Однако как это все случилось? Обычный советский офицер-разведчик под крышей АПН и президент США, его брат – министр юстиции? Фантастика, да и только. Как они сошлись? Как, вообще, попал Большаков в высшее общество Америки, в круг избранных? Это по определению невозможно. Тем более тогда, в начале 60-х, когда «холодная война» была в разгаре, а США считали СССР врагом номер один.
Ведь что означал конфиденциальный канал связи? В первую очередь – доверие. Доверие Роберта Кеннеди, а значит, и его брата-президента – к Большакову.
Однако все это было. Огромный, трудный путь на олимп власти, сближение с Робертом Кеннеди, завоеванное доверие, человеческие симпатии… И за всем этим – один человек, наш соотечественник военный разведчик Георгий Большаков.
…Для начала следует сказать, что Георгий Никитич был весьма не похож на многих своих сослуживцев. Он считал достоинством то, что другие в разведке считали недостатком. Например, общительность, непосредственность, эмоциональность. Большаков располагал к себе манерой общения, открытой, душевной.
Возможно, поэтому он и понравился американцам.
Однако наивно думать, что для такой ответственной роли достаточно было этакого веселого, свойского парня. На сближение с американцами, которые окружали семью Кеннеди, ушли годы. Годы упорной работы.
Так, с Фрэнком Хоулменом, журналистом из «Нью-Йорк дейли ньюс», который дружил с пресс-секретарем Роберта Кеннеди Эдом Гатманом, Большаков познакомился еще в далеком 1953 году, в свою первую командировку в США.
«Мы дружили семьями, – напишет впоследствии Георгий Никитич, – часто ходили друг к другу в гости и, естественно, обсуждали с ним самые острые проблемы во взаимоотношениях между нашими странами. И чем острее становились эти проблемы, тем чаще мы встречались.
Фрэнк Хоулмен был близким другом пресс-секретаря Роберта Кеннеди Эда Гатмана и не скрывал, что самые интересные места наших с ним бесед он передает Эду и тот уже суммирует наиболее существенную информацию и сообщает ее Роберту Кеннеди, который живо интересовался положением дел в американо-советских отношениях».
Однако встречаться и обсуждать международные проблемы с другом пресс-секретаря Кеннеди – одно, а вот выйти на самого брата президента США – это совсем другое. Тем более что Роберт Кеннеди никогда не питал любви ни к коммунистам, ни к Советскому Союзу. Скорее его брат – президент – был более мягок в оценках Страны Советов, нежели Роберт.
Так, в справке Первого Главного управления КГБ СССР о Роберте Кеннеди говорилось, что он «весьма отрицательно относится к Советскому Союзу». И это была истинная правда.
Антикоммунистические, антисоветские взгляды Кеннеди не являлись секретом для офицеров вашингтонской резидентуры ГРУ, в том числе, разумеется, и для Большакова.
Именно поэтому, когда однажды Фрэнк Хоулмен спросил Георгия Никитича: «А не лучше ли тебе самому встретиться с Робертом Кеннеди?» – тот не придал реплике американского друга особого значения. Потом Большаков признается, что «перспектива такой встречи казалась заманчивой, но нереальной».
И тем не менее, как офицер военной разведки, он обязан был доложить руководству даже такое мимолетное предложение Хоулмена. Услышав подобное, резидент крайне удивился. Такое случилось впервые в его практике. В конце концов, есть же посол Советского Союза Меньшиков. А то ведь хлопот не оберешься. Кто Роберт Кеннеди, а кто Большаков? Как говаривал известный литературный персонаж, между ними – «дистанция огромного размера».
Может, это и вообще провокация? Но какая может быть провокация, если речь идет не о каком-нибудь мелком клерке из ФБР, а о втором человеке в государстве.
В общем, ситуация была крайне необычной, нестандартной, запутанной. И тогда резидент принимает самое простое решение – встречу Большакова с Кеннеди запретить. На кой ляд ему нужна эта головная боль? Хотят вести американцы переговоры – пусть обращаются в посольство. Это дело дипломатов.
Нет сомнения, сам Кеннеди и его окружение знали дорогу в посольство, как, впрочем, и советский посол не забыл путь ни в госдеп, ни в Белый дом. Однако на этот раз президенту США понадобилась другая связь, иной канал – не дипломатический.
Была ли это некая президентская прихоть или, наоборот, жизненная необходимость? Как покажет время, Джон Кеннеди предугадал, что СССР и США могут попасть в полосу тяжелых кризисов. Самых серьезных кризисов за всю послевоенную историю. И вот тогда нужен будет дополнительный канал связи, личный, неофициальный, доверительный. Уже трудно сказать, насколько он стал доверительным в эпоху всеобщего недоверия, но иного канала ни у Хрущева, ни у Кеннеди просто не существовало.
Однако вернемся к Большакову. Он, по сути, был рядовым разведки, хоть и с полковничьими погонами. Ему запретили встречу, и он (по официальной версии) позвонил Хоулмену и сообщил, что встретиться с Кеннеди не может. Во всяком случае, в документах, хранящихся в архиве ГРУ, датированных 30 апреля 1961 года, изложена именно эта версия.
