и эмоции: или же от того, что он наконец закрыл свое расследование, или же от того, что им предстоит встретить. Верны ли предвкушения записи старой тетради? Но тут словно вышел из забвения его коллега по преподавательской деятельности и просто напарник по приключениям Нильсон.
– Андреас, тебе не кажется, что этот «Логан» нас как-то все же, я думаю, преследует… – предположил сквайр, немного обеспокоившись этим.
Ведь еще бы. Если что с ним случиться, то он, может, в последний раз там, в Вирджинии, до отъезда видел свою жену мадам Пенелопу Тракинг, пусть и весьма скрипучую личность.
Но даже если это было так, сейчас Фильчигана это меньше всего волновало.
– Бен, старина, – выдохнул он.
Социолог пришел в себя, но все же не спешил с ответом. Глядя в лицо товарищу, ждал, когда тот будет в полной сосредоточенности к нему, он не желал терять смысла всей подтянувшейся информации.
– …Да это не важно, – махнул он рукой в сторону автомобилей, – дело другое. Я пришел к выводу…
Фильчиган нарочно выдерживал паузу, сдерживая восторженность.
– Знаешь, что означает литера «М» возле цифры 4 в цифровом коде на втором листе папки?! Онаозначала… в общем, слушай сюда, Бен. Как главенствующая церковь оказалась совсем не церковью, как мы думали, но создание церкви, ну, это мои догадки. Вероятно, после сожжения церкви, что, по всей вероятности, находилась в форпосте, документы были сохранены, но и также, как я предполагаю, неким Митроном, создавшим эту церковь. Ну, когда я понял, я русский плохо знаю, но слово «основано» – мне это слово хорошо известно, и сокращенное слово «Св.» означает sanct – святой… Литера «М»… означает человека, который основал эту церковь, то есть он был, видимо, из уважаемых людей когда-то…
Друзья не заметили, как на площадку въехал RenaultLogan темно-бурого цвета. Развернувшись, встав так, что на переднем сиденье Нильсону хорошо видны были два человека, одетых в повседневный парадный костюм темного цвета в темных очках, время от времени бросавших взгляды на «Волжанку», в которой находились двое американцев. Однако в сознании физика происходили мысли, наталкивающие на некоторую подозрительность, связанную с этими автомобилями и белокурой девицей. Он решил поделиться с Фильчиганом немного поздней, когда они вернутся в гостиницу.
– Все же откуда у тебя такая уверенность, друг мой? – спросил Нильсон, совершенно не понимая, о чем говорит Фильчиган.
Он сопоставлял некое ощущение напряжения, выдаваемое их водителем, почесыванием им своей шевелюры и сморщивании лица, словно принял уксус и своей заостренной наблюдательностью снаружи. Казалось, шофер желал чем-то поделиться с клиентами в его салоне, но из-за отсутствия знания английского языка не мог этого сделать, но он незаметно для других уже держался на изготовке поспешить нажать на педаль газа.
– Я знаю координаты портала в другое измерение!.. – поспешил огорошить Нильсона Андреас.
– Что?! – удивился сквайр, бросив серьезный и озадаченный вид. Таким, на удивление, социологу его друг еще ни разу не представлялся в этом образе, от него исходило нечто избыточное, что могло под конец привести их поездку.
Фильчиган, казалось, пришел в себя окончательно. Солнечные блики отблескивали кузова обоих автомобилей, но белого цвета Renault, казалось, светился на солнце.
Хотя погода все же не баловала друзей. С наружной части такси температура составляла около пятнадцати градусов, собственно, когда в части юго-востока штата Вирджинии в это время в ранее утро прогулки в шортах по пляжу были бы редкостью.
Наконец социолог обратил внимание на то, что тревожило его напарника.
– В гостинице расскажу. Э-э, пожальиста, отель… – Андреас обратился к водителю.
– Давно бы так, – буркнул про себя водила, его седые короткие вьющиеся волосы вдоль шеи переходили в козлиную бородку, и он напоминал Фильчигану больше какого-то философа с портретов по этажам Оксфорда, чем поморского таксиста.
– Что-то недобре эти ребята на нас зыркают, что-то девяносто пятых деньками попахивает, интересно, что вы за ребятки такие, господа иностранцы, – бубнил про себя водила, пока разворачивал машину.
Через две минуты «Волга» завернула влево к первому мосту через речку.
Преследование двух Renault все больше настораживало туристов. Время от времени они оборачивались назад, убеждаясь в том, что те все еще у них позади, то и дело они выныривали из-под других машин, когда таксист пытался лавировать среди дорожного потока.
– Те цифры, означающие датировку надгробия старинного захоронения у церкви, что по улице Терехина, где я случайно обнаружил, были продолжением географических координат, где находится портал, ну, или что там, вроде инно зустанд, сошлась вторая часть, – поделился Фильчиган, пока они дожидались зеленого света.
Машина вновь тронулась и завернула направо, увеличив при этом скорость, так как поток здесь, как оказалось, шел в одну сторону движения автотранспорта.
