– Берешь ты своих кадетов, да и ведешь в революционный трибунал, – не унимался Фирсов.
– А кого вы имеете в виду? – невинно поинтересовался я. – В Череповце есть кадеты, члены ПНС – партии народной свободы, есть пара мальчишек, они до семнадцатого года в кадетских корпусах обучались.
– Ладно, товарищи, прекратите препирательство, – вмешался Иван Васильевич Тимохин, являвшийся членом коллегии. – Володя… Владимир Иванович, – поправился он, – какие у вас версии преступления?
– Первое, разумеется, это профессиональная деятельность Николая, – начал я, заглядывая на всякий случай в заранее приготовленную шпаргалку. – Не исключено, что он перешел дорогу очень крупному барыге и его убили, чтобы он не мешал или из мести.
– Почему «крупному»? – заинтересовался Фирсов.
– Ну, это мы ещё уточним, – не стал я спорить и делиться соображениями. – Вторая версия, что Николая убили контрреволюционные элементы как сотрудника ВЧК из желания нанести урон нашему государству. Третья версия мне кажется сомнительной, но её тоже отметать нельзя. Бытовая. Есть и другие. Например, что смерть Иваненко – чистая случайность.
– Иваненко – начальник отдела по борьбе со спекуляций. Стало быть, он имел доступ к материальным благам, имеет… имел большие возможности. Версию, что Николай спутался с преступным элементом, они могли что-то не поделить, его за это убили, вы не рассматривали? – спросил Есин.
Я вздохнул. Вот эту версию мне совсем не хотелось рассматривать, но придётся. И впрямь – слаб человек.
– В данный момент на квартире Николая Иваненко проводится обыск. Если там окажется что-нибудь подозрительное, скажем так, вещи, нехарактерные для чекиста, мы будем рассматривать и эту версию.
– Что же, товарищи, – обвёл взглядом присутствующих Есин. – Сколько времени мы дадим товарищу Аксенову на раскрытие преступления?
Я уже открыл рот, чтобы сказать, что мне нужно не меньше месяца, но меня никто не спросил.
Фирсов предлагал день, но все сошлись на трех днях.
– Что же, так и запишем. Начальнику отдела по борьбе с контрреволюцией дается три дня на раскрытие обстоятельств убийства товарища Иваненко. Все «за»? Если ни у кого нет вопросов, то заседание коллегии будем считать закрытым. Владимир Иванович, задержитесь на несколько минут.
Когда все ушли, Николай Харитонович спросил:
– Владимир Иванович, какая версия вам кажется самой правильной?
– Вот, честно вам отвечу – не знаю. В то, что Николай скурвился, верить не хочется. Если бытовуха – сомневаюсь. А если контра Кольку пришила, здесь проблема – в три дня точно не управлюсь. Придется всю агентуру на уши ставить, на это неделя, а то и две уйдут. Кстати, вы не станете возражать, если я сам осмотрю служебный кабинет Николая?
Есин кивнул, немного помолчал, посмотрел на портрет Карла Маркса, висевший на стене, перевёл взгляд на меня, потом опять на портрет.
– Что ж, если ты в три дня не уложишься, Владимир Иванович, придется нам делать так, как товарищ Фирсов сказал. Возьмём человек пять кадетов из твоего списка, правых эсеров. У тебя там ещё кто-нибудь есть из монархистов? Присовокупим человек десять спекулянтов, и в ревтрибунал. А он, как ты знаешь, с доказательствами вины заморачиваться не станет – ему нашей сопроводиловки хватит.
Ушел я в расстроенных чувствах. Бегло осмотрел кабинет Николая, но, как водится, ничего не обнаружил, кроме шелухи от семечек. Пошёл к себе, начал набрасывать план оперативных мероприятий, но получалось плохо. Не выдержав, решил отправиться в морг.
В моргах бывать приходилось редко. Всё-таки в той жизни я не был опером уголовного розыска, да и они бывают в таких заведениях не часто.
Маленькое тесное помещение с ужасающим трупным запахом, перемежающимся с ароматами формалина. Бр-р… Пять столов, на которых лежало несколько обнаженных тел: два старика, женщина и подросток. Пятый стол прикрыт простыней. У самого входа, около открытой двери, сидел довольно пожилой человек в белом халате, покрытом бурыми и черными пятнами. Он слегка раскачивался на стуле и с интересом читал какую-то толстую книгу на иностранном языке.
– Здравствуйте, товарищ. Что вы читаете? – поинтересовался я.
Патологоанатом – если это был он, а не санитар (бывают санитары, читающие иноземные книги), не отрываясь от текста, что-то пробурчал по-французски.
– Простите, мон шер, не разобрал, – вежливо ответил я, хотя уже следовало топать ногами и кричать.
– Я сказал, что наткнулся на фразу «Мир – склеп, а друзья призраки!»
Вона! Нетрезвый патологоанатом, увлекающийся философией.
– М-да, Платон, конечно же, интересное чтение, но нам нужно вернуться к житейским делам.
– А при чем тут Платон? – оторвался патологоанатом от чтения.
– Вы разве сейчас читаете не диалог, посвященный отражениям? Там, где речь идет о человеке, сидящем в пещере, который видит на стене только отражение того, что происходит за её стенами, и принимает это за реальность?
