сь отбить укрепление. Внутрь форта успели проскочить всего полтора батальона[132] 153-го Бакинского пехотного полка. Ими командовал полковник Даниел-бек Пирумов. Остальные части отсекли огнем, и солдатам пришлось обороняться своими силами. Турки сосредоточили на форт огонь ста орудий и штурмовали без устали. Первые пять атак бакинцы отразили ружейно-пулеметным огнем, но патроны подошли к концу. Подмога так и не смогла пробиться. В шестой атаке в ход пошли штыки и приклады. Когда османы навалились в седьмой раз, в строй встали раненые и помогли защитить Далан-Гез. Восьмая атака должна была стать последней. Но один солдат – имя его история не сохранила – смог доставить в форт на ослах цинки с патронами. И ожившие бакинцы встретили противника свинцом… Из 1400 защитников в живых остались только 300, и почти все они были ранены.
Их мужество позволило удержать важную позицию и продолжить наступление. Кубанские пластуны и туркестанские стрелки захватили форт Тафта и открыли путь в долину с севера. Туда же в обход Чобан-деде прорвались через горы кавказские стрелки и Донская пешая бригада. Видя, что их окружают, гололобые бросились назад, к Эрзеруму. Их гнали казаки так удачно, что сам город оборонять стало некому. Османы взорвали ряд фортов (Узун-Ахмет, Кабурга, Орта-Юг, Гяз) и бросили огромные запасы военного имущества. Когда утром 3 февраля наши передовые части вошли в Эрзерум через Карские ворота, с другого конца через Трапезундские ворота удирали последние защитники.
Бои на этом не закончились. Нашей армии пришлось выдержать стычки с подошедшими подкреплениями, разбить их и продолжить вторжение в Анатолию. Через три недели османы были отогнаны на 120–150 километров.
3-я Турецкая армия не была уничтожена полностью, как это планировал Юденич. Однако она потеряла около половины своего состава и почти всю артиллерию. Было убито и ранено 79 000 человек, 13 000 сдались в плен. В руки кавказцев попали 325 вражеских орудий.
Наши потери были существенно меньше. Официальные цифры: 2300 убитых, 13 000 раненых и 1700 обмороженных. Представляется, что они все-таки занижены…
Николай Николаевич Юденич за взятие Эрзерума получил Георгиевский крест 2-й степени. Проделанная им операция является образцовой в части введения врага в заблуждение. Русская военная разведка сработала блестяще. «Секретные люди» внесли большой вклад в победу. Бим-баши Зейфи-бей остался в дураках.
Прошло всего два года, и плоды этих усилий превратились в пепел. Победоносная русская армия оставила захваченные турецкие территории и убралась восвояси. В старой песне гелевердинцев были горькие слова про «кавказские вершины – могилы удальцов». Таких могил много раскидано в турецких землях. Все они забыты…
Глава 13Карты на стол!
В первых числах февраля 1916 года Таубе опять вызвал Лыкова в ставку. Тот приехал в Могилев впервые и с интересом осмотрелся. Сюда перебрался из Барановичей еще «генерал-адъютант Николай» во время Великого отступления, но пробыл тут недолго. Вылетел пробкой на Кавказ, а его место занял царь.
При новом главковерхе Ставка сильно разрослась. Вместо прежних двухсот человек теперь в ней числилось до двух тысяч. Был назначен главный комендант, целый жандармский генерал. И добавлены еще несколько новых управлений: артиллерийское, интендантское, воздухоплавательное, походного атамана казачьих войск… Управление военных сообщений преобразовали в департамент железных дорог прифронтовой и тыловой полосы театра военных действий. Расширилось и важнейшее управление генерал-квартирмейстера.
Главная квартира разместилась на берегу Днепра в саду вокруг дома губернатора. Государь поселился в самом доме, а прочие кто где. Многие семейные офицеры вызвали к себе жен и сняли в городе квартиры. Это великий князь не одобрял таких вещей. Царь, как примерный семьянин, приветствовал единение мужей с женами…
Новым главным лицом сделался генерал-адъютант Алексеев. Будучи номинально начальником штаба, он единолично управлял армией. Их Величество, понимая свою военную бесполезность, в стратегические вопросы не вмешивался. Ему и без того хватало проблем. Ведь теперь государь тащил и армейскую лямку, и гражданскую. К нему на доклад приезжали министры, просился Родзянко, и общественные деятели всех калибров стучали в дверь. А больше всех лезла в важные дела императрица. Каждый день от нее привозили письма с инструкциями: как вести себя с генералами, с думцами, с союзниками, как дальше нужно воевать и что по этому поводу изрек «наш Друг».
Главные роли в придворной стратосфере исполняли приехавшие с государем лица его свиты. Дворцовый комендант Воейков, флаг-адмирал Нилов и флигель-адъютант Орлов задавали тон всему остальному, за вычетом компетенции Алексеева. Нилов был вечно пьян. Красавец Орлов безуспешно пытался донести до Его Величества чаяния здравомыслящих людей. Черносотенец Воейков во всем подыгрывал самодержцу.
