Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945 — страница 65 из 105

На эту ночь вся штаб-квартира Гиммлера была в нашем распоряжении — во всем барачном городке находились только два ординарца да мы с Фелькерзамом. Уже лежа в постели, я смог в спокойной обстановке поразмышлять. Мне не мешала даже приглушенная артиллерийская канонада, свидетельствовавшая, что фронт совсем рядом. Теперь война перекинулась уже на немецкую территорию — русскому колоссу все-таки удалось пересечь границу.

«Может быть, настало время собрать все последние силы немецкого народа и его солдат, чтобы наконец на деле осуществить столь долго пропагандируемую «тотальную войну»? — подумал я тогда. — Может быть, немцам, занимающим разные точки зрения, пора замолчать и объединиться, чтобы общими усилиями отогнать назад к границам Германии врага на Востоке и всеми средствами не дать противнику на Западе продвинуться дальше?»

Эта пустая и брошенная штаб-квартира на Востоке впервые вселила в меня легкое чувство пессимизма, которое я так и не смог побороть. И вновь на меня обрушились мысли: «Хватит ли у нас сил и резервов, чтобы противостоять натиску со всех сторон? В состоянии ли такие единичные успехи, как наши в Венгрии, вообще оказать хоть какое-то влияние на общий ход великих событий?»

Глава 15

Русские приближаются к «Волчьему логову». — Наедине с Гитлером. — Наступать несмотря ни на что. — «Защитный вал от Азии». — План наступления в Арденнах. — Мое задание. — Строжайшее соблюдение тайны. — Инструктаж генерал-полковника Йодля. — Большие трудности. — Недопустимая оплошность высокой инстанции. — «Фау-1» на Нью-Йорк? — Планы Гиммлера. — Опрометчивое решение. — Я решаюсь противоречить. — Проблема точности определения цели


На следующий день с утра пораньше мы покинули наше просторное ночное пристанище. А вместе с нами уехали и последние два эсэсовца, поскольку через несколько часов этот район мог превратиться в прифронтовую полосу. В «Волчьем логове» нас еще не ждали. Я решил воспользоваться случаем и посетить пустовавшую в эти часы сауну, где ночные сомнения покинули меня.

После обеда мне приказали явиться в бункер Гитлера. Причем Фелькерзаму было предписано остаться в фойе, так как к фюреру следовало идти мне одному. Проход, который вел в бункер, производил впечатление входа в глубокий каземат, где голые бетонные стены без окон освещались мертвенным электрическим светом.

Справа от центрального прохода виднелась дверь, которая вела в приватные покои фюрера. Они представляли собой одновременно и жилое и спальное помещение. Фюрер принял меня, как всегда, очень любезно. На этот раз он казался более бодрым и свежим, чем прошлый раз, и, протянув мне обе руки, произнес:

— Вы провели блестящую операцию, дорогой Скорцени. Еще 16 октября я присвоил вам звание оберштурмбаннфюрера и наградил орденом Германский крест в золоте. Уверен, что вы хотите, чтобы и ваши люди получили достойную награду. Детали обговорите с моим адъютантом Гюнше[249]. Все уже заранее одобрено. А теперь расскажите мне подробности вашей операции.

С этими словами он отвел меня в небольшой уголок для отдыха, в котором нашлось место только для двух мягких кресел, маленького круглого столика и торшера.

Я докладывал все по порядку, остановившись на операции «Мышь», ультиматуме, начале акции «Панцерфауст» и внезапном нападении на крепость.

Затем фюрер пожелал узнать, как мы планировали применение роты танкеток «Голиаф», и, выслушав мой рассказ, заявил:

— Да, для подрыва небольших баррикад и ворот эти маленькие «Голиафы» просто незаменимы.

Особенно Адольф Гитлер порадовался моему успешному обращению к венгерским офицерам и от души рассмеялся, когда я рассказал ему о визите эрцгерцога. Внезапно он вновь стал серьезным, и мне показалось, что время моей аудиенции подошло к концу.

Я было встал, но Гитлер вновь усадил меня.

— Нет, нет! Останьтесь, Скорцени! — воскликнул он. — Сегодня я хочу поручить вам, быть может, самое важное задание в вашей жизни. В этот совершенно секретный план, в котором вам отводится большая роль, посвящены лишь единицы. В декабре Германия начнет большое, судьбоносное для страны наступление.

Далее Адольф Гитлер начал подробно излагать мне план и основной замысел последнего немецкого наступления на Западе, которое вошло в военную историю под названием Арденнская наступательная операция. Обстоятельства последних месяцев вынуждали германское командование делать основной упор в планировании боевых действий на оборону. Это было время непрерывных военных неудач, постоянных отступлений на Западном и Восточном фронтах. Пропаганда, особенно западных союзников, не переставала утверждать, что «Германия превратилась в смердящий труп» и ее окончательный разгром — это лишь вопрос времени. Причем сроки этого разгрома определят лишь сами союзники.

