Спустя некоторое время Берия позвонил мне по телефону и в извинительном тоне повел со мной разговор о его нетактичном поведении на даче. В этом же разговоре он снова пригласил меня к себе на свою московскую квартиру на Мало-Никитской улице. Вскоре за мной пришла машина, и я поехала к Берии. Но и на этот раз никаких гостей в квартире не было. Он преследовал ту же самую цель и вел себя так же, как и на даче: “нанайские игры” продолжались довольно долго, но я вырвалась от него и уехала домой».
Не находите ли вы, дорогие читатели, что что-то тут не склеивается, или, говоря языком кинематографистов, не монтируется?
Счастливо избежав изнасилования на даче, Зоя Алексеевна по первому зову Берии едет на его городскую квартиру, якобы не понимая, что он будет «преследовать ту же самую цель».
Неужто и вправду не понимала? Понимала, еще как понимала. .. Так в чем же дело, почему она мчалась к Берии по первому его зову? Была в него влюблена? Едва ли... А может быть, все гораздо проще: Берия не просил прийти на свидание, а приказывал явиться. Ослушаться приказа Зоя Алексеевна не мота и послушно ехала туда, куда велели.
Я понимаю, что эта версия—достаточно дерзкая, но, поверьте, небезосновательная. Мы еще к ней вернемся и поговорим об этом подробнее. А пока давайте выслушаем эту историю в вольном изложении дочери Зои Алексеевны — Виктории Федоровой и ее соавтора Гескела Френкла. Вот как они описывают свидание Лаврентия и Зои в своей книге «Дочь адмирала»:
«Она посмотрела на Берию. Неужели он издевается над ней и думает соблазнить?
— Простите, Лаврентий Павлович, — сказала Зоя, тщательно подбирая слова, — но вы меня удивляете.
— Это почему же, Зоечка? — наклонился он к ней и положил руку на ее колено.
Она повернулась и, намеренно дернувшись всем телом, стряхнула с колена его руку.
— Вы, конечно, знаете, что мой муж был евреем?
— Но ведь сейчас вы не замужем.
Он снова наклонился и обнял ее за талию.
— Вы очень страдаете от того, что лишены тех радостей, которые дает брак, а, Зоя Алексеевна?
Зоя сбросила его руку, словно стряхнула вошь.
— За кого вы меня принимаете? И где мы, по-вашему, живем? Это уже не та Россия столетней давности, когда вы могли выбрать себе любую актрисочку и приказать притащить ее вам в постель!
— Браво! — сказал Берия, захлопав в ладоши. — А теперь сядьте. Вы ведете себя глупо, вылитая маленькая обезьянка.
— Если я обезьянка, то кто же вы? — возмутилась Зоя. — Встаньте и подойдите к зеркалу! Посмотрите на себя в зеркало. Вы же на гориллу похожи!
Берия потемнел.
— Да как вы смеете так со мной разговаривать?! Неужели вы думаете, что хоть капельку волнуете меня, коротышка несчастная? Просто смешно! Вас пригласили сюда как актрису, чьи фильмы мне нравятся. И всё. Физически вы мне отвратительны!
— Рада это слышать... А теперь я бы хотела вернуться домой.
— Эта женщина уезжает, — сказал Берия появившемуся в дверях полковнику.
Машина ждала перед домом. Шофер открыл перед Зоей дверцу, и она увидела на заднем сиденье роскошный букет роз.
— Это мне? — спросила она у стоявшего в дверях Берии.
— На вашу могилу, — произнес он ледяным тоном».
Как видите, то ли настойчивые ухаживания, то ли попытки грубого изнасилования, но что-то там было и, судя по всему, не заладилось. Берия затаил обиду. И при первой же возможности отомстил.
Министром государственной безопасности в те годы был Абакумов, который, конечно же, знал о своеобразных отношениях Берии с Зоей Федоровой. Поэтому я ни секунды не сомневаюсь, что прежде чем подписывать документ, сломавший жизнь Зое Алексеевне, он посоветовался с шефом. Зеленый свет, который Берия дал Абакумову, был страшной местью неудавшегося любовника, а заодно и дьявольским ответом на письма отчаявшейся артистки.
Вот он, этот чудовищный документ: постановление на арест от 27 декабря 1946 года.
«Я, пом. нач. отделения капитан Раскатов, рассмотрев материалы в отношении преступной деятельности Федоровой Зои Алексеевны, нашел: имеющимися в МГБ СССР материалами Федорова 3. А. изобличается как агент иностранной разведки. Кроме того, установлено, что Федорова является участницей группы англо-американской ориентации, стоящей на позициях активной борьбы с советской властью.
Постановил: Федорову Зою Алексеевну подвергнуть аресту и обыску».
В тот же день Зою Федорову бросили на Лубянку. Через день после ареста — первый допрос. Но вот что странно: обычно такого рода допросы вели лейтенанты, в лучше случае капитаны, а тут — целый полковник, да еще в должности заместителя начальника следственной части по особо важным делам. Значит, дело Зои Федоровой не хотели предавать огласке и не хотели, чтобы о ее показаниях знали низшие чины.
