— В душе вы, видно, иудей, — неожиданно сказал Виталий шоферу.
Тот обернулся к нему, белый, как стена.
— Че сказал?..
— И начальник вам нужен тоже — иудейский, — добавил вежливо Виталий. — Чтобы по субботам шабаш, на праздники — маца, и семисвечник чтобы в офисе горел день и ночь.
— Денис, кто этот павлин, мать его? — хрипло произнес шофер, забираясь на свое сиденье.
— Ладно, поехали, — сказал Денис.
Поехали. Шофер дергал рычаг переключения передач, будто хотел выдрать его с мясом. Виталий как ни в чем не бывало достал из внутреннего кармана томик испанской переводной поэзии, стал читать, близоруко водя носом по строчкам.
— Извини, — сказал Денис. — Как ты думаешь — почему остальные не пришли?
Старыгин-младший еще немного «понюхал» страницу, потом заложил ее спичкой.
Поднял голову, сказал:
— Не знаю.
Снова открыл книгу и продолжил чтение.
— Ну вот твои родители, — не отставал Денис, — они ведь тоже не пришли, хоть и знали, что от них кое-что зависит. Это что: брезгливость, нежелание тревожить старые раны?..
— Страх, — сказал Виталий. — Отец боится, что, когда увидит берлогу этого убийцы, он потом подожжет весь дом. Сколько там этажей — пять? девять? Все равно не удержится, придет как-нибудь под вечер, подожжет.
— Но ведь Есипенко мертв.
— Отцу плевать. Жора всю семью кормил.
— А ты…
— Я учился. Брат сказал, чтобы я учился. Большие деньги зарабатывал, хватало и на учебу мою, и на дом. На все хватало.
Шофер резко, с нервами, притормозил перед светофором, Денис ткнулся лбом в спинку переднего сиденья.
— А евреев почему не любишь? — спросил он Виталия.
Тот опять читал, прислонившись плечом к окошку.
— Долго рассказывать.
На квартире Есипенко их ждали Паршнов с понятыми — тихими пожилыми супругами, принаряженными, словно на праздник. Работы для Дениса было немного, поскольку Дрын обходился минимумом обстановки: четыре стула, диван-кровать, подсервантная тумба, уставленная посудой, платяной шкаф, холодильник, — и огромный, в полстены телевизор «Филлипс» с высокими колонками.
— Посмотри, нет ли тут знакомых вещей, — Денис распахнул дверцы шкафа.
Виталий подошел, заглянул, засунул в ворох вещей обе руки и принялся сноровисто их перебирать.
— Вот, кажется, Жорина… Он ее как раз перед последним рейсом купил.
Виталий вытащил короткую кожаную куртку апельсинового цвета, почти новую.
— Да, точно, вот тут пятнышко…
В тумбе валялись несколько книг и видеокассеты, там же находилась картонная коробка, в ней пар пять наручных часов — с ремешками и без ремешков, все недорогие массивные в хромированных и обтянутых резиной корпусах, с пестрыми циферблатами…
Денис поставил коробку на стол.
— А здесь нет ничего знакомого?
Помрачневший после первой находки Виталий поворошил тонкой рукой хромированно-резиновый клубок, взял один корпус, повертел и бросил, потом — другой.
— Да, вот они, — сказал он, подходя к Денису и передавая ему часы. — Тут даже надпись выгравирована: «Жорка, не спи, держи баранку. Капитан Вайт. 14.06.93».
Это я ему подарил, когда первый курс закончил.
Денис взял часы, недоверчиво посмотрел на надпись.
— Капитан Вайт?
— Ви-Ай-Ти — от слова «Виталий», — сказал Старыгинмладший.
— Сейчас ты весь такой ортодоксальный, не похоже это на тебя. Ви-Ай-Ти…
— Это было три года назад.
Спокойные выразительные глаза.
— Хорошо, — кивнул Денис. — Тогда составим протокол, и-по домам.
К пяти часам с делами было покончено, квартира опечатана, протокол — подписан.
— Извини, конечно, — сказал Денис Старыгину-младшему, когда они вышли на улицу, на скользкий от листьев асфальт. — Но вот ты говоришь: Жора зарабатывал большие деньги, всю семью кормил, тебя на ноги ставил. А как ему удавалось зарабатывать столько?
Виталий достал из кармана платок, деликатно промокнул им ноздри. И сказал вдруг как ни в чем не бывало:
— Он наркотики возил — героин и коку. Для протокола я это не повторю, а вы никогда не сможете доказать, что я что-то знаю и скрываю.
Денис закурил, совсем забыв про любимый мундштук. Виталий отвернулся от летящего в его сторону дыма.
— Жора в «Пирожок» пошел работать, когда у отца инфаркт случился, а меня с филфака поперли. Он иногда по две тысячи баксов в месяц приносил. Матери цветы покупал, когда шел с работы.
— Так, значит, именно в «Пирожке» он занялся наркотиками?
— Да.
— И там до сих пор…
— Не знаю. И не спрашивайте лучше. Ненавижу евреев и наркоманов… Никого так не ненавидел. Только говорить все равно ничего не буду.
— Твой брат зашибал деньги на этих самых наркоманах.
— Да! А я на эти деньги учился! Кватроченто, Козимо Медичи, Брунеллески"
Мазаччо, Альберта и Гиберти!.. Через год с университетской коркой я смогу свалить отсюда в Москву или даже в Милан, найти приличную работу, купить дом и оригинал Климта на стену б гостиной — именно этого Жорка и добивался! Он знал, что сам никогда не выйдет в люди, так и будет крутить свою баранку, пока не свихнется, а я — я умный, я выйду! Вам понятно?..
