Так что, если вы не приверженец дидактизма, вот вам хорошая новость: мы движемся по пути прогресса и избавления от средневековых феодально-религиозно-патриархальных иерархий в пользу радостей литературы.
А плохая новость – в том, что все немного не совсем так.
Со времен изобретения печатного станка детская литература была и остается полем битвы между теми, кто хочет разъяснять детям, что и как им делать, и теми, кто хочет рассказывать детям истории. Существовали, причем с самого начала, и развлекательные книги для детей. Возможно, первой детской книгой на английском языке была The Friar and the Boy[40] – своего рода средневековый Роальд Даль: ребенок находит волшебный талисман и с его помощью управляет поведением нехороших взрослых, так что с ними происходят постыдные вещи – например, они ни с того ни с сего начинают пукать или разучиваются танцевать.
Впрочем, всякий, кто покупает детям книги, знает, что дидактические традиции по-прежнему сильны. За двадцать лет, что я пишу и публикую книги для детей, предпочтения общества несколько раз склонялись то в одну, то в другую сторону. И я вынужден констатировать, что именно сегодня позиции дидактизма в детской литературе укрепились больше, чем когда-либо на моей памяти.
Прямо сейчас в Соединенных Штатах все всех учат доброте. Причин достаточно, особенно в последнее десятилетие: это и растущий ужас перед жестокостью мира, и усилия, вполне достойные, по искоренению буллинга в школах, – но дальше, как водится, подключилось старое доброе пристрастие американцев к зарабатыванию денег, и все это вместе породило огромный Комбинат Доброты. Футболки. Толстовки. Карандаши. Пуговицы. Силиконовые браслетики. Настенные вымпелы для детской. Да что угодно – предложите любой слоган, восславляющий доброту, и вам продадут его хоть в геральдическом оформлении. «Выбирай добро». «Доброта имеет значение». «Добрые люди – бодрые люди». «Взрасти доброту». (И изображение букетика цветов.) «Добро, а не микробы». (И мытье рук на картинке.) «Будьте добры! Это не так уж трудно». (Гм-м…) Уточняю для ясности: я за доброту! Но я сомневаюсь, что вся эта продукция делает американцев добрее. (Хотя она точно делает некоторых американцев богаче.)
Ну и еще один наш продукт: «Чтения о доброте» – маркетинговое название для книг, в которых добрые персонажи добры друг к другу, разве что изредка встречается недобрый персонаж, который на предпоследней странице внезапно решает стать добрым. А иногда персонажей нет вообще, потому что это стихи примерно такого содержания: «Лучик добра – / и в школу пора! / Гонцы доброты / суперкруты!»[41]
Эти «Чтения о доброте» пополняют уже весьма внушительный ряд таких же «чтений» – которые не то чтобы книги, а скорее системы быстрой доставки легкоусвояемых, самоочевидных посылов: «Будь собой!», «Маленький человек делает большое дело!», «Вместе мы справимся с любой задачей!». Это прекрасные фразы, каждая из них может стать неплохой наклейкой на бампер. Но не книгой.
Конечно, существует литература мудрости с ее богатыми традициями. Тут же вспоминаются притчи и басни – в книгах для детей те и другие занимают особое место. Но лучшие из них, как правило, содержат поразительные истины о человеческой природе, или ясно излагают сложнейшие мысли, или умудряются описывать мир, не разрушая его загадочности. Даже когда книга чему-то учит, ее всегда следует оценивать по тому, хорошо ли она учит, а не по тому, насколько хорош или важен, с нашей точки зрения, заключенный в ней урок. Мы можем быть целиком и полностью согласны с содержанием урока и тем не менее признавать книгу художественно несостоятельной. В совсем запущенных случаях книга может даже работать против идеи, которую она пытается продвигать.
Каким количеством детских изданий под лозунгом «Не бойся быть другим!» нужно наводнить рынок, прежде чем мы поймем, что создали плоскую, однообразную и скучную литературу? Убеждать детей, что «быть уникальным – круто», отнюдь не «круто», а также не «уникально». Вместо лозунгов нам нужна богатая, полифоничная, смелая по форме литература, в которой будут представлены новые – и разные – голоса, несовпадающие точки зрения и многоплановый опыт. Вот это будет круто!
Дидактизм вредит повествованию, уплощает персонажей и разрушает красоту. В книге остается единственная точка зрения – авторская. Протагонист перестает быть героем и становится примером для подражания[42]. Прозрения являются ниоткуда, сами собой. Хуже всего, что при таком дидактическом подходе ребенок рассматривается только и исключительно как объект обучения. Есть книги, детские и взрослые, которые и должны обучать, – научно-популярные издания, учебники, справочники, пособия; и есть книги морально-этической направленности – духовные и религиозные тексты, книги цитат и афоризмов, книги по самопомощи, самокоррекции и самосовершенствованию.