– Помилуйте, молодой человек! – вскинулся человек в халате. – Терпеть не мог философию, даже когда учился в университете. Я читаю Александра Дюма. Купил его давным-давно, но прочитать не удосужился – считал, что романы больше для дамочек да гимназистов. Вот, обнаружил у себя «Три мушкетера», оказывается – очень увлекательное чтение. Работы у меня теперь мало. В морг редко возят, сразу на кладбище. Вроде и хорошо, но скучно. Я же здесь уже сорок лет!
Елки-палки! Вот до чего доводят штампы в сознании! Клишированный образ русского интеллигента – пьяница, философствующий на досуге и прожигающий свою жизнь. А фразу про мир и призраков, как помню, говорил Арамис при встрече с д’Артаньяном. Кажется, гасконец вернулся из Англии с подвесками и начал собирать друзей, растерянных по дороге. Эх, я бы сейчас с удовольствием поговорил о любимой книге, но некогда.
– Доктор, вам пару часов назад доставили тело, – начал я, но патологоанатом меня перебил.
– Как же, как же. Нервный юноша пытался пихать мне свой револьвер в грудь и орал, что это очень срочно. Хотя к чему срочность, если эти люди уже мертвы?
Нет, он всё-таки философ! Да, работа такая, станешь философом. Помнится, когда я учился в школе (не в средней, и не в ШМАСе), а в другой, у нас была «Судебная медицина». Не самый важный предмет (всего лишь «зачёт»), но мы побывали в санкт-петербургском морге и побеседовали с его отцом-основателем. Ох, сколько тогда интересного узнали! Будет подходящее время – обязательно расскажу!
– Вы правы, доктор, им спешить некуда, но мы люди живые, а жизнь, как известно, штука быстротечная. Разрешите представиться – Аксенов, начальник отдела губчека. Мандат показать?
Я полез во внутренний карман, чтобы показать свой документ, но доктор отмахнулся. Вытянув откуда-то из-под Дюма конвертик, протянул мне.
– Вскрытие я уже сделал, пулю извлек. Могу сказать, что это револьверная пуля калибром семь шестьдесят два.
– Наган?
– Я не баллист, но с вероятностью девяносто процентов. Мне в прежние времена приходилось проводить вскрытия для местной полиции. И тоже чаще всего это были револьверные пули от «нагана». Правда, был как-то случай, когда одна темпераментная купчиха застрелила любовника из «велодога», так она ему пять раз в один глаз попала! Это ещё умудриться надо – пять раз, да в один и тот же глаз!
Лучше бы это был малокалиберный «велодог», искать легче. Револьвер системы «Наган», наверное, самое распространенное личное оружие от русско-японской до Великой Отечественной. Да и в Отечественную их было немало. М-да, грустно, но этого и следовало ожидать. Теоретически можно предположить, что это будет экзотика, но реальность стучит тебя мордой об стол. Или сама бьёт в твою морду.
– Теперь, молодой человек, касательно вскрытия… Вам нужен официальный акт экспертизы или достаточно моих слов? Акт я смогу предоставить только завтра.
– Достаточно слов.
– Итак, в желудке я обнаружил остатки пищи – как могу судить, покойный плотно покушал, в его меню был картофель и мясо, прошедшее специальную термическую обработку.
– Жареное мясо?
– Не думаю. Похоже, это консервированное мясо. Тушенку не приходилось есть?
– Приходилось, – кивнул я, не вдаваясь в подробности.
– Ещё был шоколад. Жидкость, похожая на этиловый спирт. Знаете, что это такое?
– Я даже его формулу знаю. Це-два, аш-пять, о-аш..
– Разносторонние у нас сотрудники губчека, – хмыкнул доктор. – И Платона читали, и формулу этилового спирта помнят.
– А время смерти можно установить?
В фильмах эксперты устанавливают время с точностью до минуты. Но это в фильмах. А здесь вам не синематограф, да и эпоха не та.
Патологоанатом пожал плечами.
– Если исходить из остатков пищи в желудке, то смерть наступила… хм… за стопроцентную точность не ручаюсь, по опыту знаю, то вскоре после приема пищи. Прожевано, но не переварено. Скажем так – от пяти до двадцати минут. Переваривание – процесс индивидуальный у каждого организма. А время смерти – если бы знать температуру воздуха, сказал бы точнее, а так – вчера вечером, либо сегодня ночью, от пятнадцати до десяти часов.
– Спасибо, – поблагодарил я доктора, озадаченный такими открытиями.
– А про характер раневого канала не хотите узнать?
– Хочу.
– Так вот, молодой человек, характер канала очень странный. Пробита лобная кость. Такое впечатление, что стреляли сверху вниз.
– То есть в тот момент, когда он сидел?
– Возможно, что он в этот момент лежал. Хотя, – задумался доктор. – В этом случае раневой канал был бы иной. Нет, он сидел. И, судя по всему, не ожидал нападения. Почему так – долго объяснять про остаточную мимику, мышцы. Поверьте моему опыту.
– Верю, – кивнул я, не усомнившись в компетентности патологоанатома ни на секунду. – Возможно, что его убил хороший знакомый.
– Ну, тут уже я не знаю. Хороший знакомый, внезапное нападение. Это уж вы сами ищите.