[126], справа — фельдмаршал Кейтель, а за ним генерал-полковник Йодль[127], рядом с которым отвели место и мне. Слева от Риббентропа сидел Гиммлер, за ним генерал Штудент и гроссадмирал Дёниц[128].
Между Дёницем и мной расположилась в кресле массивная фигура рейхсмаршала Германа Геринга[129]. После краткой вступительной речи генерала Штудента слово для доклада было предоставлено мне. Должен признать, что я с трудом смог побороть охватившую меня робость при виде столь высокопоставленной аудитории.
Восемь пар глаз с интересом следили за мной. Чуть ранее я сделал для себя кое-какие пометки, но здесь совершенно забыл о них. Взяв себя в руки, я принялся подробно излагать ход наших розысков. Приведенные мною многочисленные доказательства того, что дуче держат под стражей именно в Маддалене, произвели на присутствовавших заметное впечатление, а описание пари, давшего отличные результаты, вызвало у слушателей улыбку. Причем особенно развеселились Дёниц и Геринг.
По окончании, как мне казалось, короткого доклада я взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что проговорил целых полчаса. Внезапно Гитлер вскочил и протянул мне руку.
— Я верю вам, гауптман Скорцени! — воскликнул он. — Вы правы! Я отменяю свой приказ относительно высадки десанта на остров возле Эльбы! У вас есть план проведения операции в Да-Маддалене? Если да, представьте нам его.
С помощью схемы, набросанной от руки, я рассказал о нашем проекте решения задачи, выработанном несколько дней назад, и объяснил, что кроме дивизиона торпедных катеров мне потребуется несколько тральщиков и миноносцев военно-морских сил, а кроме моей команды из пятидесяти человек — рота отобранных мною добровольцев из состава бригады войск СС, стоящей на Корсике.
— Кроме того, для прикрытия нашего отхода мне хотелось бы использовать зенитные батареи наших сил на Корсике и севере Сардинии, — добавил я.
Мой план атаки на восходе солнца, кажется, получил полное одобрение. По ходу его изложения фюрер, Геринг и Йодль задали мне множество уточняющих вопросов, а после слово взял Адольф Гитлер:
— Я одобряю ваш план и считаю, что при должной настойчивости и вере в успех всех его участников он вполне осуществим. Гроссадмирал Дёниц, отдайте необходимые распоряжения по военно-морскому флоту. На время проведения операции требуемые части поступают под командование Гауптмана Скорцени. Генерал-полковник Йодль, организуйте все необходимое. Вас же, гауптман Скорцени, попрошу обратить внимание еще вот на что — моего друга Муссолини необходимо освободить как можно скорее. Иначе его могут выдать союзникам. Итак, операция вскоре начнется, и вполне возможно, что я отдам вам приказ в то время, когда Италия все еще будет официально считаться нашим союзником. В этом случае, если ваше предприятие по каким-либо причинам сорвется, может случиться так, что я буду вынужден в глазах мировой общественности вас дезавуировать. Мне придется заявить, что вы, действуя по собственной инициативе, своим планом ввели командные инстанции в заблуждение. И вы во имя интересов дела, во имя Германии должны быть готовы безропотно принять на себя это тяжелое обвинение!
Много времени на размышления мне не дали. Конечно, если речь шла о благе Германии, и так было ясно, что я покорно приму и молча снесу весь позор подобного обвинения. Между тем обсуждение продолжалось, и мне задали еще несколько вопросов. Когда Геринг поинтересовался подробностями нашего падения в море, случившегося 18 августа, я не выдержал и с некоторой долей издевки заявил:
— Не-11 на самом деле является великолепным многоцелевым самолетом. Его можно использовать даже как подводную лодку.
В ответ Геринг только улыбнулся, не зря в войсках ходило мнение, что рейхсмаршал обладает тонким чувством юмора.
— У вас все получится, Скорцени, — одобряюще произнес Гитлер, протягивая мне руку на прощание.
Это было сказано с такой уверенностью, что и я проникся ею. Я и раньше не раз слышал о почти гипнотической силе убеждения Адольфа Гитлера, а тогда испытал ее на себе самом.
Вечер я провел за столом для адъютантов в отведенной для фельдмаршала Кейтеля столовой в окружении ряда господ.
Помню только принца Филиппа Гессенского[130], командира корабля Бауэра, штандартенфюрера СС Раттенхубера, майора Джона фон Фреянда и господина Зюндермана. По моей тропической униформе они догадались, что я прибыл из Италии, и разговор, естественно, закрутился вокруг происходящих там событий. Мое мнение сводилось к тому, что итальянский народ устал от войны и нас в этой связи ждут большие неожиданности.
