– О, пасут иностранцев, наверно, во… деньжат заграбастать-то рады. И где? Здесь, в этой дыре… а, хрен с вами. Санек, – поднял он рацию, – тут на эскимосов белый «Рено» наседает, не знаешь таких?
– Нека, – ответили с помехами по рации.
– Лады. Люд, Людочка, я свободен…
И он, приняв очередной заказ, развернувшись, уехал прочь вновь забирать очередного клиента.
Внутри белого Logan’a было уютно и тепло, и, несмотря на то что за стеклами стояло лето, внутри автомобиля они запотели.
– Не спать, – скорее буркнул себе под нос Боб, чем скомандовал напарнику, когда тот, закатив голову назад в кресле, быстро произнес храп.
– Лучше послушай анекдот. Сидят, значит, два друга, один говорит: «Не прогуляться ли нам?». Тот молчит, он опять: «Не прогуляться ли нам?», – тот молчит, тот опять: «Не прогуляться ли нам?», – ну, тот не выдержал и говорит тому: «Что ты все погулять да погулять, я тебе что, собака, иди и погуляй сам…». Ха-ха-ха, – засмеялся про себя водитель, немного подождав, пока шутка дошла до него самого.
Фрэнки, стараясь не обращать внимания на юмор напарника, повернулся в сторону, ему было и без того неуютно в машине.
– Ладно, я покурю, – Боб вышел наружу.
Закурив, на долю минуты он забыл о сигарете, вытащив из пачки, остановился взором на закат. Солнце заходило за реку, ярко озаряя ее. Застывшая гладь воды была словно зеркалом для ночного зарева. В окнах, в домах, стоявших напротив набережной, по одному зажигался свет, словно огромные маячки в темном небе. Боб, очнувшись от зачарованности, зажег сигару, как бы подогрев себя, вспомнив о прибыли по возвращению на родину после окончания миссии. Он еще минуты три стоял, глядя вдаль, раскуривая сигарету, совершенно ни о чем не думая. Наконец докурив, сплюнул и вернулся в кабину.
– Скорей бы уж этого ботаника приплющить, – он сплюнул в открытое окно, – что он все мотается по городу туда-сюда, туда-сюда, как гусь по полю…
– Матушки-гусыни? – подтрунил над ним молчаливый напарник и сладко поежился на откинутом назад кресле.
Но, заметив шутку Фрэнка, Боб, спокойно отреагировав на нее, перевел взгляд на лобовое стекло, уйдя в себя.
Вэто времячасы на руке Дженнис Дарен Миллерпоказывали без одной минуты десять вечера. Рядом на кровати лежал мобильный телефон, приобретенный на деньги, заработанные в «Макдоналдс Фуд» год назад. С него можно было легко связаться с отцом или позвонить маме, но сейчас ее больше волновали не оставленная карьера в забегаловке Грега, не раздумья, кому бы позвонить из друзей в Оклахоме. Она, сложа руки крест-накрест, которые еще больше подчеркивали ее грудь, выпиравшую в белой рубашке, оперевшись на стену в гостиничном номере, отпрянув от мыслей, без всякого увлечения наблюдала за одной из выступавших групп российской эстрады. В ее голове, словно заусеница, стояли происки Андреаса Фильчигана, как считала она его исследования.
В 2007 году поступив в учебное учреждение, Дженнис с детства имела направление на изучение космоса и религии, вероятно, которое она приобрела по генеалогии от своего деда, умершего за год до ее рождения в польской тюрьме. В колледже, вступив в греческое общество, она вскоре, познакомившись в сети интернет с Пегги, переехала в Университет Старого Доминиона, где она, случайно столкнулась с одним из преподавателей этого заведения, увидев на одном из его листов по лекции имя своего предка, узнать о котором ей случилось лишь в свое двадцатилетие, когда ровно столько лет назад того не стало. Вернувшись в съемную квартиру, она решила сделать звонок.
– Алё, мама, привет… Уменя все нормально, как у вас? – чтобы начать разговор со своей матерью по телефону, Дженнис приходилось вначале выслушивать ее, затем, убедившись, что та готова выслушать ее, могла задать свой вопрос.
– Я просто хотела еще раз спросить тебя… ты уверена, что тот фашист, – она снизила разговор, – был действительно наш… дед?
– …Значит, в тюрьме, – уточнила она, – да нет, просто, видимо, один из педагогов нес лекции, я его сбила… да нет, мам, не на машине, в коридоре. Не знаю… не знаю, мам, это не важно, нет… хорошо, пока.
Взволнованной и, скорее, задумчивой ее застала подруга Пегги.
– Вот, – Дженнис протянула ей небольшую бумагу.
Та не замедлила в ее изучении.
«Итак, – Пегги негромко озвучивала написанное на листке, – Кох, вероятней всего, знал о червоточинах в иные миры и скрывал это от Гитлера, но почему?! Зверства над людьми и отзывчивость к нацистскому будущему, ли, впрочем, вероятно, он был просто тщеславен.
Расклад второй
1. Бранденбургский архитектор есть масон.
2. Петр I…»
Пегги на долю секунды оторвалась от листка, в ее лице опознавалось изумление, но что она в этот момент подумала, она не сказала и продолжила читать:
«…вероятно, был тоже знаком с червоточинами.
