Несмотря на многочисленные демарши перед Военным атташе генералом графом Игнатьевым, не было принято никакого решения, и это подтверждает, что урегулирование вопроса, которое ее интересует, может быть получено только от французского 2-го бюро Военного министерства в Париже, поскольку она осмеливается изложить Вам нижеследующее.
В первых числах мая 1916 года, представившись г-ном Биттаром (или Биффаром?), французский лейтенант из Межсоюзнической разведывательной службы, переведенный по роспуску указанной Службы в 13-й артиллерийский полк и ныне проживающий по адресу: ул. Шуанель, д. 3 в Париже, предложил мне работать на нее, и я была зачислена в Русскую разведывательную службу с ежемесячным содержанием в 600 франков.
7 мая 1917 года я была направлена в Венгрию, где должна была постоянно ездить для передачи сведений военного и экономического характера через посредство моей сестры, мадам Геснон (авеню Бетюзи, 30, Лозанна). Таким способом мне удалось передать некоторое количество разведывательных сведений из Будапешта. Будучи арестованной 18 сентября в Будапеште, я была заключена в военную тюрьму де ла Плас.
После года предварительного заключения я предстала перед военным судом и была приговорена к смертной казни.
Я была вынуждена придумать басню, чтобы не выдать тайны, к которой сама принадлежала, однако Министерство общественной безопасности не поверило и потребовало для меня смертной казни (выдержка из этого приговора на венгерском и немецком языках у меня имеется).
Благодаря демаршам, предпринятым вне тюрьмы, где я отбывала предварительное заключение, я провела там один год.
Некоторое время спустя после приговора суда я была переведена в тюрьму Девы Марии и до декабря 1918 года страдала в ней от голода и холода в камере, в которую меня поместили.
Я настолько страдала от холода, что моя правая рука была отморожена и из-за этого увечья стала совсем неспособной к тяжелой работе.
Я так страдала от голода, что заболела анемией, и малейшее усилие меня изнуряет, а усталость вынуждает оставаться в постели.
Только 27 декабря 1918 года я была выпущена на свободу во исполнение Соглашения о перемирии.
С величайшими трудностями мне удалось возвратиться во Францию в конце августа 1919 года, лишенной всяких средств к существованию, потерявшей здоровье, бодрость и силы.
Полностью истощенная, я была вынуждена лечиться, залезая в долги, и с удивлением узнала, что Служба, в которой я состояла, распущена и что я не могу рассчитывать ни на какую компенсацию, которую мне задолжало Французское правительство, которое завладело архивами и денежными средствами Русской разведывательной службы во время революции в России.
Наконец, Швейцарское правительство требует от меня возмещения расходов на адвоката, которого оно мне выделило во время судебного процесса (270 швейцарских франков).
В подтверждение моих слов у меня имеются документы Политического департамента Швейцарии. Повторяю, что я осталась без средств к существованию, вся в долгах и не могу, несмотря на все мои усилия и демарши, вот уже год добиться удовлетворения моей просьбы, а мое дело находится в подвешенном состоянии.
Больная, обессиленная в результате лишений, я имею честь почтительно просить у Вас справедливости и решения, которое Вы один в состоянии добиться для меня.
Добавлю, что генерал граф Игнатьев полностью убежден в справедливости моего дела и что он может подтвердить правдивость вышеизложенных фактов.
Будучи сторонником урегулирования этого вопроса, он не возражает против того, чтобы я в конечном итоге получила вознаграждение за оказанные мною услуги.
Поэтому я имею честь почтительнейше просить г-на Начальника 2-го бюро простой оплаты расходов, которая была мне обещана накануне отъезда во вражескую страну.
Я позволю себе напомнить о них для сведения, а генерал граф Игнатьев может их подтвердить даже по телефону, если Вы сочтете это необходимым.
С 9 мая 1916 года по 28 августа я не получила целиком моего денежного содержания, т. е. 600 франков х 4 месяца = 2400 фр. Мне остались должны 1000 франков, которые обещали выплатить по возвращении.
С сентября 1916 по 27 декабря 1918 года:
4 месяца (1916 год) — 12 месяцев (1917 год) — 12 месяцев (1918 год) по 600 франков в месяц:
Итого: 16 800 франков — 1000 франков
Всего: 17 800 франков.
Я полностью Вам доверяю, господин Начальник 2-го бюро, и поэтому предоставляю Вам судить, насколько вышеуказанная сумма (17 800 франков) может компенсировать перенесенные мною физические и моральные лишения, страдания моей семьи, мои увечья, мою нынешнюю болезнь, долги, в которые я была вынуждена залезть, напрасно рассчитывая в продолжение целого года получить эту сумму денежного содержания за время, проведенное на службе у Союзников.
Неужели мне придется снова ждать?
Будут ли без конца продолжаться мое отчаяние, неуверенность в завтрашнем дне, в которых я оказалась?
Я так не считаю и поэтому уверена, что, обращаясь к Вашей справедливости, господин Начальник 2-го бюро, обрету нужное решение просьбы несчастной женщины, которая едва не заплатила жизнью за свою преданность делу Союзников, которая в течение двух с половиной лет находилась в тюрьме и возвратилась домой больной, почти калекой, без средств к существованию, в то время когда жизнь является такой трудной со всех точек зрения, и которая почтительнейше ожидает, наконец, благоприятного ответа и остается Вашей самой преданной и покорной слугой.