Только я открыл рот, чтобы поговорить о так называемой «партии кронпринца Умберто», как почувствовал легкий толчок ногой, который, скорее всего, происходил от командира корабля Бауэра. Намек был настолько ясным, что мне ничего не оставалось, как сменить тему. Позже Бауэр объяснил такое свое поведение, напомнив, что принц Гессенский состоит в родственных отношениях с кронпринцем. Это еще раз показало, насколько опасно было вести любые разговоры в главной ставке фюрера.
На этот раз в «Волчьем логове» мне спалось гораздо лучше, чем во время первого своего там пребывания. Памятуя о прошлом, я выпросил ночлег вне бункера, где шума от вентиляторов не наблюдалось, предпочтя перспективу быть разбуженным сиреной воздушной тревоги.
Ранним утром следующего дня мы полетели обратно в Италию. По прибытии я рассказал своему верному Радлу, что в случае провала операции мне придется взять всю ответственность за наше предприятие на себя, на что этот душевный человек заявил:
— Тогда я попрошу, чтобы меня заключили с вами в одну камеру. Возможно, нас поместят в сумасшедший дом. Это будет прекрасная возможность испытать на себе комфорт камеры с мягкими стенками.
Только счастливая случайность избавила нас от такой печальной перспективы, так как через несколько дней мы едва не начали штурм тюрьмы, в которой уже не было пленника.
Командир выделенного в мое распоряжение дивизиона торпедных катеров корветтен-капитан[131] Шульц воспринял перспективу своего участия в операции с большим энтузиазмом. Он уже давно мечтал о предприятии подобного рода и с удовольствием начал нам помогать при планировании. Мы поминутно рассчитали все фазы нашего рейда, стараясь не упустить ни малейшей детали и предусмотреть все возможные случайности. Наконец план был полностью готов.
Накануне дня «X» торпедные катера должны были зайти с официальным дружеским визитом в военно-морскую базу Ла-Маддалена и бросить якорь с таким расчетом, чтобы охватить все причалы. В это же время тральщикам и миноносцам под командованием обер-лейтенанта Радла предписывалось забрать с Корсики выделенный для операции личный состав и встать возле мола Палау напротив Маддалены, спрятав солдат в трюмах.
На рассвете дня «X» оба дивизиона должны были начать маневрировать с таким расчетом, чтобы создать иллюзию, будто бы они покидают гавань. Введя охрану в заблуждение, тральщикам и миноносцам надлежало внезапно высадить десант, перед частью которого ставилась задача по обеспечению прикрытия основной группы, чтобы оградить ее от любых неожиданностей со стороны города. Торпедным же катерам предписывалось находиться в постоянной готовности по поддержанию нас огнем.
Я намеревался с основной частью десанта в сомкнутом строю выдвинуться на виллу. По моему замыслу внезапное появление марширующих солдат должно было внести еще большее замешательство в ряды охранников. Мне хотелось по возможности избежать какого-либо применения силы и стрельбы хотя бы во время приближения к цели. Все остальное зависело уже от развития самой ситуации. Для того чтобы охрана виллы не узнала раньше времени о нашей высадке, предполагалось выделить несколько групп, которым следовало перерезать линии телефонной связи, проложенные от объекта до города. Как только дуче окажется в наших руках, а полторы сотни человек охраны будут нейтрализованы, я планировал доставить Муссолини на торпедный катер.
В это время особая команда должна была овладеть одним из портовых заграждений, обеспечив таким образом выход из порта. Итальянские же зенитные батареи, располагавшиеся на холмах вокруг гавани, держались бы в узде немецкими средствами ПВО, установленными на северном побережье Сардинии.
Все вроде бы было предусмотрено, но меня смущало одно обстоятельство — ниже виллы «Вебер», почти на набережной, стояло несколько военных казарм, где находилось около двухсот курсантов училища военно-морских сил Италии, и этот опасный фланг требовал солидного прикрытия. К тому же рядом с побережьем располагались две летающие лодки итальянского флота и санитарный гидросамолет. Чтобы исключить возможность преследования, первые два самолета я решил вывести из строя двумя небольшими специальными группами.
Ранним утром накануне дня «X», то есть 26 августа 1943 года, мы с Радлом отправились в дивизион торпедных катеров, располагавшийся в порту Анцио[132]. После стремительного морского перехода я был уже в Ла-Маддалене, а Радл на борту минного тральщика отбыл на Корсику, чтобы проконтролировать погрузку десанта. К вечеру они должны были быть в назначенном месте.
Иногда, когда выполнение ответственной задачи приходилось возлагать на кого-то другого, а проконтролировать ее исполнение не представлялось возможным, меня охватывало непреодолимое чувство неуверенности. Такое же наблюдалось и в тот день. Чтобы развеять охватившую меня тревогу, я принялся изучать принесенную Бартером подробную схему местности с нанесенными на ней последними изменениями обстановки. Надо признать, что схема была выполнена безукоризненно.