На это я заявил, что хорошо понимаю подобные опасения, но все новое рано или поздно пробивает себе дорогу. Тем более что при осторожной скользящей посадке на разведанном нами плоском лугу, лежащем под небольшим наклоном, больших потерь наверняка можно избежать. К тому же наибольшая скорость снижения и посадки планера поддается регулированию с тем, что позволит поддерживать эту скорость в разумных пределах.
— Если у вас, уважаемые господа, есть лучшие предложения, то мне доставит большое удовольствие последовать вашему совету, — заявил я.
Основательно поразмыслив, генерал Штудент одобрил наше предложение и тотчас же отдал соответствующие распоряжения:
— Немедленно перебросить в Рим из Южной Франции двенадцать планеров. В качестве дня «X» я определяю 12 сентября. Операция начнется в шесть часов утра. К данному времени машины должны приземлиться на плато, а станция подвесной канатной дороги взята под контроль нашим батальоном. В эти ранние утренние часы наиболее опасные воздушные потоки, вызываемые большими перепадами температур и наблюдаемые во всех горных районах Италии, являются самыми слабыми. Я сам лично проинструктирую пилотов и прикажу им осуществить осторожную скользящую посадку. Я согласен с гауптманом Скорцени в том, что осуществление операции возможно только таким образом!
После такого решения мы с обер-лейтенантом Радлом проработали последние детали предстоявшей операции, точно рассчитав расстояния, определив необходимое оснащение десанта и обозначив на большой схеме точки приземления для каждой из двенадцати машин. При этом я исходил из того, что один транспортный планер кроме пилота может взять на борт девять человек, то есть одно отделение.
Каждому отделению была поставлена конкретная задача. С учетом необходимости соблюдения фактора внезапности основная нагрузка на первоначальном этапе операции ложилась на первые четыре планера. Сам же я хотел лететь на третьем планере, для того чтобы при непосредственном продвижении к отелю со своим и четвертым отделениями иметь прикрытие с тылу, которое обеспечили бы люди моего отряда из двух первых приземлившихся планеров.
Закончив эту работу, мы еще раз взвесили наши шансы, хорошо осознавая, что они были весьма невелики. Никто не мог дать гарантии в том, что Муссолини по-прежнему находится в отеле и что он останется там до дня проведения операции. К тому же возникал вопрос, сможем ли мы своими внезапными действиями застать охрану врасплох так, чтобы предотвратить казнь дуче. Наконец, нельзя было не принимать во внимание и предостережения офицеров штаба корпуса.
В любом случае приходилось считаться с возможными потерями во время приземления, а ведь и без них общая численность наших сил составляла всего сто восемь человек, которые к тому же не могли быть использованы одновременно. Нам же противостояло около ста пятидесяти итальянцев, которые лучше знали местность и имели возможность использовать здание отеля в качестве фортификационного сооружения. Что касается вооружения, то здесь силы обеих сторон были примерно равны. Наши автоматические винтовки[139] могли, пожалуй, даже обеспечить нам некоторый перевес, что несколько снижало преимущество противника в личном составе, конечно при условии, что мы не понесем значительных потерь во время приземления.
Мы прикидывали и так и этак, пока наконец Радл не выдержал и заявил:
— Прошу вас, господин гауптман, не стоит брать логарифмическую линейку и просчитывать на ней наши шансы на успех. И так известно, насколько они малы, но мы также понимаем, что предпримем эту операцию, чего бы нам это ни стоило!
Но меня продолжал беспокоить вопрос о том, как найти способ усиления момента внезапности, который являлся нашим главным козырем. Мы ломали голову, прикидывая разные варианты, пока обер-лейтенант Радл неожиданно не нашел решение:
— А что, если нам взять с собой какого-нибудь высокопоставленного итальянского офицера, которого карабинеры охраны знают в лицо? Одного его появления, наверное, будет достаточно, чтобы на короткое время озадачить их. А это в свою очередь помешает итальянцам немедленно дать нам отпор или казнить дуче. Вот именно такой заминкой мы и воспользуемся.
Я одобрил это блестящее предложение, и мы стали решать, как его лучше осуществить, сойдясь в конечном итоге во мнении — посоветовать генералу Штуденту пригласить к себе такого офицера вечером накануне дня «X» и каким-то образом убедить его участвовать в операции. А для предотвращения возможной утечки информации или предательства этого офицера оставить у нас до следующего утра.
Однако требовалось порекомендовать генералу такую кандидатуру, и поэтому мы, не раскрывая причин, проконсультировались с одним знатоком расклада политических сил в Риме, и он указал нам на офицера высокого ранга из бывшего римского штаба, который во время последних событий занял нейтральную позицию. Он-то и был приглашен во Фраскати на вечернее совещание 11 сентября, после которого генералу Штуденту предстояло добиться его согласия на участие в операции.
