— Спасибо, но только что за мной выехал муж, — сказала она. Зачем-то добавила:
— На серебристом «Саабе».
— А может, все-таки?.. — сказал майор, будто не расслышав про мужа. Видно, он тоже неплохо владел дедуктивными способностями.
В темноте ступни собственных ног казались ей двумя проворными крысами, безуспешно пытающимися обогнать друг дружку. Асфальта не видно, только по звуку шагов можно догадаться, что он здесь: твердый, прочный, покрытый тонкой пленкой взбитой грязи. Уличные фонари едва тлеют сиреневым карамельным светом. Если бы кто-то и в самом деле захотел отведать этим вечером свежей девичинки, Таня Лопатко, следователь горпрокуратуры с вполне безукоризненными (особенно в этом полумраке) формами, могла сойти за подходящую кандидатуру. Пистолета у нее не было, бойцовских навыков — тоже, только коричневое удостоверение с золотым гербом, от которого пользы ноль целых, ноль десятых.
Но Таня об опасности не думала. Она даже успела забыть о разговоре, обидном, по большому счету, разговоре с майором Липницким. Плевать хотела она на этих мужиков. С высокой башни.
По дороге домой Таня дала себе слово: если даже окажется, что они с Денисом ищут одного и того же человека, и, следовательно, месяц или два им суждено работать в одной связке — она не сделает ровным счетом ничего, чтобы окрутить парня.
Честное слово.
Голубоглазый малютка, коль суждено ему появиться на свет, придет по сухой чистой дорожке. Без грязи.
В дежурной части Центрального райотдела было тихо, как и всегда в дневное время.
Сидящий за пультом по ту сторону толстого плексигласа старший лейтенант узнал Курбатова и поспешно наклонился к окошку для приема заявлений.
— Что-нибудь надо, Александр Петрович?
Важняк дружелюбно поздоровался. Когда хотел, он умел располагать к себе людей.
— Мы к Рожкову. А пока покажи нам «обезьянник».
Из трех камер для задержанных две пустовали. В третьей ходил от стены к стене здоровый мужик с оторванным рукавом куртки.
— Гляди, — торжественно сказал Курбатов, подталкивая Дениса к круглому, как иллюминатор, окошку, тоже забранному толстым плексом, в нижней части которого были просверлены отверстия.
Увидев лицо Петровского, мужик бросился к двери. От неожиданности Денис отпрянул. Обитые железом дубовые доски погасили удар сильного, тяжелого тела.
— За что, гады?! За что?!
Могучие кулаки застучали по стальному листу.
— Кто такой? — поинтересовался важняк.
— Один негодяй, — пояснил дежурный. — Несколько судимостей, сейчас за наркотики попался. Петруша его приволок час назад.
— А как фамилия? — небрежно спросил Курбатов.
— Сейчас…
Старлей склонился над журналом.
— Кружилин его фамилия.
Денис остолбенел. Перед ним был убийца отца! Значит, вот о каком сюрпризе говорил Александр Петрович…
— Пошли! — важняк взял его под руку и повел за собой. Денис машинально переставлял ноги. Он думал, что тот разговор так и останется разговором — мало ли кто что обещает… Но оказывается, Курбатов не бросает слов на ветер!
Они поднялись на второй этаж и зашли в кабинет с надписью: «Начальник криминальной милиции подполковник Рожков». Хозяин кабинета — худощавый брюнет с медальным профилем и контрастной прядью седых волос встретил их очень приветливо: вышел из-за стола, пожал руки и усадил в удобные кресла у окна.
— Привезли, — сказал он Курбатову. — Можем закрыть на три дня за наркоту, покрутить как следует. Но если не колонется, придется выпускать — санкцию никто не даст.
— Почему? — удивился Курбатов. — Надо будет — я сам у Степанцова получу!
Рожков развел руками:
— Ну, если так…
Денис понял: прокурор города для подполковника примерно то же, что Господь Бог, а Курбатов, соответственно — его наместник в Центральном РОВД.
Брюнет прошелся от окна к столу и обратно, взглянул на Дениса раз, другой, потом спросил у Курбатова:
— Так что делать будем?
— Что обычно, — буднично ответил важняк. — Спускайте его в подвал.
И, перехватив настороженный взгляд подполковника, добавил:
— Это наш сотрудник — Денис Петровский, я ему доверяю.
— Тогда другое дело, — улыбнулся тот. — Сейчас все подготовим, минут через десять я за вами Петрушу пришлю.
— Это один, — сказал Курбатов, когда Рожков вышел. — А вот второй…
Из внутреннего кармана пиджака он извлек сложенный вчетверо листок бумаги с угловым штампом, машинописным текстом и замысловатой подписью.
«На ваш запрос сообщаю, что осужденный Чепурной отбывает наказание в ИТК-6 с четвертого мая 1993 года, за это время проявил себя с отрицательной стороны, является злостным нарушителем режима содержания, неоднократно водворялся в штрафной изолятор, на меры воспитательного характера не реагирует, к администрации настроен враждебно. По характеру скрытен и осторожен, о преступлениях, совершенных на воле, ничего не рассказывал. Заместитель начальника колонии майор вн, службы Серебрянский».
Денис протянул листок обратно, и следователь снова засунул его в карман.