Понимаю Георгия Никитича. Не мог же он самолично положить голову на плаху и в отчете написать, что ослушался приказа резидента.
А ведь ослушался. Может быть, он единственный тогда осознавал, какие перспективы сулила эта встреча. В отличие от резидента Большаков был обычным сотрудником разведаппарата, и его волновало прежде всего дело, польза для страны, а не опасения, как на это посмотрит посол, КГБ и, наконец, свое гэрэушное начальство в Москве. Все, чего боялся резидент, не очень беспокоило Георгия Никитича.
Именно поэтому, и только поэтому, встреча состоялась. И состоялась она не в какой-то другой день, а именно 9 мая (!), в день Великой Победы. Почему? Очень просто. Все праздновали, в посольстве оставался только дежурный. Судя по отчету Большакова, почти до 16 часов он находился в типографии, занимался журналом. В это время ему несколько раз звонил Хоулмен, но застать не мог. А когда дозвонился, то пригласил Большакова на ланч. Правда, время ланча уже прошло, да и, как писал позже сам Большаков, он очень устал, но от приглашения не отказался. Хоулмен заехал за ним, и они отправились в район Джорджтауна в маленький ресторанчик.
Был уже шестой час, когда Хоулмен неожиданно сообщил, что Большакова ждет Роберт Кеннеди. Таким образом, «Джорджи», как звали Георгия его американские друзья, попал в ловушку. Отказаться от встречи нельзя, сообщить резиденту невозможно. Пришлось соглашаться.
Хорошо придуманная, добротная легенда, только не для американцев, а для собственного начальства. И то правда, стоит ли строго судить Большакова, коли так сложились обстоятельства? А обстоятельства, как известно, бывают сильнее нас.
И все-таки резидент остался недоволен. Несмотря на его строгие запреты, Георгий Никитич вляпался в эту историю. Руководитель разведаппарата прекрасно понимал: отчет о четырехчасовой встрече Роберта Кеннеди и Георгия Большакова не просто ляжет на стол начальнику ГРУ. Теперь даже начальник Генштаба и министр обороны – лишь промежуточные «станции», а конечный пункт назначения – Президиум ЦК и лично товарищ Хрущев. И никто не возьмется угадать, какова будет реакция Кремля.
Реакция стала известна через неделю. Президиум ЦК поручил Минобороны и МИДу через Большакова выяснить, что имел в виду Роберт Кеннеди, назвав кубинскую проблему «мертвой».
Не забудем: встреча Большакова и Кеннеди состоялась, что называется, по горячим следам самых «горячих событий» – высадки кубинских «контрас» при активной поддержке США на Плайя-Хирон. Прошло всего каких-нибудь три недели, и руководство Советского Союза, разумеется, очень интересовало, не предпримут ли США новую попытку интервенции.
Георгию Никитичу предстояло передать Кеннеди, что если «правительство США отказалось на будущее от агрессивных действий и вмешательства во внутренние дела Кубы, то, безусловно, такое решение только приветствовалось бы Советским Союзом».
Подобное задание Президиума ЦК говорило о том, что Большакову дано добро на продолжение контактов с Кеннеди и даже ставились конкретные задачи.
Больше того, в постановлении указывалось: дать положительный ответ на предложение Кеннеди об установлении канала особой связи с американским руководством. Этот «неофициальный канал» осуществлять через Большакова.
Так кто же был инициатором создания подобного канала? Судя по нашим документам, отчетам Георгия Никитича, справкам вашингтонской резидентуры, – американцы.
А вот близкий друг Большакова Фрэнк Хоулмен впоследствии утверждал, что именно Георгий Никитич предпринял настойчивые шаги для встречи с Кеннеди. Да и сам Роберт Кеннеди заявлял, что его первая встреча с Большаковым состоялась по инициативе советского журналиста и дипломата. Он передал через Хоулмена, что «хотел бы встретится со мной».
Трудно теперь выяснить истину; думается, это было обоюдное желание: с одной стороны, Джон и Роберт Кеннеди, лидеры США той поры, а с другой, – да простят меня МИД, военная разведка и иные мощные госструктуры, – Георгий Большаков. Несмотря на запреты, он первым понял важность подобных контактов и сделал все возможное, чтобы прорваться к Роберту Кеннеди.
Теперь Большаков стал этаким негласным посланником по особым поручениям между Хрущевым и Кеннеди. Забегая вперед, скажу: Георгий Никитич многое сделал для своей страны, однако мало что получил.
Да, командование ГРУ и руководство вашингтонской резидентуры, получив «указивку» из Кремля, приняло ее к сведению.
А Большаков лишь нажил себе врагов. Им были недовольны все. Резидентура – потому что, по сути, потеряла опытного оперативного офицера. Какой от него толк для разведки, если его встречи с Кеннеди получали «официальное» добро на самом верху. Командование ГРУ – потому что считало: не дело офицера военной разведки вести переговоры с первыми лицами государства. Зачем забирать хлеб у МИДа?
Посольство раздражало то, что этот «выскочка Большаков» сел не в свою лодку, оттеснив на второй план дипломатов.