Были вблизи государя два человека, которые чурались интриг: престарелый министр Двора граф Фредерикс и командир СЕИВ конвоя граф Граббе.
Вокруг Алексеева толпилась собственная свита. Главным в ней был генерал Борисов – конфидент и близкий друг начальника штаба. Вечно неопрятный, вызывающе неряшливый, Борисов фрондировал. В частности, он отказался «по принципиальным соображениям» принимать приглашения к царскому столу. Чины ставки завтракали и обедали в общем зале лучшего в городе ресторана. Царь приглашал к себе в губернаторский дворец, во-первых, тех, кого он хотел поощрить, а во-вторых, всех штабистов по спискам в порядке очереди. Конфидент сходил один раз и больше общаться с царем не захотел. Алексеев обсуждал с ним все стратегические вопросы, высоко ценя ум и знания Борисова. У других достоинства генерал-лейтенанта вызывали сомнения… В Ставке немытого конфидента за глаза называли «серая эминенция»[133]. Другими любимчиками Алексеева были генерал-квартирмейстер Пустовойтенко и некий полковник Носков – уменьшенная копия Борисова. Компания ходила всюду вчетвером и никого близко к себе не подпускала.
Особняком стоял генерал-адъютант Иванов, бывший главнокомандующий Юго-Западным фронтом. После бегства из Галиции, где он проявил себя не лучшим образом, его сняли с фронта и назначили в ставку «состоящим при особе Его Императорского Величества». Должность была специально придумана для Николая Иудовича. Он сидел отдельно от всех с утра до вечера без всякого дела. Подозревали, что Иванов по просьбе государыни шпионит за Алексеевым и пишет на него доносы в Царское Село.
Из прежнего состава ставки остались при новом главковерхе лишь несколько человек. Среди них оказался и генерал-майор Таубе. Изменилось только название его должности: из генерала для поручений он был переименован в представителя ГУГШ по вопросам тайной разведки.
Таубе принял друга в своем кабинете окнами на Днепр. Вид у Виктора Рейнгольдовича был усталый.
– Твой Николка довел дело до конца. Только что пришел юз[134] из Тифлиса – Эрзерум наш!
– Отличная новость! – воодушевился статский советник. – Теперь очередь за Берлином. Поднажмете?
– Ха-ха… – фыркнул барон. – Ригу бы удержать…
Разведчик и сыщик сели, посмотрели друг другу в глаза. Алексей Николаевич спросил:
– Зачем вызвал?
– Помнишь нашу операцию по введению в заблуждение германской разведки в Финляндии?
– И что?
– Мы долго подбрасывали им всякие небылицы, даже привлекли для этого Колчака. А потом мудрый генерал Новиков решил закрыть лавочку. Не забыл?
– Да, – согласился Лыков, – Павел Максимович сказал: слишком увлеклись, надо заканчивать, пока михели не догадались[135]. И мы ликвидировали нами же созданную германскую разведывательную сеть.
– Тебе не кажется, что с падением Эрзерума вся нынешняя игра тоже подошла к концу? Шито же белыми нитками, что водили противника за нос.
Лыков было задумался, но Таубе хлопнул ладонью по столу:
– Убирай Анисимова из этой истории, пока не поздно. Пусть возвращается в штаб Северного фронта. Только не в управление военных сообщений, а в контрразведку – Иван Федорович показал свои выдающиеся способности.
– Там намечается интересный ход, – возразил сыщик. – В Питер якобы прибыл германский офицер. Он возглавит новую резидентуру, третью по счету.
Хорошо бы дождаться высокого гостя и придавить всех сразу.
Барон задумался, потом мотнул головой:
– Опасно. Отзывай Анисимова и ликвидируй то, что нам известно. Николай свою ключевую фигуру, сотника Гнатченко, уже вывел. Причем как! Арестовал на глазах у всех и отправил в Баку под конвоем как изменника. Сейчас Гнатченко уже в штабе Пятой армии, помощник начальника разведывательного отдела. Секретным приказом произведен в подъесаулы и награжден Анной второй степени с мечами. А порочный иностранец Мирзабула сидит в тифлисской военной тюрьме, и его допрашивает контрразведка. Учись у сына, старый гриб.
Сыщик продолжил спорить, но разведчик прикрикнул: делай что тебе говорят! Вот станешь действительным статским советником, тогда будет другой разговор, а пока подчинись.
Их спор прервало сначала появление подпрапорщика-бодиста[136] с пачкой телеграмм, а затем маленького седоволосого генерал-лейтенанта. Их превосходительство вошел в комнату боком. В глаза сыщику бросились его сальные волосы и грязные манжеты. Более того, от вошедшего пахло давно не мытым телом!
– Виктор Рейнгольдович, вы не один? – прошепелявил он. – Когда можно зайти?
– Я сам зайду, Вячеслав Евстафьевич, через четверть часа.
Генерал удалился. Лыков спросил:
– Что за чучело?
– Тот самый Борисов, который заменяет начальнику штаба Алексееву мозжечок. Я же рассказывал…