– Странный город, я уже хочу отсюда, – Нильсон более брезгливо отождествлял, чем обеспокоенностью разнообразием строений города, считая его все больше низко развитым, чем Норфолк по масштабам. Ему казалось, что за стенами, окружавшими стадион, мимо которого они проезжали, находится поле, на котором происходят игры, скорее не приемлемые для христианства, и были подобные тем, что проводились в Древнем Риме. Фильчиган пожал плечами, его взор был полностью поглощен дорогой, не менее чем его мозг в размышления. Казалось, он забыл о преследовании.
– Но что именно может произойти с нами? – думал он вслух. – Быть может, это вообще изменит всю жизнь, всю планету?
С последними словами он обратился к коллеге, задавая вопрос, но скорее самому себе. Нильсон также не знал, он пожал плечами.
– Ты же мне показывал листы, ну, я как профессионал… – растерялся физик. – Думаешь, почему я никак не попрошу тебя вернуться домой из России?
Изменил тон Нильсон, в нем Фильчиган вновь узнавал старого весельчака Бена, социолог удрученно помотал головой. Чтобы это ни было, Фильчиган лишь предположил, почему, но и это лишь, как знал старого друга Андреас, не являлось бы поводом повернуть назад, когда тот являлся заядлым авантюристом и не прочь поразгадывать загадки на стороне.
– Слово novam означает «новое измерение». И однажды оно упоминалось в Евклидовой геометрии, когда тот рассматривал теорию разномерности, – сказал Нильсон.
Фильчиган мало что понимал в физике, он пожал плечами, но делал вид, что понимал.
Однако Нильсон заметил его противоречивость в движении и решил добавить, когда они объехали еще один стадион, на этот раз более открытый с обзором поля, видимого сквозь металлическое ограждение, выехав на центральный проспект.
– Понимаешь, Андреас, существует место двухмерности, это как координаты Земли, и трехмерность, но на этот раз оно не имеет ничего с физической реальностью, то есть, – Нильсон все пытался объяснить, заметив, что Фильчиган вновь отвлекается на поиски преследователей в заднем стекле, но тех машин позади не оказалось.
– …этого не существует. Вроде как ученый, он отбросил эту теорию и мало посвятил ей, не помню, почему. Хе, – ухмыльнулся Нильсон вслух, – видимо, потустороннее является реализмом, раз о нем пеклось германское правительство. Хотя…
Нильсон задумался. Он стал противоречить самому себе.
– Быть может, фашизм поэтому и проиграл, раз стал залезать не туда, куда надо.
Заворачивая на набережную к отелю, Нильсон старался вытянуть шею, чтобы вновь зацепить взглядом памятник вождю пролетариата, находившийся на центральной площади города, но у него это не получалось. Сквайр вспомнил по урокам истории, что в их городе находился такой же памятник, относящийся к независимости, но кратковременного государства в гражданской войне США, борющегося за свои права.
– Ты не обратил внимание, Андрэс, на?.. – он выпрямился на сиденье и обратился к товарищу.
– Что? – не понял его социолог.
Андреас был полностью поглощен предвкушением ответа о действительном путешествии, или же это всего лишь фантасмагории древнерусского помешанного, вновь гадал он.
Такие случаи могли быть не редкостью – один из его студентов, узнав об увлечении своего преподавателя, преподнес ему однажды документ, датированный древнеегипетской письменностью, на что Фильчиган его раскусил лишь спустя месяц. Папирус говорил о несуществующем некогда процветавшем городе Таефе, и такого в действительности быть не могло, так как раскопки предлагали совершенно другое значение, и это место числилось как погребение, а не «нэфэрэ», означающее нарастание, то есть народное поселение.
– Они до сих пор чтят то, во что когда-то верили. А ты помнишь, где стоял памятник конфедератам? – спросил двухзначно Нильсон, когда они остановились у своей гостиницы в кафе баре «Небо».
Фильчиган не спешил с ответом, но его мозг уже работал на товарища, чтобы означить свое присутствие.
– Ну… – протянул он, – может, на Фримейсон-стрит? – гадал он.
Нильсон словно сожалел об упущении знаний по историческим реликвиям, впрочем, был не сильно раздосадован. К завершению дня его манило принять душ и, улегшись на кровать еще раз, где он бы смог попытаться связаться с семьей.
Фильчиган, расплатившись с водителем, поблагодарил, скорее, повторив слова благодарности, которые он не раз слышал в гостинице от русского актера, гостившего в Архангельске.
– Лады, ребята, обращайтесь, – сказал водитель, приняв плату за проезд.
Часы на руке социолога показывали без пятнадцати минут пять часов вечера, а дневной свет, казалось, и не собирался исчезать, только прохладный ветерок давал ощущение, что вечерами уже становится прохладней. Друзья вошли через центральный вход, и у них оставалось время, чтобы подкрепиться ужином и по-хорошему все обсудить. Они вновь не заметили, как с другой стороны отеля напротив примыкавшего к нему жилого пятиэтажного строения медленно припарковался белый Renault, но водитель, привезший иностранцев, усевшись в свой автомобиль, недовольно заметив «хвост», помотал головой.