не работают, сидят на шее у мужей. Где добыть образцы их почерка? Придется проявлять фантазию и, опять же, не засветиться. А гражданские объекты – школа, больница, детский сад, магазины? Даже не рассчитывай на быстрый результат, Михаил Андреевич. Все, достаточно на сегодня, а то скоро шарики за ролики закатятся. – Игнатов посмотрел на часы. – Двигайте в столовую, она пока работает, и домой, отдыхать. Я тоже пойду, жена заждалась. Она, конечно, привычная, но однажды может рвануть… Да, забыл сказать, Михаил Андреевич, получено разрешение, завтра с утра едем на техническую территорию. А то, чую, не успокоишься, пока не сунешься в наше пекло…
Кормили в столовой более-менее, но привкус во рту остался. Сотрудники оказались умнее – купили в местной кулинарии котлеты-полуфабрикаты и убежали жарить их самостоятельно.
– Ума не приложу, когда это я вырос? – удивлялся Вишневский, прощаясь с начальником.
Михаил в одиночестве доехал до третьей линии. Единственное место у подъезда было занято подержанной «буханкой». Пришлось огибать дом, бросать машину на пустыре и пешком возвращаться.
Небо темнело. Там, где зашло солнце, переливались огненные полосы. Он постоял под деревом, миновал бойлерную, побитую временем и социалистическим хозяйствованием. Из кладки вываливались кирпичи, рубероид, залитый гудроном, порвался и вздулся. Детская площадка пустовала, всех малышей развели по кроватям.
В квартире на первом этаже ругались мужчина и женщина – еще и окно открыли, чтобы соседи лучше слышали. Вникать в местечковые дрязги не хотелось – майор прошел мимо.
– Я видел, как ты, гадюка, на него смотрела! – рычал мужик. – Ну, подожди, радость моя пучеглазая, когда-нибудь досмотришься…
Опасные интриги и адюльтеры были неизбежной составляющей подобных городков. Чем еще заняться?
На лавочке у подъезда сидел ушастый паренек с погонами старшего лейтенанта, курил с печалью во взгляде. Очевидно, комвзвода Гончаренко – счастливый отец и муж девушки, любящей оглядываться на чужих мужчин. Начал было подниматься, чтобы приветствовать старшего по званию, но Кольцов отмахнулся – сиди уж. Вошел в прохладный подъезд, освещенный единственной лампочкой…
Посторонние квартиру не посещали (что было бы странно). Он рухнул в колченогое кресло, бросил на диван фуражку, провалился в забытье. Подавляющее большинство советских граждан мысли о работе оставляли на работе. Майор был не такой. Мысли о работе путешествовали вместе с ним, и когда он впадал в состояние покоя, пухли, как дрожжевое тесто.
Привкус ужина во рту остался, пришлось перебить его холодной заваркой. Курение, душ, снова курение – процедуры отработанные. Отсутствие балкона начинало злить – почему именно в этой части дома их забыли поставить? Что за подлый архитектурный прием?
На месте не сиделось: он блуждал из кухни в ванную, из прихожей в комнату. Включил телевизор, терпеливо дождался, пока пропадут полосы. Снова вечер с Леонидом Ильичом? Угадал, выдающийся политический деятель современности невнятно вещал с трибуны. Принятие «Продовольственной программы» было в самом разгаре, назревали эпохальные события. Замерли в тревожном ожидании советские граждане. Мелькнула мысль: где будем хлеб покупать, если в США коммунизм построят?
Несколько минут Михаил честно пытался вникнуть в происходящее. Брежнева было жаль – в принципе не старый, и не такие древности заседали в Политбюро. Что с ним случилось? Долго будут мучить неплохого, в сущности, человека? Он же не понимает, о чем говорит! Помнит хоть, что является лидером международного коммунистического движения? А еще большим писателем: закопать на целине, присыпать малой землей, чтобы не было возрождения…
Каким-то злым он становился. Собственные мысли порой пугали. Прикрыл глаза, стал успокаиваться. Потянулся к ящику, переключил программу. Потрясающе! На втором канале начинался мультик про Малыша и Карлсона – одно из любимых зрелищ советских детей и их родителей. Михаил устроился в кресле и посмотрел с удовольствием. А также продолжение – «Карлсон вернулся». Помимо эстетического удовольствия – масса полезных знаний: как грамотно прятаться, вести конспирацию, опять же использование малых летательных аппаратов…
Ночью ворочался, долго не мог уснуть. Сотрудники наверху топали, как слоны, – чем они там занимались? За стенкой плакал ребенок – жалобно, надрывно. Сон наступал и тут же откатывался, воспоминания сменялись видениями…
Глава девятая
Солнце выглянуло из-за леса, ударило ярким светом. Михаил поморщился, опустил козырек, висящий над лобовым стеклом. Завозился Игнатов, сидевший рядом на пассажирском сиденье, вынул пачку «Севера», стал разминать папиросу.