— Понял, не переживай.
Глаза Виталия превратились в щелки-доты. Лицо напряглось, разбухло, огрубело.
Сейчас Денис видел перед собой единокровную копию Жорика Старыгина, шоферюги.
— А на какие деньги ты собираешься учиться последние три семестра?
— Осталось еще кое-что, — Виталий сунул руки в карманы пальто, подвигал бровями, словно пытаясь вернуть на место свое прежнее лицо. — Родители сказали, чтоб доучивался… Там как раз хватит, копейка в копейку. Жорка будто знал, что так оно все и выйдет.
— Ты, наверное, в семье любимчик, — предположил Денис.
— Не грузите, пожалуйста, — поморщился Виталий.
— Жору из-за тебя убили, а ты не хочешь помочь мне поймать тех, остальных.
— Это твоя… ваша работа, зачем я стану помогать? Брату от этого ни жарко ни холодно.
— У тебя другое призвание, конечно.
— Вот только не надо, ладно? Если бы вы там поменьше кофе пили, давно бы уже поймали всех, кого нужно. В городе поставщики наркотиков друг другу на головы лезут, рвут клиентов, налаживают сбыт на чужой территории. Жора наверняка тоже перешел кому-то дорогу. Этот… Есипенко — где он работал? Вот там и копайте, прямо на рабочем месте. Там наверняка тоже наркотики, оружие. Все что надо.
Денис бросил окурок под ноги, наступил. Странная штука: ведь сколько героина и прочей" дряни продается для того, чтобы кто-то мог стать ученым, кто-то — артистом или врачом, возможно, даже наркологом, кто-то — просто нормальным человеком. И — становятся, в самом деле?.. Денис не знал этого наверняка.
— Ты знаешь, что я могу добиться конфискации имущества, приобретенного незаконным путем? И плакали тогда твоя учеба, Милан и Климт на стене гостиной.
Он знал, что говорит полную ерунду, но хотелось хоть чем-то досадить этому взращенному на грязные бабки недорослю.
Но тот только презрительно рассмеялся.
— У родственников убитого? Конфискуйте… Если это правильно по вашему закону.
Только лучше бы убийц нашли. И этих, с наркотой. Да у них бы все поконфисковывали…
Смех прервался.
— Я вас всех ненавижу! И вообще все люди, нормальные люди, вас ненавидят!
Он повернулся и ушел, а Денис остался, неловко топчась на месте. Он чувствовал себя оплеванным.
Позвонив в городской ОБЭП, Денис задал интересующие вопросы, и опер, курирующий общепит, ответил без промедления.
— «Пирожок»? Была такая фирма… Хотели раскинуть сеть недорогих закусочных: бульон, беляши, яйца… Потом там какие-то неприятности начались, водителей у них убили, замдиректора с деньгами убежал. Короче, закрылись. А в связи с чем вопрос?
— Да так. Свидетель про них сказал, хотел уточнить…
— А-а-а… Ну ладно. Во всяком случае, у нас к ним вопросов не было.
"Удивительное дело, — подумал Денис. — Торгуют наркотой почти в открытую, знает об этом куча народа — и никто им вопросов не задает! Нет, видите ли, вопросов!
Нужен секретный агент в прокуратуре, чтобы вопросы появились! Только задавать их уже некому: конкуренты постарались, а методы у них очень эффективные…"
Он зашел к прокурору, коротко доложил суть дела, попросил установить наружное наблюдение за «Визирем». Диктофона при нем на этот раз не было.
Степанцов слушал молча, уперевшись взглядом в разложенные перед ним бумаги.
После бунта на корабле он держался с молодым следователем сухо и подчеркнуто официально.
— А чего за ними наблюдать? — вяло поинтересовался он. — Надо не фантазировать, а расследовать: допрашивать свидетелей, предъявлять обвинения, проводить обыски, выемки, очные ставки. И направлять дела в суд. Или приостанавливать их, как того требует закон. А если детективов насмотреться, так можно десять лет наблюдать да фотографировать. Только это не дело следователя…
Тем не менее прокурор тут же позвонил Суровцу и поручил организовать наблюдение за рейсами фургонов, принадлежащих «Визирю» и «Пирожку».
— «Пирожок» ликвидирован, Владимир Иванович, — ненавязчиво подсказал Денис.
Степанцов пошевелил челюстью, выразительно взглянул на следователя, сказал в трубку:
— Разберись, что там с этим «Пирожком», может, его уже съели… Тогда основное внимание — «Визирю».
Потом положил трубку, снова уткнулся в бумаги, буркнул:
— Глупости все это. Просто не хочу, чтобы ты снова начал жаловаться.
— Я не такой уж жалобщик… — несколько обиженно попытался оправдаться Денис. Но прокурор не собирался выяснять отношений.
— Значит, так, — Степанцов поднял голову и впервые взглянул следователю прямо в глаза. — Недели две за тебя поработает милиция: прощупает «Визирь», попробует узнать, не всплыли ли где бывшие владельцы «Пирожка»… Машина запущена и некоторое время будет крутиться в стационарном режиме. А ты тем временем подтянешь остальные свои дела. Сопротивление участковым, взятка Федосова и избиения в вытрезвителе надо направить в суд до конца месяца.