Несколько позже выяснится и другой наводящий на размышления факт: за время следствия Зою Алексеевну сто раз вызывали на допросы, пять раз ее допрашивал сам Абакумов, а протоколы составлялись только в двадцати трех случаях. Почему? О чем шла речь на тех семидесяти семи допросах, следы которых в деле отсутствуют? Ответить на эти вопросы теперь, к сожалению, некому. А тогда, 29 декабря 1946 года, полковник Лихачев сразу же взял быка за рога.
— Вы арестованы за преступления, совершенные против советской власти. Следствие рекомендует, ничего не скрывая, рассказать об этом всю правду.
— Преступлений против советской власти я не совершала, — уверенно начала Зоя Алексеевна, но потом, видимо поняв, что в чем-то признаваться все равно надо, добавила: — Единственно, в чем я считаю себя виновной, так это в связях с иностранцами, особенно с англичанами и американцами.
— Это были связи преступного характера?
— Нет. Я принимала их у себя дома, бывала в посольствах, посещала с ними театры, выезжала за город.
— Назовите имена.
— Осенью 1942-го, посетив выставку американского кино, я познакомилась с корреспондентом американской газеты «Юнайтед пресс» Генри Шапиро и до его отъезда в США в конце 1945-го поддерживала с ним личные отношения. Бывая на квартире Шапиро, я познакомилась с его приятелями: помощником военноморского атташе США майором Эдвардом Йорком, сотрудником военной миссии майором Паулем Холлом, а также с лейтенантом Чейсом. Особенно близкие отношения у меня сложились с Эдвардом Йорком, а через него я познакомилась с контр-адмиралом Олсеном, английским журналистом Вертом, его женой Шоу, а также с редактором издающегося в СССР журнала «Америка» Элизабет Иган.
— Элизабет Иган является установленной разведчицей. Непонятно, что могло вас сближать с ней.
— Не может быть! Мы с ней очень дружили. Она называла меня своей подругой и запросто бывала в доме.
— Еще как может быть, — усмехнулся следователь и продемонстрировал документ, свидетельствующий о том, как блестяще работала тогда советская контрразведка. — Документ называется — «Меморандум». Составлен он вашей подругой 16 августа 1946 года и направлен непосредственно послу США Гарриману. Докладывая о своих личных контактах с советскими гражданами, она довольно недвусмысленно пишет и о вас: «Зоя Федорова — бывшая кинозвезда, играла ведущую роль в картине “Девушка из Ленинграда”».
— Что за «Девушка»? — перебила его Федорова. — Не знаю я никакой «Девушки», и в такой картине не снималась.
— Мы тоже не сразу поняли, о чем идет речь, — покаянно развел руками полковник Лихачев.—А потом разобрались. Оказывается, американцы так своеобразно перевели на английский «Музыкальную историю», где вы снимались вместе с Лемешевым.
— Ах, вот оно что, — понимающе улыбнулась Зоя Алексеевна. — А я-то подумала, что у меня ранний склероз, и я стала забывать, в каких фильмах снималась.
— Ну что вы, что вы! — вспомнил, что он офицер, Лихачев. — Какой там склероз? До этого вам далеко. Но послушайте, что пишет ваша подруга дальше: «Впервые Зоя познакомилась с иностранцами чрез Генри Шапиро, который представил ей меня. Поскольку знакомствами с иностранцами Зоя злоупотребляла, ее карьера резко закончилась. Однако она все еще является полезной в смысле приобретения случайных интересных связей, главным образом из театральной и музыкальной среды. Время от времени я встречала в ее доме генерала Красной Армии, капитана Красного Флота и женщину — капитана Красной Армии». А вы говорите — «дружили», — почти по-товарищески упрекнул ее следователь. — В ваш дом она проникла с вполне определенными целями и, судя по всему, этих целей достигла.
— Я и не предполагала, — ошарашенно оправдывалась Зоя Алексеевна. — Нет, о шпионской работе Иган против Советского Союза я не знала. К тому же она знакомила меня со своими друзьями. Через нее я познакомилась с руководителем редакции полковником Филипсом, его женой Тейси, а также с некоторыми другими сотрудниками. Я даже стала вхожа в посольство и военную миссию США. Американцы, в свою очередь, бывали у меня. Общалась я и с сотрудниками английской военной миссии майором Тикстоном и майором Нерсом.
Когда Зоя Алексеевна умолка и перестала загибать пальцы, полковник Лихачев скабрезно улыбнулся и пытливо заглянул в глаза.
— Вы назвали всех? У вас ведь были и другие связи. Почему вы о них не говорите?
Поняв, что от полковника ничего не скроешь, Зоя Алексеевна назвала еще одно, самое ей дорогое имя.
— Еще я была знакома с заместителем главы морской секции американской военной миссии Джексоном Тейтом. С ним у меня были особенно хорошие отношения. Вскоре после нашего знакомства я начала с ним сожительствовать и в настоящее время имею от него ребенка.
Прочитав эти строки, я невольно вздрогнул! Как же так? В анкете арестованной черным по белому написано: родители умерли, сестры живут в Москве, муж—Рязанов Александр Всеволодович, дочь — Виктория Яковлевна 1946 года рождения. Почему Яковлевна, а не Джексоновна или, на худой конец, не Александровна? Что за Яков, откуда он взялся? На некоторые из этих вопросов ответы мы еще получим, а вот то, что касается Якова, покрыто мраком тайны.