Берта Дуссе Париж, 15-й район, Ул. Тартр, д. 100»[120]
Вот такое письмо, не требующее комментариев. Оно было написано явно под диктовку адвоката и долго ходило по инстанциям во французском Генштабе, пока наконец 2-е бюро не запросило письмом от 29 октября 1920 года Павла Игнатьева. К этому времени он был уже не у дел и проживал вместе с матерью и женой на ферме, расположенной к северо-востоку недалеко от Парижа.
Он быстро, по-военному отреагировал на письмо французского 2-го бюро. Уже 1 ноября того же года П. Игнатьев пишет:
«Ферма замка Валадьер, 1 ноября 1920 г. ул. дела Плен, 50 Граф Игнатьев Гарш, деп. Сена-и-Уаза Тел. 141
Сударь!
В ответ на Ваш № 10397 от 29 октября с.г. спешу сообщить свое мнение относительно двух вопросов, которые Вы в нем подняли.
1. Разрешив в апреле 1918 года оплату чеком на сумму 163 800 франков, из коих 8000 были выплачены в качестве аванса лицу, согласившемуся перейти на службу его 2-го бюро, французский Генеральный штаб отлично представлял себе, что с помощью этой суммы можно закрыть только самые срочные дела.
Как мне помнится, эта цифра была установлена в результате уменьшения по крайней мере вдвое первоначально намеченной суммы.
В нынешних условиях я считаю, что урегулирование всех требований является совершенно невозможным, поскольку в подобных случаях я должен был бы вступить в контакт с моими бывшими сотрудниками, начать переписку, поездки, изучение архивных материалов и т. п., что совершенно невозможно с учетом моей нынешней жизни.
Тем не менее в крайне важных случаях, когда, например, от ликвидации агентуры зависит доброе имя или состояние сотрудника, я готов прийти к нему на помощь и получить от Вас оплату того или иного сотрудника.
Подобный случай имел недавно место в Голландии, однако, насколько мне известно, нам было отказано в этих выплатах, вероятно, из-за недостатка доверия французского Генерального штаба лично ко мне.
2. Что касается мадемуазель Дуссе, я нахожу, что в ее просьбе материальная сторона дела и важность оказанных ею услуг изложены самым точным образом.
Что до остального, то я подтверждаю, что она представила один или два отчета, не имеющих никакой ценности. Она не исполнила своей миссии исключительно по своей вине.
Как только мне доложили об ее аресте, перед швейцарским правительством были предприняты все возможные в подобной ситуации меры, чтобы ее спасти.
Исходя из вышеизложенного, я думаю, что не может быть и речи о выплате ей той крупной суммы, которую она запросила. Ей можно было бы выплатить сумму в одну тысячу франков, которую ей задолжали после возвращения с задания.
Примите выражения моей преданности и искреннего уважения.
Подпись: Граф П. Игнатьев.
Правильность перевода на французский язык подтверждаю.
Лейтенант Поллак»[121].
Как поступила французская военная разведка в отношении Берты Дуссе? В досье 2-го бюро, связанного с ликвидацией Русской разведывательной миссии в Париже, имеется следующие документы:
ФРАНЦУЗСКАЯ РЕСПУБЛИКА КАНЦЕЛЯРИЯ ПРЕСЕДАТЕЛЯ СОВЕТА МИНИСТРОВ
КОМИССИЯ ПО ЛИКВИДАЦИИ РУССКИХ ДЕЛ
Париж, 17 февраля 1921 год Бульв. Сен-Жермен, 231 Секретно
СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА ДЛЯ 2-ГО БЮРО ГЕНШТАБА АРМИИ Секция централизации сведений
В ответ на вашу ноту № 6852СКР-2/11 от 3 сентября 1920 года имеем честь сообщить Генштабу армии, что требования Скрябина и Дуссе вызвали следующие решения Комиссии по ликвидации русских дел:
…ТРЕБОВАНИЯ ДУССЕ. — Согласны с Русским военным атташе и, в соответствии с состоявшимся обменом корреспонденцией, Генштаб армии и Комиссия считают, что следует оірани-читься выплатой мадемуазель Дуссе суммы в размере 1000 франков, составляющих компенсацию за ее услуги в период с 9 мая по 28 августа 1916 года, которую она не получила своевременно по завершении ее задания.
Остальные ее просьбы должны быть отклонены.
Посему к данному документу прилагается чек на сумму 1000 (одна тысяча) франков на имя мадемуазель Дуссе. Просим Генштаб армии, в который поступили требования заинтересованного лица, соблаговолить передать ей чек и затем направить в Комиссию расписку (или копию расписки), который должна подписать мадемуазель Дуссе по вручении ей чека.
Возвращаем при этой служебной записке также документы, прилагавшиеся к ноте от 3 сентября 1920 года, за исключением документов, касающихся требований Скрябина, которые были возвращены непосредственно в Гражданский кабинет.