– Ты эстет, Виктор Петрович, – хмыкнул Михаил. – Зарплаты не хватает на приличное курево?
– Это и есть приличное курево, – проворчал спутник. – А зарплаты хватает только на то, чтобы всю отдать жене. А она уж решает, сколько мне на курево, сколько – ей на шубу…
– Зимой в шубах ходите? – удивился Кольцов. – Я наивно считал, что здесь мягкий климат, и зимой может понадобиться только куртка.
– Может, и так, – пожал плечами Игнатов. – Куртка так куртка. Только жена мне горло перегрызет за эту куртку. В Полесье повышенная влажность. Температура нормальная, ниже минус десяти зимой не бывает. Но ниже и не надо. При минус двух солдатам на посты выдают тулупы – из плотной овчины, до пят. И то подпрыгивают, мерзнут, ждут конца смены, а потом в караулке отогреваются. Ездил я по молодости в Якутию, так там минус пятьдесят легче перенести, чем здесь минус пять. Может, утрирую, но близко к истине. Зимой просто гибель, хотя бывает, что снега нет и в декабре. Приезжай зимой, погостишь, с женой познакомлю.
– Нет уж, лучше вы к нам. – Михаил поежился.
– А скоро комары пойдут, мухи, прочая гнусь, – развивал тему Игнатов. – Пока ничего, так – отдельные проявления. Болота лишь недавно ожили, куколки еще формируются. Начнут нас кушать со дня на день – белугой взвоешь и о зиме размечтаешься. Хозяйки запасы ванили еще зимой делают – нормальную дэту в магазине не купишь, вонючая больно, и толку от нее нет. Вот и приходят на выручку народные средства. Так что смотри, Михаил Андреевич, не затягивай со своим расследованием, а то хлебнете наших природных прелестей.
– Это ты деликатно намекаешь, что пора и честь знать? – усмехнулся Михаил. – А ты помоги, Виктор Петрович, если хочешь от нас избавиться. Чего сидим, пошли работать.
– Подожди, – поморщился Игнатов. – Видишь, автобусы подходят? Толпа пойдет.
Машина стояла у кромки леса. За спиной остались ворота батальона, по курсу был КПП технической территории. Несколько минут назад прибыли два автобуса, высадили пассажиров, развернулись и покатили обратно. Народ потолкался у поста и потянулся внутрь. Начинался рабочий день. Гудели двигатели, подходила новая партия. Автобусы, полные людей, проехали мимо, встали у проходной. Выгружался персонал – несколько человек в штатском, остальные в форме. Попадались и женщины – одна так вовсе с погонами майора. Кто-то закуривал, делал остановку, остальные сразу направлялись к проходной.
– Никакого порядка, – вздохнул Игнатов. – Сплошная анархия, прапорщики с полковниками на «ты», а после работы выпивают по-приятельски. Гражданские почему-то в форме. Зато у них мозги, знания, колоссальный опыт. Ты даже не представляешь, что тут, под землей, происходит, какие решения рождаются. За это им любая анархия прощается…
У КПП образовалась очередь: медленно продвигалась. Шли по одному, предъявляя пропуска, за воротами разбегались по рабочим местам. Разворачивались пустые автобусы, чтобы снова направиться в городок.
– Десять минут ждем и заходим. – Игнатов зевнул и закрыл глаза.
Когда у будки появились «проверяющие», народ уже схлынул, над КПП висела тишина. Дежурные приступали к чаепитию. Появление еще двоих посетителей вызвало недовольные взгляды. Игнатова знали, пропустили без вопросов. Бумаги Кольцова изучали всем составом, чесали затылки. Популярное «это со мной» в данной ситуации не работало.
В конце концов. все закончилось благополучно, турникет открылся. Вглубь леса уводила щебеночная аллея, от нее, как ветки от ствола, разбегались дорожки. Лес был смешанный – хвойники, осины, березы, вездесущие рябина и шиповник – не сказать, что очень плотный. В разное время здесь рубили деревья – пеньки зарастали зеленой порослью. Дорожка петляла между деревьями, углублялась в лес. На первый взгляд, ничего особенного, лес как лес, дорожки, холмы, заросшие кустарником.