3. Предположение – нацисту была известна личность Резена.
Итог: координаты показывают: Россия, город Архангельск. И дальше по месту. В «Гугле» они опознаются как крепость Петра Романова (Первого)».
– Ерунда какая-то, – заметила Пегги, – и этим занимаются наши учителя, сколько ему лет?
Дженнис пожала плечами.
– Какая разница, – вдруг в ее голове созрела невероятная мысль, – надо Берти позвонить, – сказала она, откинув назад волосы, продемонстрировав при этом некую решимость.
– Мне нужно с ним встретиться, – сказала она, бросив взгляд на листок в руках подруги.
– С кем, с этим?.. Чья эта писанина? – спросила Пегги, показав бумагу.
– Да, Пэ, с этим, я даже не знаю, как его зовут. Ладно, узнаю. Но, я думаю, мне завтра все же нужно вылететь… в Нью-Йорк.
– Зачем? Лекции по материализму еще на всю неделю, – недоумевала ее подруга.
– Так, – сказала задумчиво Дженнис, осматриваясь кругом, словно силясь вспомнить, что нужно взять уже в дорогу, – я, кажется, решила.
Дженнис достала из сумки телефон. В табло принялась искать номер. Оказалось, практичная, с большими пропорциями тела, чем Дженнис, ее подруга Пегги не могла предположить такуюделовитость своей подруги. Она стояла в недоумении, не решаясь задать лишний вопрос, точнее, у нее была уйма вопросов, но какой из них нужный, чтобы не отвлекать Дженнис, она не могла решить.
– Алло, Стив, мне нужна информация… – сказала белокурая девушка, по ее виду было заметно, что она волнуется, но старается достичь успеха во что бы то ни стало. – …Я не знаю, этот парень из нашего колледжа, думаю, педагог или… альголог какой-нибудь, в общем, он бывает в аудитории двести сорок. Ну так, Стиви, понимаешь.… Много хочешь знать, красавчик… – в ее голос проникла нотка игривости.
– …Пока, Стив, – Дженнис, закончив разговор, выглядела довольной, но что-то еще сказывалось в ее лице, что она была не удовлетворена до конца разговором с абонентом. Но вдруг ее словно подменили, она повернулась к подруге, так и не выйдя из комнаты, и растянулась в улыбке.
– Ладно, Пегги, как дела в Чиспейке, что нового в вашем мрачном болоте[5]? – спросила она, изобразив шутливо страх.
– Да, – махнула Пегги, – ничего особенного, слышала, что кто-то отравился в одном из отелей, кажется, на Юллиф Роуд, в болоте… – Пегги обещающе улыбнулась, – крокодила дохлого нашли.
– Дохлого? – переспросила ее Дженнис.
– Точно. Дохлого… – обе подруги засмеялись, вспомнив какую-то историю, связанную с этим словом.
Все оставшееся время после ужина Фильчиган, до того как отойти ко сну, провел словно в небытие. По прибытии в гостиницу первым его делом был подход к приемщику у администратора.
– Пожалуйста, будьте добры, мне необходимо связаться с Норфолком, – сдерживая дыхание, обратился он к ресепшену.
– Туда, пожалуйста, – женщина лет сорока учтиво показала на телефон, повернув ладонь, указывая направление.
Андреас поблагодарил ее и завернул за стенку с объявлениями. Номер Дайяны Моррис он держал в памяти. Еще до отъезда у него был разговор с архивистом из Блайден Брач – публичной библиотеки, в случае необходимой помощи она дает информацию.
Моррис, женщина сорока шести лет, была все же удивлена звонком Фильчигана. Его племянник был сыном этой женщины, но в большинстве случаев он общался больше с ней, чем с тинейджером, у которого в голове были одни лишь ночные прогулки, к тому же она была словоохотливой женщиной и также была любознательна в поисковых сетях. Муж ее ходил под знаками рыболовецкого траулера, и зачастую она ради интереса отслеживала его навигацию.
– Здравствуйте, миссис Моррис. Не хотел бы вас отвлекать… а скажите, Денис дома? – Фильчиган решил начать издалека, но, как и ожидалось, он получил отрицательный ответ.
Андреас смягчился в выражении лица, в уголке рта появилась легкая улыбка, социолог даже удивился своему мировоззрению, учтивость в нем проявлялась в редких случаях, лишь когда, зная ответ над чем-нибудь, он скорее удивлялся малограмотности собеседника. Сейчас же, проведя некоторое время в отдаленном месте России, его охватывало, проявившись только сейчас, состояние, словно он мог контролировать себя как никогда, терялось ощущение скрытности. Когда, находясь, будучи после окончания института с коллегой по космополитизму в окраинах Калимантана, где в разновидности племен, казалось, невозможно было быть предосудительным, но относительность различного взгляда к каким-либо действиям заставляла компанию из Вирджинии оставаться равнодушными. Он бросил короткий взгляд на одни из часов гостиничного фойе, висевшие на стене, показывавшие одно из европейского времени.
– Миссис Моррис, я бы хотел тогда обратиться к вам, вы помните о моей просьбе до моего вылета в Россию? – спросил он.
Но ответа он сразу не получил. Ему еще пришлось ухмыльнуться раза два в трубку, женщина была разносторонней. Пришлось ответить еще на вопросы.