есят крон австрийскому вознице, и его привезут на железнодорожную станцию этого городка. Они косились на незнакомца, но задавать лишних вопросов не стали. Ферапонт Лукич, однако, счел нужным рассеять недоумение. Этот австрияк, сказал он, дезертир. Сбежал с сербского фронта, пробрался в приграничный румынский Турну Северин, а теперь ладит путь домой. Вот и вся недолга… Не хочет он людей убивать, и правильно делает; надобно помочь человеку.
До вечера Павел пробыл на удивительном острове. Длиной около восьми километров, узкий и плоский, он был прекрасен. Старые крепостные стены, которые по очереди возводили австрийцы и турки, были уже полуразрушены. Кривые улочки, мужчины в фесках, женщины в хиджбах, мечети, новенькая медресе, ослики, лавки со специями, крохотный базар – такое ощущение, что ты где-то в Анатолии, а не в центре Европы.
В наступающих сумерках духоборы загрузили моторку тем же необандероленным табаком, добавили мешки с литографским камнем и отправились на ночлег. А разведчик уже трясся в бричке по левому берегу, удаляясь от Дуная. Черный ход в воюющую страну открылся ему на счет «раз-два!».
Возница был верткий словоохотливый кроат. Он быстро определил по выговору, что его спутник – венец, и расспрашивал, каково жить в столице. Насчет войны, дезертирства и прочих опасных вещей речь не заходила.
Единственный оставшийся кордон они проехали благополучно. Солдаты просто спали! Бричка добралась до города Оршова и разгрузила табак на его окраине, в подозрительной слободке, где у всех аборигенов была наружность разбойников. После чего болтун-возница повез пассажира дальше на север. Пришлось заночевать на постоялом дворе в Геркулесбе и поужинать в дрянном шинке, заплатив за обоих. Зато к полудню фон Эрн сел в поезд Бухарест – Вена. Это было продолжение того маршрута, по которому он позавчера добирался из румынской столицы в Турну Северину. Но на границе с Австро-Венгрией проверяли документы, и разведчик ловко миновал контроль.
Однако опасности от этого никуда не делись, поскольку на крупных железнодорожных станциях внутри страны контрразведка вела выборочную проверку документов у пассажиров. Разведчику приходилось выходить загодя, объезжать узел на извозчиках и садиться на следующей станции. Это занимало много времени.
Курьерский направлялся в Вену через Темешвар, столицу исторической области Банат. Павлуке надо было в главный город двуединой империи, но он продолжал запутывать следы. Мало ли что? Объехав Темешвар кругом, он пересел на узкоколейку до Арада. Там купил билет уже до столицы. Новый поезд, почтово-пассажирский, ехал медленно, останавливаясь чуть не на каждом полустанке. Он вез мобилизованных из Семиградья в учебные батальоны, и разведчик снова учуял запах войны…
Вена была опасным городом для Павлуки. Несколько лет назад его пытались там арестовать. Он побил двух топтунов и отобрал у них пистолеты. Но филеры запомнили внешность русского. Второй раз маршрутник ввязался в драку в Перемышле, где раскидал как котят патруль гонведа[69]. И люди полковника Граниловича из Бюро учета и сбора сведений[70] австрийского Генерального штаба разослали приметы дерзкого шпиона во все корпусные отделы. А заодно и в германскую разведку. Там указывалось, что офицер ростом выше среднего, волосы имеет темно-русые, глаза карие, носит небольшие усы. Особые отличия: весьма решительный и обладает феноменальной физической силой. Кличка – Русский Геркулес, имя неизвестно.
Узнав об этом, штабс-капитан принял меры. Он никогда и нигде не похвалялся своими бицепсами. Не ломал пятаки, как это любил делать на людях его отец, и не завязывал узлом кочергу. Разведчик создал себе неприметный образ человека заурядного, эдакого рохли, добродушного увальня, который мухи не обидит. Скрывать свою силу дело непростое: внимательный наблюдатель разглядит широкие плечи и мускулистую шею. Но главное – поведение. Незлобивый дюжинный субъект, размазня, да и только…
Учитывая прошлое, Павел не хотел задерживаться в Вене надолго. Поезд из Семиградья прибывал на вокзал Аспингер, но разведчик сошел заранее, на товарной станции вокзала. Он воспользовался автобусом, связывающим станцию с Северо-Восточным вокзалом. Там Лыков-Нефедьев купил билет на поезд до Праги, отбывающий через восемь часов, сдал чемодан в камеру хранения и отправился на дом к генералу Йешонеку.
Бывший русский агент, порвавший связь с Огенкваром, проживал в IX «медицинском» округе Альзергрунд, между Общественной больницей и домом умалишенных. Ходу туда было минут сорок, и разведчик решил идти пешком. По пути располагался сад Аугартен, где возможным филерам придется трудно. Проверка показала, что хвоста нет.
Русский шел и мрачнел. Ах, Вена, красавица Вена… Столица элегантности, хорошего вкуса, красивых женщин и чарующей музыки… Куда все это делось? Всюду люди в униформе, попадаются раненые на костылях, и исчезло ощущение праздника. Будь проклята война!
Через канал Дунай, Аугартен, Шоттенринг и Альзерштрассе штабс-капитан добрался до нужного дома. У него имелись при себе двадцать пять тысяч крон на тот случай, если генерал решит возобновить сотрудничество с русскими. Теперь все зависело от удачи. Еще требовалось соблюдать большую осторожность. Вдруг отставной агент раскрыт и за его домом следят?