Теперь, казалось, все было улажено, но внезапно появилась новая забота — получаемые 11 сентября новости относительно перелета транспортных планеров отнюдь не радовали. Группа самолетов-буксировщиков из-за усилившейся активности вражеской авиации была вынуждена несколько раз делать длинный крюк. К тому же перелету очень мешала отвратительная погода. Мы до последней минуты не переставали надеяться, что планеры все-таки прибудут вовремя, но напрасно.
Пришлось объяснять итальянскому генералу, который явился на встречу с военной пунктуальностью, что у генерала Штудента возникли непредвиденные обстоятельства, и просить его прибыть на совещание в аэропорт Пратика-ди-Маре на следующее утро в восемь часов утра.
Время начала операции пришлось передвинуть, поскольку мы получили сообщение, что грузовые планеры прибудут в Рим только ранним утром 12 сентября. Новый час «X» генерал Штудент теперь определил на четырнадцать ноль-ноль воскресенья 12 сентября 1943 года, оставив день без изменения, поскольку мы не могли себе позволить потерять целые сутки. Однако такая сдвижка по времени внесла неприятные коррективы в план операции и еще больше уменьшила наши шансы на успех. Во-первых, мощнейшие восходящие потоки воздуха, которых следовало ожидать в обеденные часы, и шквальные порывы ветра делали высадку десанта еще более опасной. Во-вторых, намного усложнялась задача отряда по захвату станции фуникулера, ведь теперь ему приходилось действовать средь бела дня. Все это потребовало скорейшего внесения соответствующих изменений в уже отработанный план операции.
После обеда в субботу 11 сентября я отправился в оливковый сад одного монастыря возле Фраскати, где поставили палатки мои люди и солдаты батальона, выделенного генералом Штудентом. На операцию мне хотелось взять только добровольцев, и я не собирался утаивать от них всю опасность предстоящего мероприятия. Когда люди построились, мною были произнесены следующие слова:
— Ваше длительное бездействие заканчивается. Завтра мы выполним операцию величайшей важности, приказ о проведении которой отдал лично Адольф Гитлер. К сожалению, больших потерь избежать не удастся. Я, естественно, лично поведу наш отряд, и заверяю вас, что сделаю все от меня зависящее. Если мы будем действовать плечом к плечу изо всех наших сил, то операция будет успешной. Добровольцы! Выйти из строя!
К моей большой радости, все солдаты лагеря без исключения сделали шаг вперед. Никто не пожелал остаться! Позже моим офицерам и командиру роты парашютистов фон Берлепшу выпала нелегкая задача объяснять отдельным добровольцам, что с собой мы можем взять всего сто восемь человек.
Из своих солдат войск СС для непосредственного штурма здания отеля я отобрал восемнадцать человек. Еще один небольшой особый отряд должен был принять участие в захвате станции подвесной канатной дороги в долине, а другой внести свою лепту в акцию по освобождению семьи дуче, которую мы тоже подготовили. Я побыл в лагере еще какое-то время, не переставая радоваться тому приподнятому настроению, которое в нем царило.
С командиром парашютно-десантного батальона, которому предстояло осуществить наземную операцию, все необходимые вопросы мы обговорили в тот же день, но чуть позже. В присутствии одного моего офицера я довел до него последние указания генерала Штудента, а также все недавно внесенные в план уточнения, и ночью этот батальон направился в долину. Жребий был брошен!
Когда наступила ночь, по союзническому радио передали сообщение, которое буквально повергло нас в шок. В нем говорилось, что дуче в качестве пленника только что доставили в Африку на борту итальянского военного корабля из порта города Специя.
«Неужели и на этот раз мы опоздали?» — с ужасом подумал я, но потом, пережив первое потрясение, взял морскую карту, курвиметр и занялся расчетами.
Поскольку нам было точно известно, в какое именно время часть итальянского флота улизнула из Специи, мне довольно легко удалось подсчитать, что даже самое быстроходное судно за столь короткий срок не смогло бы достичь африканского берега. Отсюда следовало, что услышанное нами радиосообщение являлось специально организованной попыткой ввести нас в заблуждение. Поэтому мы ничего не стали менять в намеченном плане и оказались правы. Стоит ли после этого удивляться, что впоследствии я с большим недоверием относился к любой новости, исходившей от союзников?
В воскресенье 12 сентября 1943 года ровно в пять часов утра мы одной колонной выдвинулись на аэродром, где выяснилось, что планеры прибудут приблизительно в десять часов.
Воспользовавшись этой отсрочкой, я решил еще раз проверить снаряжение моих людей, которые были переодеты в форму парашютистов. Каждого из них снабдили парашютным пайком из расчета на пять дней, кроме того мне удалось выбить для них еще несколько ящиков свежих фруктов. Поэтому солдаты, расположившись в тени бараков и немногих деревьев, стали наслаждаться почти лагерной жизнью. Однако напряжение перед предстоящей операцией все же ощущалось, и мы старались развеять любые проявления боязни или нервозности.