– Точно, – вспомнил Сергей. – Помчали быстрей. Хоть бы там не опоздать…
И они едва успели. Подходя к дому, сыщики заметили на углу с Полтавской финские сани.
– Погодь-ка, – вспомнил статский советник. – Тогда, в первую мою встречу с Пашкой Бравым, он тоже умчал от меня на вейке.
Они обошли дом с другой стороны и ринулись в подъезд. Наверху кто-то разговаривал злым голосом. Удалось различить слова «ты кого нам сосватал, братское чувырло?». Махом взлетел Алексей Николаевич на третий этаж и наткнулся на фартового вице-резидента. Главанаков тряс бледного Лукича за грудки. Увидев неожиданную подмогу, он толкнул осведомителя на Алексея Николаевича и хотел проскочить мимо него вниз. Однако там негодяя поджидал Азвестопуло.
Пашка попятился к другой двери и принялся махать финкой:
– Ну, подходи, кому жить надоело!
Лукич мгновенно спрятался в своей квартире и щелкнул замком. Сыщики стояли напротив Бравого и рассуждали. Алексей Николаевич сказал Сергею:
– Хочу его убить, здесь. Наверняка это он зарезал Ивана Федоровича.
– Нельзя убивать, надо сперва допросить, – возразил Азвестопуло. – Обычного атамана я бы и сам приговорил. Но он германский шпион. Много знает.
– Да мы чуть не год за ним следили, все, что он знает, знаем и мы!
– Все, да не все, – настаивал коллежский асессор. – Так и так гниду вздернут. Зарезать офицера в военное время – висельное дело.
– А вдруг не удастся доказать?
Полицейские спорили, а Главанаков стоял и слушал, выставив вперед нож. Потом вдруг решил, что пора, и ринулся к лестнице. Алексей Николаевич сбил его подножкой, вырвал финку, взял фартового за волосы и поставил перед собой, примериваясь, как лучше ударить.
– Мне Таубе показал один приемчик, – обратился статский советник к помощнику. – Давно-давно… Смертельный, но помирать он будет долго, два месяца. Успеем допросить.
– Тогда ладно, – согласился тот и отошел на полшага.
Пашка Бравый завизжал, как свинья на бойне, и тщетно пытался вырваться. Лыков занес кулак:
– За Ивана Федоровича!
Перешагнув через потерявшего сознание бандита, Лыков стукнул в дверь:
– Лукич, открой. Это свои.
Освед распахнул дверь и высунулся, в руках у него был старый «смит-вессон».
– Беги за полицией. И думай, куда уехать, – твоя секретная служба в Питере закончилась. Извини, что втянул тебя…
– Вовремя вы, ваше высокородие. А где Иван Федорович?
– В морге Нарвской части. Они его разгадали и зарезали.
– Святый Боже… – принялся креститься Белов. – Вот зачем Пашка приходил! Меня чтобы тоже кончить!
Фартовый начал шевелиться, и Лукич двинул ему сапогом в бок:
– Вот тебе, скотина!
– Лукич, ступай за полицией, – оттащил осведа Азвестопуло. – Нам еще в морг ехать, на опознание. Ах, Иван Федорович, Иван Федорович…
Германо-турецкая агентурная организация, свившая гнездо в столице, была ликвидирована. Из крупных фигур удалось уйти только Ваське Погорельцу, прапорщику Неополитанскому, и прибывшему из Берлина офицеру. Если он действительно существовал, а не был выдуман Макаевым… Самого князя сняли с поезда до Гельсингфорса. Он отказался давать показания и требовал, чтобы его обменяли на кого-нибудь из наших провалившихся агентов.
Пашка Бравый умер от непонятной болезни через два месяца после ареста.
Таубе сказал:
– Куст выдернули, а корни остались… И когда-нибудь они снова прорастут.
Февраль 1916-го подходил к концу. Рождественским Высочайшим приказом по военному ведомству Павел Лыков-Нефедьев был произведен в капитаны, а Николай – в штабс-капитаны. Разница в один чин между братьями сохранилась, но Чунеев значительно обгонял Брюшкина в наградах. Георгиевское оружие – статутное отличие, мечта любого офицера… А тут еще за участие в Эрзерумской операции Николай получил на шею Станислава второй степени. Знаки ордена Святых Михаила и Георгия прислали по почте англичане. А юный шах, узнав об этом, присвоил русскому орден Льва и Солнца сразу четвертой, офицерской степени.
Лыков начал по вечерам выпивать лишнее. Жалел Ивана Федоровича, которого втянул в опасное дело, и заливал горе вином. А еще ему страшно было думать, что ждет Россию в наступившем году…