Инстинктивно я на секунду закрыл глаза, все мысли куда-то ушли, почувствовался еще один, на этот раз последний сильнейший толчок, и мы остановились.
Входной люк сорвало, и один из моих людей уже выскочил наружу. Я тоже, схватив оружие, заскользил вперед, хватаясь руками за скобу, и тут увидел, что мы находились в каких-то пятнадцати метрах от гостиницы. Вокруг топорщились острые выступы той самой скалы, которая столь неделикатно, но быстро затормозила наш планер, чья посадочная полоса составляла не более двадцати метров. Ненужный уже тормозной парашют сложился в комок позади машины.
В конце небольшого возвышения, на углу отеля, стоял первый итальянский постовой. Окаменев от неожиданности, он тщетно пытался понять, что же такое так внезапно свалилось с неба?
Времени заниматься нашим итальянским пассажиром, который, слегка оглушенный, вывалился из машины, да так и остался лежать, у меня не было. Я бросился к отелю, радуясь в душе, что еще раньше отдал строжайший приказ без моей команды, что бы там ни происходило, не стрелять. Эффект внезапности сработал. Рядом слышалось тяжелое дыхание моих людей, и меня обнадеживало сознание, что это были лучшие из лучших, которые пойдут за мной до конца и поймут любой поданный мною знак.
Мы как вихрь пронеслись мимо все еще погруженного в ступор солдата, бросив ему только по-итальянски: «Руки вверх!», и ворвались в гостиницу через распахнутую настежь входную дверь. Внутри я увидел сидевшего за радиопередатчиком итальянского солдата, который старался что-то передать. Сильным толчком ноги мне удалось выбить из-под него стул, а ударом приклада автомата заставить замолчать и сам передатчик. Времени на размышления у нас не оставалось — необходимо было двигаться дальше, но, сделав несколько шагов, мы обнаружили, что уперлись в тупик — двери вовнутрь отеля отсутствовали. Пришлось в срочном порядке выскакивать обратно наружу.
Мы ринулись вдоль здания, завернули за угол и увидели террасу высотой, быть может, метра в три. Унтер-офицер Химмель мгновенно подставил плечи, и я, вскарабкавшись по его спине, первым оказался наверху. Остальные последовали за мной.
Пытливым взглядом я обшарил весь фасад и в одном из окон второго этажа увидел знакомый колоритный профиль — это был дуче!
«Теперь операция, без сомнения, должна удаться», — подумалось мне, и я громко крикнул, обращаясь к Муссолини:
— Отойдите от окна!
Затем мы бросились к главному входу. Внутри здания у двери толпились итальянские солдаты, собираясь выйти наружу, а рядом на земле виднелись изготовленные для стрельбы два пулемета. Однако это нас не остановило — перепрыгнув через них, мы их просто перевернули. Карабинеры устремились навстречу, и мне пришлось ударами приклада расчищать себе дорогу в тесно сбившейся куче итальянцев, а мои люди, не останавливаясь, продолжали рычать по-итальянски: «Руки вверх!» Пока не прозвучало ни единого выстрела.
Я оказался в холле, но оборачиваться и смотреть, что происходило за моей спиной, у меня не было времени — справа наверх вела лестница. Перепрыгивая через ступеньку, я взобрался по ней и, оказавшись на втором этаже, бросился влево по коридору и рванул на себя дверь в комнату, располагавшуюся с правой стороны. Удача не оставила меня — передо мной стояли Бенито Муссолини и два итальянских офицера, которых я тут же отогнал к стене. Между тем в дверях уже стоял мой бравый унтерштурмфюрер СС Швердт, сразу же оценивший ситуацию и вытолкавший этих двух итальянских офицеров вон из комнаты. Они были настолько ошеломлены, что не оказали никакого сопротивления.
Как только дверь за ними закрылась, до меня дошло понимание, что первая часть операции прошла успешно. Во всяком случае, дуче был с нами, а со времени нашего приземления миновало всего три, максимум четыре минуты.
Тут в окне появились физиономии двух моих унтершар-фюреров СС — Хольцера и Бенца. Проникнуть в холл им не удалось, и они, спеша ко мне на подмогу, взобрались по стене, цепляясь за громоотвод. Чтобы обеспечить прикрытие с тылу, я послал их в коридор, а сам бросился к окну.
Внизу мне предстала замечательная картина — к отелю бегом приближался мой начальник штаба Радл вместе с группой эсэсовцев командира роты нашей части особого назначения «Фриденталь» оберштурмфюрера СС Менцеля. Сам же оберштурмфюрер практически полз вслед за своими людьми по-пластунски, так как при приземлении сломал ногу. По моему плану Менцель командовал четвертым отделением, следовавшим на планере вслед за мной. Они приземлились примерно в ста метрах от отеля. Там же совершил посадку еще один планер, обозначавшийся у нас под номером пять.
— Все в порядке! — крикнул я. — Обеспечьте прикрытие внизу!