— Видал, какой гусь! Ну ничего… У меня есть обвиняемый, кличка Гвоздь, он у уголовников в большом авторитете. Я раз вышел, а на столе оставил пару бумаг, вроде забыл… А из них видно, что этот Чепурной нам дует вовсю. Через пару месяцев Гвоздь придет в «шестерку», и нашему другу крышка! А может, и раньше, если он маляву пошлет…
Денис поежился. Да, Курбатов не бросает слов на ветер. И у него очень длинные руки. Он никогда не думал, что у прокурорского следователя могут быть такие длинные руки!
— А с этим что будет? — он показал пальцем в пол, но Александр Петрович понял все правильно.
— Наркоту ему засунули внаглую, чтоб повод был. Я сказал, что он причастен к убийству на Базарной площади. Сейчас человека три будут его колоть. Можешь и ты душу отвести — палкой резиновой или ногами, как хочешь…
— Да нет… А он правда замешан в убийстве?
— Может, и замешан, — Курбатов пожал плечами. — Негодяй ведь редкостный.
— По правде говоря, я не хочу смотреть, — Денису пришлось сделать над собой усилие, чтобы это сказать. Ведь Курбатов старался из-за него и мог обидеться за такую неблагодарность. Но важняк не обиделся.
— А кто заставляет? Уйдем — и все дела. Ему от этого легче не станет.
И неожиданно спросил:
— А что ты все это дело крутишь по пожару? Обвиняемый умер, надо прекращать производство…
— Да оно же с другим перекрестилось. Об убийстве водителей…
— А-а-а…
Дверь распахнулась. На пороге стоял крепкий парень с ярко-рыжей шевелюрой.
— Все готово, Александр Петрович!
Курбатов встал.
— Планы изменились, Петруша. Я позвонил на службу, шеф нас ищет. Поедем к себе.
О результатах позвони.
— Обязательно, — улыбнулся опер.
На столе пасьянсом разложены пятнадцать фотографий. Две или три здорово напоминали фотопробы на главную роль в «Кошмаре на улице Вязов»; на одной симпатичный светловолосый парень смотрел так, будто ждал появления обещанной птички. Очень разные лица.
Сначала к столу была приглашена Давыдова. Девушка без колебаний указала на небрежно скадрированное фото человека с редкими влажными волосами, прилипшими ко лбу. Это был Есипенко, карточка из городского уголовного розыска. Та самая, о которой говорил Липницкий.
Денис кивнул:
— Хорошо, спасибо.
Таня Лопатко видела его сосредоточенное лицо, вспоминала свои редкие профессиональные удачи и хорошо догадывалась, что творится там, внутри.
Петровский взял след, он был взвинчен. Сегодня утром Суровец передал результаты проверки штатных расписаний торговых точек городского общепита, прибавив негромко: «Знаешь, в какое место я имел такую работенку?..» Один из бывших одноклассников Газароса Димирчяна, как оказалось, работает в фирме, имеющей в Тиходонске сеть закусочных и кафе. Единственный. И это был Павел Есипенко. А фирма называлась «Визирь». Суровец сообщил еще кое-что: мать Димирчяна опознала Есипенко на фотографии, она назвала его — «Павлик».
Следом за Давыдовой вошла Бурак. Она с любопытством взглянула на двух понятых, с еще большим любопытством, как показалось Тане, — на Дениса.
— Пожалуйста, внимательно изучите все фотографии, которые лежат перед вами, и скажите, есть ли среди них фото человека, который напал на вас в кафе «Пилот», — попросил Петровский. — Если да, то укажите на нее, чтобы понятые могли видеть ваш выбор.
Бурак игриво провела языком за щекой, наморщила лобик и уставилась на стол.
Минуты три она молча рисовалась, делая вид, будто в самом деле что-то изучает.
Денис терпеливо молчал, хотя нетерпение дрожало в нем как натянутая тетива.
— Ну, наверное… — протянула наконец девушка, делая пальчиком спиралевидные движения над столом. — Наверное, этот вот. Да.
Палец упал на фото Есипенко.
— Спасибо, — выдохнул Денис. Кажется, он готов был расцеловать эту вихлястую шлюшку, у которой задница, Таня почти не сомневалась, вся в прыщах.
Правда, радости у стажера поубавилось, когда приглашенный третьим номером Роман Плыш не опознал никого.
— Нет, этих никогда не видел. Когда мужик тот в башку мне сунул, у меня вспышка внутри сработала, я его считай что сфотографировал. Нету тут его. Он кучерявый, а у вас только лысые и прилизанные. И рожа — широкая, зато интеллигентская. Жене такие нравятся. Я, по правде говоря, тогда графин сгоряча схватил за горлышко, долбанул о край стола, подумал: вот нарисую гаду на обе щеки по розочке — будет знать. А он не дал, вишь. Одежу вдобавок испоганил…
Свидетель показал на воротник дешевенького светлого пиджака: там осталось темное пятно. Конечно, кровь.
— Но ничего, — добавил он, — все еще у него будет, дай только срок. И небо с овчинку покажется, и кипятком походить придется… Дай только срок.
Курбатов ушел с планерки последним, оставив после себя щекочущий запах «Кашарели». Он даже успел подать Степанцову пальто — и это получилось совершенно ненавязчиво: джентльмен помог джентльмену, и только.