– Мы с друзьями два года назад скинулись, чтобы у нас было что-то типа шалаша, штаба. Ну как в пионерские времена – комната для курения «бычков» и всяких таких дел. Вроде ничего получилось, – Виктор, сидя во главе стола, развел руками, приглашая гостей оценить, насколько удалась затея.
– Домик роскошный, – согласился Денис, оглядывая гостиную с гранитным полом, камином и чучелами на стенах. – Зверей сами добыли?
– А как же. Там табличка рядом с каждой башкой, все подписано: кто, когда, из какого оружия, – ответил Виктор. – Недельки через две и твой хрюн висеть будет. Тоже подписанный. «Денис Петровский, декабрь 2005 года…» Ты молоток. Хорошо его снял. Вот за тебя давай и выпьем.
– Я ж ему полголовы снес, какое там чучело, – махнул рукой Денис.
– Нормально. Они так заделают – не рассмотришь. Ну, будь. Вера? – Виктор отсалютовал девушке рюмкой. – Будем здоровы.
Они выпили. Денис тоже пригубил. Водка была холодная и крепкая, как кусок стали. Вера села к нему поближе, его правую руку положила себе на талию, прошептала на ухо: «Будь здоров, стрелок». Почти сразу они выключили верхний свет и ужинали при свете камина. Пока Виктор рассказывал разные случаи из серии «как-то раз на охоте», рука Дениса оказалась на нижней части ее спины, пробралась под пояс джинсов и резинку трусиков, удобно устроилась в начале теплой ложбинки. И затихла там на некоторое время. Закусывать Денису приходилось левой рукой.
– А кто твои друзья? В смысле – геологи, бизнесмены или кто-то еще? – спросил Денис.
– Пашка закончил Политех, три года отпахал в Казахстане на государственной стройке, потом вернулся сюда и затеял свое собственное дело. Продукты питания, ну и по мелочам… когда подвернется. Вован на истфаке учился, бросил. Шабашил, скопил деньжат и тоже свою тему открыл. Ларьки-шмарьки сперва, потом производство… Да обычные люди. Как все.
– Ну уж, как все, – усмехнулся Денис. – Вот я, это точно как все. Сто рублей на курево, сто рублей на питание.
– Да прямо, – перебил его Виктор. – У тебя же работа серьезная! Ты – следователь, ты – мужик! Это нам надо суетиться под разными сволочами, чтобы лицензию не закрыли и башку не снесли, и так с утра до вечера, от понедельника до понедельника. А у тебя…
– Я тоже суечусь под разными, – сказал Денис.
– Так вы с Пашкой хоть за себя стараетесь, – промурлыкала ему в плечо Вера. – А Денис… Он старается за тех, кто старается за себя.
– Кто-то и за других должен стараться, – сказал Виктор сдержанно. – За тебя и за меня. Ну а мы со своей стороны должны помогать им. Тем, кто старается.
– Да ладно… – отмахнулся Денис. Разговор приобретал неприятный оттенок.
– Я помогаю, – ответила Вера, незаметно проталкивая его правую руку ниже.
– Ну а что тут такого? – пожал плечами Виктор. – Человек на важной государственной службе не должен чувствовать себя Павкой Корчагиным. В смысле – недосып, недоед, кайло в руках… Раз государство не хочет помочь, значит, это должны сделать мы…
– Виктор, не надо. Я прекрасно себя чувствую.
– Точно? – Виктор пристально посмотрел на него.
– Точно.
– Тогда за корчагиных, – Вера дзынькнула донцем своей рюмки по рюмке Дениса. – Чтобы недосып и недоед хотя бы не сказывались на репродуктивных функциях.
Последние слова она прошептала ему на ухо. Потом они поднялись на второй этаж, где Виктор показал им свою «оружейную палату». «От нечего делать собираю барахло разное», – словно извиняясь, сказал он, протягивая Денису именной «зауэр», отделанный серебром и перламутром. «Дорогому Иосифу Виссарионовичу Сталину от Испанской Республики»… Да, подумал Денис, ничего себе барахло. Когда спустились вниз, на столе дымился кофе. Виктор достал из бара коньяк и коробку гаванских сигар. От сигар Денис отказался, но кофе и коньяк выпил. Коньяк оказался превосходный. Денис развернул бутылку этикеткой к себе. «Реми Мартен», кто б сомневался.
– Угадай, сколько стóит, – улыбнулся Виктор через свой бокал.
– Долларов сто двадцать, – предположил Денис.
– Почти угадал. Сто пятнадцать с хвостом. Но – за ящик. Чуть больше десятка долларов за бутылку.
– ??
– На самом деле он не стоит и рубля. Конфискованный товар. Пашка ухитрился перехватить на таможне. Самый настоящий, французский.
– Здорово. Ну что я могу еще сказать, – Денис поставил пустой бокал на стол. – Налей тогда еще пару капель.
Вера свернулась в своем кресле калачиком и, похоже, начала дремать.
– А кто-то на этой партии наварил хорошие деньги, – Виктор плеснул коньяку и, не давая Денису подняться с кресла, сам передал ему в руки. – Партия хорошая. Тысяч тридцать, не меньше.
Он отошел к камину и сел на корточки лицом к огню. Денис насторожился. Он понял, что Виктор кудато клонит. И не ошибся.
– Сейчас на таможенном складе застряли две с половиной тонны зеленого чая, – произнес после паузы Виктор. – Товар качественный, а все бумаги на него – липовые. Сто процентов, что хозяин, если его найдут, сядет за решетку, а чай поступит в распоряжение государства.
