У Бруно Майнерта даже перехватило дыхание. Одно перечисление сокровищ поражало своим многообразием и размерами. А Янтарная комната, о которой весь мир говорит вот уже более полувека!
— Но это же громадные ценности! Миллионы долларов! — воскликнул Майнерт.
— Миллиарды долларов, миллиарды, — поправил Булле. — Но дело даже не в том, что эти сокровища стоят громадных денег. Они сами по себе уникальны и поэтому бесценны!
— Да, я согласен с вами, господин Булле. Но что-то не пойму, зачем вы все это мне показываете.
— А дело в том, дорогой господин Майнерт, что все эти сокровища — достояние германского рейха…
— Третьего рейха! — поправил собеседника Майнерт.
— Не важно, третьего или какого другого. Главное — это достояние Германии!
— Но, господин Булле, я вижу, что в числе этих кладов немало вывезенных нацистами из России, Польши, стран Восточной и Западной Европы…
— О чем вы, господин Майнерт! Русские, поляки и американцы разграбили послевоенную Германию, лишив нас культурного наследия, исторической памяти, национальных раритетов! Да, Гитлер вывез с оккупированных территорий множество ценностей, но была война и это делалось по праву сильнейшего. Все это принадлежит Германии, и наша задача, в том числе наша с вами задача… — Он сделал многозначительную паузу. — …состоит в том, чтобы сохранить для будущих поколений немцев эти сокровища и не дать русским в период распада их страны растащить и разворовать ценности. Наши предшественники, как видим, немало потрудились, чтобы сберечь эти богатства для немецкого отечества!
— Да, но ведь есть нормы международного права…
— Господин Майнерт, не ориентируйтесь на химеры! Русские сами не готовы принять закон о реституции[215]. И нам это на руку. Думаю, что у них при всей их вороватости сохранилось все же меньше, чем у нас. Мы, немцы, — бережливый народ. Этот документ — вам наглядный пример.
— Но я-то тут при чем? Что от меня требуется?
— Господин Майнерт, мы, конечно, уже провели предварительную работу для выяснения, какие из перечисленных в документе объектов могли сохраниться. Но сейчас требуется провести, как бы это сказать, рекогносцировку на местности непосредственно в Кёнигсберге, чтобы четко определить, где у нас есть шанс сохранить достояние нации и, возможно, в недалеком будущем извлечь ценности из укрытий. Мы много совещались, кого послать в Кёнигсберг, то есть в Калининград, и выбор наконец пал на вас.
— На меня? Почему?
— Да потому, что вас русские знают как официального сотрудника МВД, занимающегося вопросами переселения этнических немцев, вы уже примелькались в многочисленных командировках… Кстати, их было у вас тридцать восемь.
— Правда? Я не считал.
— Вы — официальный сотрудник МВД. Вас знают. От вас не ждут ничего предосудительного. По нашим данным, КГБ… ну, теперь ФСБ, вас ни в чем не подозревает. Наружное наблюдение за вами устанавливалось всего несколько раз, да и то только в позапрошлом году.
— Да, я тогда сам докладывал…
— Дело не в этом. Господин Майнерт, мы не можем доверить это задание кому попало. Вы первый раз поедете в Кёниге… Калининград. Ваш интерес к старине, к сохранившимся уголкам старого Кёнигсберга понятен. Это не вызовет у русских никакого подозрения. Собственно, все немцы вашего поколения ищут что-то в этом городе. Вы не будете исключением…
— Так что же я должен конкретно делать?
— Вашу задачу я бы сформулировал следующим образом: вы должны, не привлекая своими действиями особого внимания, в ходе прогулок по городу или поездок на автомашине посетить все из перечисленных в документе объектов, которые мы определим.
— Да я же совсем не знаю Кёнигсберга!
— Ну и что! А зачем вам его знать? Калининград — это совсем другой город, совершенно не похожий на бывшую столицу Восточной Пруссии. Вы поедете туда по-настоящему в первый раз. Мы снабдим вас хорошим путеводителем, и вы, как интересующийся историей своей Родины человек, будете осматривать все то, что будет представлять интерес для вас. Это совершенно естественное поведение немца, приехавшего на эту землю! Здесь вы не будете отличаться ничем от остальных туристов или деловых людей. Разве что будете более любознательны, чем многие. Но это качество скорее заслуживает уважения, чем подозрения. Не так ли?
— Все так, господин Булле. Но я повторяю: я совсем не знаю Кёнигсберга. Как я буду определять, сохранился тот или иной объект или нет?
— Об этом вы не беспокойтесь. Мы снабдим вас полным перечнем объектов и схемами их местонахождения, привязанными к местности…
— Тогда мне надо будет предварительно…
— Разумеется, господин Майнерт, — нетерпеливо перебил его Булле, — вам придется вспомнить студенческие годы и немного позубрить перед экзаменом.
— Ясно. Давайте к делу.
— Хорошо. Мы инициируем вашу командировку в Калининград. МВД намеревается развернуть там целый комплекс мероприятий по упрочению нашего экономического и политического присутствия. Вы поедете с конкретной миссией — провести переговоры с местными властями, с нашими коллегами по гуманитарной линии, ну, не знаю, может быть, с какими-то русскими предпринимателями, чтобы открыть Бюро по оказанию помощи российским немцам, прибывающим на постоянное жительство в область. Не исключено, что в дальнейшем мы сможем использовать эту организацию в качестве прикрытия.