— Они не хотят понять, что Германия воюет в интересах всей Европы. Ради Европы она истекает кровью, чтобы поставить заслон перед Азией на ее пути на Запад, — в большом волнении заявил Гитлер.

Смысл дальнейших высказываний Гитлера сводился к тому, что народы Англии и Америки устали от войны. И если якобы «умершая Германия» внезапно восстанет из мертвых, если ее так называемый «труп» еще раз нанесет решительный удар на Западе, то можно рассчитывать на то, что под давлением своих народов и в результате осознания ошибочного утверждения собственной пропаганды западные союзники согласятся на заключение мира с Германией. Тогда бы он, Гитлер, смог повернуть все дивизии и армии на Восток и продолжить борьбу. В результате угроза Европе с Востока была бы навечно ликвидирована. Этой исторической задаче — служить Европе защитным валом от Азии — Германия была предана более тысячи лет.

Подготовкой широкомасштабного наступления в обстановке строжайшей секретности на протяжении последних недель занималось несколько офицеров Генерального штаба. Им надлежало все тщательно продумать и просчитать. Результатом данной наступательной операции должен был явиться возврат Германии утраченной стратегической инициативы, которая в последние месяцы принадлежала западным союзникам. По словам Гитлера, еще с момента начала продвижения союзников от Нормандии к немецким границам его не оставляла мысль о том, как замедлить и прекратить это продвижение путем проведения мощных контрударов. Он постоянно размышлял над этим даже в самые тяжелые дни, однако вследствие неблагоприятной обстановки на всех фронтах проведение таких контрударов было невозможным.

То, что противник на протяжении последних трех недель застрял на достигнутых рубежах, свидетельствовало о наличии серьезных трудностей в снабжении войск из-за растянувшихся тылов и о большой изношенности техники союзников в ходе непрерывных четырехмесячных боев и постоянного движения вперед. Именно это дало возможность укрепить наш фронт, который одно время практически был сломан.

— Почти абсолютное превосходство авиации союзников в воздухе обеспечило успех как самой их высадки, так и после нее. Именно в этом кроется причина того, что им удалось выиграть битву при вторжении, — подчеркнул Адольф Гитлер и после короткой паузы продолжил свой монолог.

Он говорил так проникновенно и убедительно, как никогда раньше. По мнению фюрера, немецкое командование могло рассчитывать на то, что из-за погодных условий осенью и в начале зимы активность неприятельской авиации по крайней мере на некоторое время снизится. План проведения наступления основывался на нестабильности погоды, которая нивелировала бы наши недостатки.

— Кроме того, мы задействуем две тысячи новых реактивных истребителей, которые находились в резерве именно для данного наступления, — закончил Адольф Гитлер эту часть своего выступления.

В его словах, возможно, усматривалось некое противоречие, на которое я тогда внимания не обратил. О том, что новые, превосходящие противника реактивные истребители вскоре появятся на фронте, говорилось многими, а это, в свою очередь, вселяло во всех нас большие надежды.

Начало неожиданного немецкого наступления, по мнению Гитлера, помешало бы формированию сильной французской армии. А семидесяти англо-американских соединений было явно недостаточно для фронта длиной семьсот километров. Отсюда следовало, что сильная концентрация немецких войск в благоприятном для них месте могла позволить осуществить прорыв обороны противника еще до того, как союзники сумеют укрепить свой фронт новыми французскими дивизиями.

Следовало также рассчитывать на то, что данное наступление в ближайшие месяцы могло создать благоприятные предпосылки для последующих действий. В любом случае тогдашнее положение на Западном фронте, в том числе в Голландии, сохранилось бы. На Восточном фронте положение таюке должно было стабилизироваться, что позволило бы высвободить части армии резерва, а это, в свою очередь, способствовало бы быстрому пополнению личным составом и техникой немецких соединений на Западном фронте. Кроме того, в начале наступления неприятельские армии в первой полосе обороны планировалось быстро уничтожить, чтобы создать таким образом необходимую глубину оперативного построения германских войск.

— Выбор места нанесения удара мы обсуждали несколько недель, — продолжал между тем фюрер.

По его словам, первоначально рассматривалось пять различных вариантов проведения наступления. Первому варианту было присвоено наименование «Голландия». Он предусматривал нанесение удара из района Венло в западном направлении на Антверпен. Второй вариант под кодовым наименованием «Северный Люксембург» предполагал наступление с севера Люксембурга сначала на северо-запад, а затем на север, поддержанное вторым ударом из района севернее Аахена. Третий вариант, получивший название «Люксембург», был рассчитан на осуществление наступления двумя колоннами, одна из которых выходила бы из центра Люксембурга, а другая из Меца с задачей встретиться в районе Лонгви. Четвертый вариант предусматривал нанесение удара также двумя колоннами, выходящими соответственно из Меца и Баккары, чтобы соединиться в Нанси. И наконец, пятый вариант с названием операция «Эльзас» рассматривал проведение опять-таки двух ударов — один из района восточнее Эпиналя, а другой из Монбельяра с соединением в районе Везуля.