Но художественная литература – это другое. Хорошая художественная книга не навязывает мораль, а приглашает читателя к совместному созданию смыслов. Мораль – готовый урок, вложенный в историю ее автором, и так, в готовом виде, этот урок и перетекает в сознание ребенка. Смыслы же создаются сообща: привнося в произведение собственное понимание и личный опыт, ребенок сам решает, что эта история значит для него.
Мы, разумеется, учимся и у искусства, но чему именно и как – сложно и не поддается прямому описанию. В культуре, привязанной к обучению, которая чем дальше, тем больше тяготеет к количественным оценкам, детскому писателю приходится упорно отстаивать невыразимое. Хорошая история бывает многозначной и запутанной, в ней есть место и парадоксу, и конфликту. А самой сильной ее частью может оказаться какая-нибудь «левая» и необъяснимая деталь – мелочь, застрявшая в памяти несуразица, но ты мысленно возвращаешься к ней снова и снова.
Интересно, что хорошую историю трудно сократить. Ее не перескажешь одним предложением, а если попытаешься, это будет сродни насилию. Помню радиопрограмму, в которой Леонард Коэн читал свои стихи, а когда ведущий спросил, в чем смысл этого стихотворения, Коэн просто прочитал то же самое еще раз[43].
Я не говорю, что хорошую книгу нельзя изучать или обсуждать, – конечно, можно. Но именно в ходе обсуждения нередко выясняется, что каждый вычитал из книги что-то свое.
«Будь добрым» – это отправная точка истории, а не ее конец. Это аксиома, с которой мы как бы соглашаемся заранее. Можно даже представить себе некий условный, предваряющий любую историю пролог:
Мы должны быть добры друг к другу – всегда. Нам это хорошо известно. Но однажды…
Однажды в некотором королевстве завелось чудовище…
Однажды очень голодный мальчик проходил мимо богатого дома, а окно было открыто, и в этом окне остывал черничный пирог…
Однажды один славный мышонок сделал кое-что очень нехорошее…
Детскому писателю незачем повторять детям банальности, которые и так долетают со всех сторон; его дело – открыть читателю те истины, которые можно почерпнуть только из хорошей истории. Это наше призвание, наша уникальная роль, наш, говоря словами Дороти Столл, наставницы мисс Браун, «духовный вклад в наше маленькое сообщество».
Итак, «Баю-баюшки, луна», автор Маргарет Уайз Браун, иллюстратор Клемент Хёрд.
Книга вышла в 1947 году, когда для детской литературы в США начинался «золотой век» (продлившийся несколько десятилетий). Тут сошлось сразу много факторов: в стране уже была развитая сеть публичных библиотек и сформированные традиции библиотечной работы с детьми; в крупных издательствах открывались детские редакции; разрастался средний класс; появились престижные национальные премии для детских авторов и иллюстраторов; и, самое главное, группа потрясающе талантливых людей поставила перед собой задачу создать новую детскую литературу. Их идейный вдохновитель и редактор Урсула Нордстром называла это «делать хорошие книги для плохих детей» – фраза из ее письма автору Мейндерту Де Йонгу. Само это письмо, впрочем, заслуживает более подробного цитирования:
Конечно, я стараюсь себя подбадривать – увы, и редакторам это бывает необходимо. Вы пишете: «Я убедился, что стоит свернуть с привычной колеи, как контролирующие детство библиотекари и педагоги пугаются», – думаю, что вы правы, часто так и происходит, но не всегда. Авторов, подобных Мейндерту Де Йонгу, в списке наших публикаций пока что нет, однако и у нас выходят иногда новые, интересные, небанальные книги, и я просто знаю, что дети примут их и полюбят, – и вот тут появляются влиятельные взрослые, погрязшие в своей взрослости и при этом начисто лишенные воображения. Некие дамы, занимающие высокие посты, видите ли, смущены необычной книгой, они просят чего-нибудь попривычнее, чего-нибудь такого, что не будет их смущать и что не оставит ребенку ни малейшего шанса соприкоснуться с красотой и с реальностью. Это обескураживает и вас – автора и творца, и меня – усердного и преданного своему делу редактора… Я вам не рассказывала, как несколько лет назад руководство Harper[44], убедившись, что я неплохо справляюсь с выпуском детских книг, пригласило меня на обед и весьма торжественно предложило работу во взрослой редакции? Ну вы поняли: раз я уже научилась делать книжки для детей и даже достигла заметных успехов, значит, могу двигаться дальше (выше!), к взрослым книгам. Я чуть не опрокинула стол прямо на чопорного господина, сидевшего напротив! А потом любезно объяснила ему, что я занимаюсь изданием детских книг и что меня никоим образом не интересуют книги для тупоумных, безнадежных взрослых, а посему спасибо большое, но сейчас я должна вернуться к работе, чтобы сделать еще несколько хороших книг для плохих детей.