Павел заглянул в кухмистерскую, что располагалась под генеральской квартирой, взял кофе с кнедликами и сел у окна. Никаких подозрительных фигур ни на улице, ни в заведении он не заметил. Но это еще ничего не значило. Через полчаса Йешонек вышел погулять с палкой под мышкой. В десяти шагах за ним плелся денщик, такой же старый, как и генерал, и нес зонт. Его превосходительство мерил шагами больничный квартал и бодро козырял встречным военным. У маршрутника возникло подозрение, что он для этого и совершал свой променад… Хвоста за Йешонеком не обнаружилось.
Когда объект повернул к дому, Брюшкин расплатился и вышел через вторую дверь кухмистерской во двор. И тут же шмыгнул в нужный ему подъезд. Поднялся этажом выше генерала и затаился. Если бы кто-то увидел чужака на лестничной площадке и поинтересовался, что он тут делает, разведчик сказал бы: выслеживаю жену, не мешайте!
Внизу загудел лифт, потом хлопнула дверь. Выждав пять минут, Павел спустился и нажал кнопку звонка. Отворил денщик и спросил: кто вы и что вам угодно? Получил ответ, что курьер из военного училища, и впустил гостя.
Квартира человека в лампасах оказалась так себе: обставлена скучной мебелью, никаких картин на стенах, хрусталя в бюро или золоченой бронзы в отделке камина. Куда же он девал свои тридцать сребреников?
Пожилой господин в повседневном мундире указал гостю на середину комнаты, а сам смотрел настороженно. Тот не стал тянуть время и заявил:
– Эксцеленц[71], вам передает поклон господин Марченко.
– А кто это? – нахмурился старик. – Напомните, я уже путаюсь в именах. Возраст и все такое… Сказали же, что курьер из училища.
– Марченко – русский военный агент, который завербовал вас в тысяча девятьсот восьмом году. С тех пор вы передали в Петербург двадцать одно донесение и получили восемьдесят три тысячи шестьсот двадцать крон. Теперь припомнили?
Генерал захлопал глазами:
– Кто вы и что хотите?
– Вы перестали сотрудничать с Огенкваром, и тот прислал меня спросить: в чем дело? И предложить возобновить совместную работу. У меня и деньги с собой.
Йешонек некоторое время смотрел на связного со смесью ненависти и презрения. Потом сказал:
– Я вижу, что вы австриец. Судя по говору, даже венец. Как вам не стыдно служить врагу в такой час?
– Но, эксцеленц, вы же сами занимались этим прежде!
– Занимался, – с сожалением подтвердил генерал. – Бес попутал, стыдно – не передать словами. Однако моя измена случилась в мирное время. Сейчас война.
– И что? – с оттенком цинизма спросил Павел (он решил скрыть, что является русским офицером). – Разве во время войны деньги не нужны? А предлагается много!
И многозначительно похлопал себя по внутреннему карману.
Бывший шпион задрал голову и стал похож на ретивого жеребца:
– С каким удовольствием я сдал бы вас контрразведке. Но этим погублю себя – и боюсь, боюсь, не хочу… Не хочу на старости лет быть опозоренным и сесть в каторжную тюрьму. Поэтому я вас отпускаю. Передайте вашим хозяевам, чтобы никого больше не присылали. Пусть забудут сюда дорогу! Иначе в следующий раз я могу не сдержаться. Ясно?
– Да. А вы не боитесь, что мы обнародуем историю вашего предательства? С целью предостеречь других колеблющихся? И окажетесь на старости лет опозоренным. Подумайте еще раз…
Генерал побледнел:
– Мне останется тогда застрелиться, как Редлю. Еще раз думать не для чего, решение я не изменю. А вы негодяй! Убирайтесь вон!!!
Павел выскочил на улицу как ошпаренный. Ай да старикан! Поступок его вызывал у разведчика уважение. Да, был предателем. Сообщал секреты, брал деньги. Но началась война, и человеку стало совестно. Как многогранна жизнь…
Еще Павел в очередной раз почувствовал, что занимается грязным делом. Будто в отхожее место окунулся…
Теперь пора было уносить ноги. Первое задание начальства штабс-капитан выполнил. Достоверно установил, что Адам Мария Фридрих фон Йешонек цу Ланге работать на нас не будет. Лишь бы он с отчаяния не телефонировал в контрразведку. Черт его знает, что творится в душе у пожилого человека, которому скоро разговаривать с Богом. Сообщит все в Штубенринг, людям майора Ронге[72], и пустит себе пулю в голову. Жалко будет дедушку…
Легко сказать – уноси ноги. Документы проверяли только на въезде в город, выезжающие контрразведку не интересовали. Поэтому разведчик прибыл на Северо-Восточный вокзал. До поезда на Прагу оставалось еще три с лишним часа. Секретный человек просидел их в зале ожидания первого класса как на иголках, прячась за газетой. Сдадут нервы у отставного шпиона или благоразумие одержит верх? Маршрутник незаметно шарил глазами по сторонам. Если его станут арестовывать здесь, то не отбиться. Вокруг толпа, стрелять нельзя, а устраивать рукопашную бесполезно. М-да… С другой стороны, лучше успокоиться. В огромном городе трудно сыскать опытного человека. Восемь железнодорожных вокзалов плюс передаточная дорога, Дунайская береговая и городская линии, еще несколько местных линий сообщения, да и река пока не замерзла, можно уйти по воде. Замучаются ловить…