– И дальше? – поинтересовался Денис.
– Дальше его реализуют через розничную сеть. Не обязательно через государственную. И даже скорее всего не через государственную. Потому что у всех есть родственники в бизнесе, а если не родственники, так друзья или друзья друзей, и так далее… И какая-нибудь фирма наварит на этом деле двадцать пять тысяч долларов чистой прибыли. Это после выплаты всех налогов. И сотрудники этой фирмы пойдут в хороший ресторан, вкусно поужинают, вкусно выпьют…
– А наутро проснутся…
– И прекрасно будут себя чувствовать. Противозаконного-то ничего нет. – Виктор повернул к Денису красное от близкого огня лицо.
– И через утро будут себя прекрасно чувствовать. И через месяц, и через год.
– Хорошо. А почему ты это рассказываешь мне?
– По этому грузу уже заведено уголовное дело, – сказал Виктор. – Ведет его следователь городской прокуратуры Лопатко. Я даже не знаю, женщина это или мужчина. Не подскажешь?
– Подскажу. Женщина. Выглядит, по крайней мере…
– Вот от этой женщины и зависит, кому упадет на реализацию товар. И кто получит эти двадцать пять тысяч. Здесь будет достаточно одного твоего слова. Если Пашка получит товар, восемь тысяч – твои.
В голове Дениса колоколом забухало: Восемь тысяч… Восемь тысяч! Долларов!!!
– Это и есть твоя программа помощи? – Денис рассмеялся, хотя вышло несколько натянуто.
– Это не мы помогаем тебе. Это ты помогаешь нам.
Виктор подлил себе коньяку и вопросительно посмотрел на Дениса. Тот, помедлив, кивнул. Виктор наполнил на треть бокал и протянул ему.
– А точнее – мы помогаем друг другу.
Глава тринадцатаяСледователи тоже плачут
Что такое плач? Жалоба миру. Жаловаться Таня Лопатко не любила. Но вот уже второй день, как она ходит если не заплаканная, то во всяком случае подавленная. Кофе пьет литрами, до изжоги. Курит так, что не только пальцы пожелтели, но и лицо стало какого-то тускло-землистого цвета. И что ты думаешь себе, деваха? Ведь не двадцать уже, и не двадцать пять. Даже Коленька, теля недоношенное, даже он приустал от твоих нервов. Походит-походит за тобой – ну чё ты в самом деле, ну Тань? – и отвалит куда-нибудь на сторону. Думаешь, ему нужны твои проблемы? Сто лет не нужны. Ему постель нужна твоя да ласка. А он с понедельника недоенный ходит – разве дело?
Таня бросила взгляд через столик. Коленька Вышинец, теля недоенное, сидел напротив нее, сжимая между ладонями чашку с кофе, и привычно ныл. Она не слушала. Он крутит эту пластинку по восемнадцатому разу.
– Ну какой тебе толк в этом слеподыре, подумай? Он что, родственник тебе? Или из богатой семьи? Какой резон портить из-за него отношения с начальством?
Не родственник и не из богатой семьи. И резону нет никакого нарываться на неприятности.
Просто ее задело. Вожжа попала, как выразился сам Рахманов. Наверное, возраст сказывается. Стареющая женщина с неустроенной судьбой. Очень неудобный объект для компромиссов…
– Что? – переспросил она, уловив в ровном словесном потоке какие-то новые нотки.
– Буба Конторский, – тихо сказал Коленька, осторожно кивая на нового посетителя «Космоса».
Посетитель притормозил в дверях, отыскивая взглядом свободный столик. Он их заметил, конечно, потому прямиком направился в противоположный конец зала. Это был Петровский собственной персоной, мазепа и двурушник, конь троянский. Таня отвернулась.
– Довольный, сияет, – едко заметил Коленька. – Угадай почему?
Делать ей больше нечего, как угадывать.
– Отстань.
– Приостановил расследование по убийству в Первомайском. Мучился-мучился, рожал-рожал, ничего не родил, никого не нашел. Издал громкий «пук», больше ничего. Сегодня отдал прокурору дело с постановлением… Чего ты на меня так смотришь?
Таня пожала плечами и стала смотреть в свою чашку. Коленька замолк.
– А чего ты ехидничаешь, собственно? – произнесла она вдруг низким голосом, который сама с трудом узнала. – Сам-то много нарожал в своем кабинете?
Коленька удивился.
– Много не много, какая разница? А ты чего за него заступаешься? Сама же говорила, что он стукач.
Таня не нашла что ответить. Говорила, это верно. Он и был стукач. И был, и есть. И будет, если ничего не случится. Но сейчас, как говорится, в свете последних событий, она имела возможность взглянуть на это и с другой стороны.
С его стороны.
«Стоп-стоп-стоп… Ну-ка, подруга, повтори, что ты сказала?»
Она отпила кофе, прислушиваясь к вкусовым ощущениям. Вкус был обычный. То есть поганый. Кофе как кофе. И Коленька, как всегда, нес что-то не в тему. И зимний пасмурный денек ничем особым не отличался. Значит, это с ней самой что-то не так.
– Ладно, я пошла.
Она встала и, не дожидаясь какой-либо реакции или ответного движения со стороны Коленьки, быстро прошла к выходу.
– Куда? – крикнул ей вслед Коленька. – Хватит дурить, слышишь?