— Я так понимаю, что осмотр ваших объектов будет происходить в рамках чисто культурной программы, ну, вроде как проявление моего личного интереса к прошлому?
— Именно так, господин Майнерт. Ваш график пребывания в Калининграде будет насыщен до предела, но вы, как человек, интересующийся историей этой земли, краеведением, что ли, будете с трудом выкраивать время на прогулки по Кёнигсбергу. Возьмите камеру и снимайте, что пожелаете. Но не увлекайтесь, а то забудете, что в первую очередь надо будет снять все-таки наши объекты! — Сказав это, Булле впервые за время разговора улыбнулся. — Может быть, кофе?
— Нет, только чай, — ответил Майнерт, всегда предпочитающий хороший крепкий индийский чай любому, даже самому дорогому кофе.
— Извините, я сейчас. — Булле вышел из комнаты, наверное, для того, чтобы попросить фрау Паулу приготовить им чаю.
Майнерт снова стал просматривать ксерокопии списка. «… бункер ПВО, 2-й ярус, вентиляционная камера, полость с гидроизоляцией за фальшстеной — фарфор, слоновая кость — 19 ящиков, книги и гравюры XVI–XVIII веков — 8 контейнеров…»
— Восхищаетесь? — Булле незаметно для Майнерта вошел в комнату. — Сейчас будет чай. Вы, наверное, думаете, господин советник, что мы собираемся использовать вас для черновой работы. Отнюдь! Предварительно мы уже навели справки, что где сохранилось в Кёнигсберге. Конечно, не сами объекты «Вервольфа», а здания и сооружения над ними. Я бы сказал, что выводы достаточно утешительные. Большинство подвалов и бункеров сохранились до наших дней. Некоторые перестроены, некоторые стали опорной конструкцией для вновь построенных зданий, часть вообще заросли бурьяном и не тронуты до сих пор.
— Вот как? Что же, русские — такие дураки, что не обнаружили ничего за столько лет?
— Нет, русские, конечно, не дураки. Но те, кто занимался укрытием ценностей, были людьми очень предусмотрительными. Они точно рассчитали все детали операции по захоронению…
— Захоронению?
— Да, именно так — захоронению. Во всех найденных документах употребляется это слово.
— Странно. Это звучит как-то безнадежно.
— Я думаю, господин советник, не так уж безнадежно, если все планы захоронения сокровищ в наших руках, — как-то даже самодовольно проговорил Булле.
— А, кстати, господин Булле, кем же был человек, который умер в Парагвае и передал нам такой бесценный пакет?
В комнату с подносом вошла фрау Паула. Собеседники на минуту прервали разговор, и только когда женщина вышла, советник Булле ответил на вопрос Майнерта:
— Да, мы установили его. Этого человека звали Рихард Зам, он в течение многих лет занимал скромную должность консультанта в одной из парагвайских фирм, ведающих поставками химической и фармацевтической продукции из Германии. Ну… переводы там всякие… изучение и прогнозирование спроса, составление рефератов… В общем, вы понимаете.
— Немец?
— Да, конечно, он был одним из десятков тысяч немцев, эмигрировавших в Латинскую Америку после Второй мировой войны. В Парагвай он приехал из Аргентины, до этого несколько лет жил в Бразилии… Одним словом, эмигрант. Но денежки у него водились. Иначе бы он не жил в прекрасной вилле с прислугой и под присмотром врачей. Надо сказать, старик прожил очень долгую жизнь. Мы с вами, господин Майнерт, можем только позавидовать ему…
— А семья? Жена, дети у него были?
— Нет. В Парагвае он жил один. Хотя, когда мы собирали информацию о нем, то нам сообщили, что в Бразилии с ним жила женщина, немка, приехавшая из Германии. Но она вскоре умерла от какой-то болезни. Детей у Рихарда Зама не было, а все свое имущество по завещанию он передал немецкой земляческой организации «Камараденверк».
— Это, кажется, нацистская организация?
— Ну, не нацистская в прямом смысле этого слова, а скорее всего… — Булле замялся, подбирая слова. — Скорее всего, эмигрантская организация националистической направленности. Ее члены поддерживают друг друга материально, оказывают содействие в трудоустройстве, организовывают туристические поездки в Европу и Америку…
— Понятно. А как он попал в Южную Америку?
— Прямо скажу, господин Майнерт, мы не знаем, как Рихард Зам попал в Америку, но знаем точно, кем он был и какую фамилию он носил в Германии.
— Кем же?
— Рихард Зам… Это его не настоящая фамилия, как не настоящей была и его предшествующая фамилия — Райман, Губерт Райман. По документам этот Райман был инженером и якобы жил на Кайзерштрассе в Кёнигсберге. Нам удалось проверить это обстоятельство и уточнить, что Губерт Райман на самом деле погиб во время бомбежки в сорок четвертом году. Мы установили, что на самом деле этого человека звали Хорстом Альвином Бёме. Он был оберфюрером СС и возглавлял всю полицию безопасности в Восточной Пруссии. Во время войны он командовал «Оперативной группой Б», действовавшей в России, занимался выявлением русских разведчиков, подпольщиков и партизан, осуществлял акции по у