В это время из-за туч вынырнули и круто пошли на посадку планеры номер шесть и семь с солдатами парашютной роты Берлепша. Сам обер-лейтенант фон Берлепш находился в планере номер семь. За ними следовал и планер номер восемь. И тут разыгралась трагедия — последний планер, вероятно, попал в воронку, образованную воздушным вихрем, и его занесло на полном вираже. Он камнем упал, ударился о крутую осыпь и разбился.
Вдали послышались одиночные выстрелы.
«Скорее всего, это стреляют итальянские посты внешнего периметра охраны», — подумал я и громко крикнул в коридор, чтобы позвали коменданта отеля.
Комендант в чине полковника оказался поблизости и не замедлил явиться. Я предложил ему немедленно сдаться, объяснив, что всякое сопротивление бесполезно, на что он попросил время на размышление. Я дал ему минуту, и тут в комнату вошел Радл, пробившийся через главный вход, который итальянцы все еще продолжали удерживать. Ожидаемые нами подкрепления не подходили.
Снова появился итальянский полковник, держа в руке бокал, до краев наполненный красным вином. Он слегка поклонился и протянул бокал мне со словами:
— Победителю!
Белая простыня, вывешенная из окна, заменила белый флаг. Я крикнул еще несколько распоряжений, отдав необходимые указания солдатам, находившимся перед отелем, и только тогда повернулся к Муссолини, стоявшему в углу под прикрытием массивной фигуры унтерштурмфюрера СС Швердта.
— Дуче, фюрер послал меня, чтобы освободить вас. Вы — свободны! — представившись, отрапортовал я.
— Я знал, что мой друг Адольф Гитлер не оставит меня в беде! — явно растроганный, обнял меня Муссолини.
Формальности сдачи итальянского гарнизона были урегулированы быстро. Итальянским солдатам приказали сложить оружие в столовой, а офицерам по моему распоряжению их пистолеты разрешили оставить. Тут мне доложили, что кроме полковника был захвачен еще один генерал.
Верхнюю станцию подвесной канатной дороги моим людям также удалось взять под контроль неповрежденной. Снизу по телефону поступил такой же доклад. Однако в долине все же произошла короткая стычка, но поскольку определенное заранее расписание действий было соблюдено с точностью до секунды, то внезапность, как и ожидалось, сыграла свою решающую роль.
Обер-лейтенант фон Берлепш, возглавлявший десантников, высадившихся на лугу возле отеля, снова вставил свой монокль, когда я из окна передал ему указание прислать снизу по канатной дороге подкрепление.
«Береженого Бог бережет, — подумал я тогда. — Пусть итальянский полковник лишний раз убедится, что долина также захвачена нашими подразделениями».
Кроме того, по телефону мною было отдано распоряжение, чтобы наша машина связи, стоявшая в долине, передала в Рим генералу Штуденту радиограмму о том, что операция прошла успешно.
С первой же кабиной фуникулера снизу прибыл майор Морс, командовавший батальоном парашютистов в долине. С ним явился и вездесущий оператор немецких новостей, который немедленно запечатлел на пленку отель, сильно поврежденные при посадке планеры и участников операции. Корреспондент оказался каким-то совсем уж неуклюжим и наглым. Впоследствии меня всегда сильно раздражало, что кадры в «Вохеншау»[141] были представлены таким образом, как будто бы он сам лично снимал посадку планеров. У нас же в первые минуты после приземления нашлись куда более важные дела, чем позировать этому фотокорреспонденту.
Майор Морс попросил меня представить его дуче, что я охотно и сделал.
Теперь меня одолевали заботы о том, как благополучно прибыть в Рим вместе с дуче, который находился под моей защитой. Еще раньше при разработке плана нашей операции мы предусмотрели три возможных способа его переправки.
Движение по суше вместе с Муссолини по маршруту длиной сто пятьдесят километров по территории, на которой после падения Италии, случившегося четыре дня назад, не было ни одного немецкого подразделения, представлялось нам слишком рискованным. Поэтому еще накануне операции я согласовал с генералом Штудентом план «А», который предусматривал захват внезапным штурмом на короткое время итальянского аэродрома Аквилади-Абруцу, расположенного при выходе из долины. По радио мне следовало передать новое время «Ч» проведения этой атаки. Через несколько минут после ее начала на аэродроме должны были приземлиться три немецких Не-111, на один из которых нам с дуче надлежало сесть. После этого самолет обязан был немедленно взлететь. Оставшимся двум «Хейнкелям» следовало играть роль прикрытия и вводить в заблуждение возможных преследователей.
План «Б» предусматривал приземление «Физелер-Шторха»[142] на лугу возле станции подвесной канатной дороги в долине, и, наконец, по плану «В» гауптман Герлах также на «Физелер-Шторхе» должен был попытаться осуществить посадку прямо на лужайке перед отелем.
Машина связи в долине передала в Рим сообщение об успешном завершении операции. Однако когда мы с обер-лейтенантом Берлепшем, быстро определив время атаки аэродрома на шестнадцать ноль-ноль, попытались передать в штаб воздушно-десантного корпуса новое время «Ч», то выяснилось, что связь отсутствует. В результате план «А» отпал сам собой.