головами: «Извини, мужик, рад бы, да не могу». Денис с горем пополам тормознул пустой «пазик» с табличкой «ТЭЦ-2», бросившись под самые колеса.
— Блин, — пораженно сказал водитель, высовываясь наружу. — Что тут, война?
В салоне автобуса мама открыла глаза. Глаза были почти черными и испуганными — будто она увидела страшный сон.
— Денис?..
— Все нормально, мама, не волнуйся. Тебе сделали укол, сейчас все пройдет. Мы скоро приедем…
Когда отъезжали, Денис снова увидел в окне хлопочущую над чьими-то носилками сестричку. Он высунулся из окна, крикнул: «Спасибо!» Сестричка подняла голову — хотя вряд ли что услышала; кажется, кого-то из своих подзывала, чтобы помогли. У медиков действительно было работы невпроворот.
На другой день вечером домой Денису неожиданно позвонил Мамонт.
— Куда ты пропал? Надо бы хоть встретиться, переговорить.
— О чем? Ведь свиньи вернулись к кормушкам.
— Какие свиньи? — удивился тот. — И какие кормушки?
— Такие. Я звоню Агееву, его нет. А больше ни с кем не соединяют.
— Агеев в командировке. А с кем тебе соединяться? Мне чего не звонишь, напрямую?
Действительно! Ведь Мамонт был его первым наставником, он его многому научил, и полученные от него знания не раз пригодились и даже спасали ему жизнь. От Мамонта он видел только хорошее, и логично было позвонить ему и узнать, почему свиньям стало так вольготно… Он просто стеснялся, не хотел надоедать, считал, что все в Конторе заодно и раз от его услуг отказались, то никому он больше и не нужен. Но этот звонок показывал, что дело обстоит не совсем так.
— Да вот как-то… — промямлил Денис.
— А чего голос такой кислый? — Мамонт говорил как всегда энергично и напористо.
Денис вздохнул.
— Чего веселиться! Мать в больнице. Вчера были в «Эстер-Люкс», ей стало плохо, мы вышли на улицу за минуту до взрыва…
— Ты там был?! — Мамонта будто иголкой укололи.
— И я, и мать. Говорю же: вышли за минуту до взрыва.
На другом конце провода наступила длинная пауза.
— Давай-ка я к тебе сейчас подъеду. Годится?
— Годится, — обрадовался Денис. Одиночество угнетало его очень сильно.
Мамонт приехал через сорок минут. Денис успел сварить картошки, когда он позвонил в дверь. Оживленный, румяный, с плоской бутылкой джина под мышкой. Но в глазах Денис прочитал озабоченность. Впрочем, контрразведчик ее никак не демонстрировал, а наоборот — старательно скрывал.
— Давай за встречу, — он быстро наполнил рюмки, наколол на вилку маленький крепкий соленый огурец.
Денис раньше не пил джин. Он напоминал густой хвойный самогон. Денис поморщился и закусил картошкой.
— Не правильно пьем, — тоже сморщившись, сказал Мамонт. — И закусываем не правильно. Раньше за это из партии выгоняли.
— Правда? — спросил Денис.
— Анекдот такой есть. Так что там произошло, в прачечной? — будто между делом спросил Константин Иванович.
Денис пожал плечами.
— Черт его знает. Говорили, что газ взорвался.
— Вот так, да? — Мамонт налил еще по рюмке. — Разбавить нечем? Ну ладно, обойдемся… За что пьем?
— Мама всегда говорит: «за здоровье»…
Мамонт покачал головой.
— Давай лучше за удачу. На «Титанике» ведь все здоровые были. Ане повезло… Ты не помнишь, в каком барабане стирал?
Денис наморщил лоб и тут же, будто наяву, увидел залитую мыльной пеной стойку.
— Помню. В четырнадцатом.
— Тем более, — сказал Мамонт и выпил. Не закусывая.
Холмс тоже выпил, но поспешно сунул в рот огурец.
— Почему «тем более»? — хрустя огурцом, спросил он.
— Потому что взорвался как раз четырнадцатый барабан. Там почему-то оказалась самодельная бомба. Две армейских толовых шашки и реле от будильника. Очень простая конструкция, но очень эффективная.
Непережеванный огурец застрял в горле.
— Что? — тонким голосом спросил Денис. — Значит, это из-за меня? Целую прачечную, столько людей…
Внутри у него все похолодело. Охвативший Холмса ужас не шел ни в какое сравнение с испытанным в ночь перестрелки.
— Выходит, из-за тебя, — Мамонт рассматривал его в упор тяжелым взглядом. — Непонятно только, почему ты не написал рапорт. Покушение на нашего сотрудника — это чрезвычайное событие. А ведь сейчас и версии-то такой нет.
— Я же уже не ваш сотрудник, — криво улыбнулся Денис, хотя ему хотелось плакать.
— И свиньи вернулись к корытам. А в прокуратуре официально объявлено, что я стукач, даже мой псевдоним назвали.
— Не может быть! — Мамонт посерел. — А ну, давай все по порядку!
Денис принялся рассказывать. Контрразведчик слушал не перебивая. Он был бледен, желваки на скулах вздувались.
— Ну и суки! — сказал он, когда Денис закончил. — Вопервых, антикоррупционную программу никто официально не сворачивал, она просто тихо умерла. Это уже не моя линия работы, но я интересовался: все твои материалы направлялись в Москву, но никакой реакции не последовало.
— Ну вот. Агеев так и сказал.
— Во-вторых, ты штатный сотрудник органов безопасности, офицер. Если твое пребывание в прокуратуре не имеет смысла, ты можешь перейти к нам и продолжить работу по линии контрразведки.
— Этого он не говорил. Он сказал, что надо подождать…
— В-третьих, — целенаправленно развивал свою мысль Мамонт. — Разглашение сведений о сотруднике, выполняющем секретное поручение, является должностным преступлением. По каждому такому факту должно проводиться тщательное расследование. Этот извращенец не зря крутился возле прокуратуры. Сейчас его отзовут из командировки, и пусть объяснит, как произошла утечка информации!
— Но…
Мамонт предостерегающе поднял руку.
— А в-четвертых, если тебе будет угрожать опасность — звони мне. Какие бы пасьянсы ни раскладывали наши начальники, я со своими ребятами всегда тебя прикрою! В крайнем случае — я один приеду, но никому мало не покажется…
Денис чувствовал, что он возвращается к жизни.
— Возьми бумагу и напиши подробный рапорт обо всем, что ты мне рассказал, — подвел итог Мамонт. — Я завтра же пойду к руководству. Сейчас, правда, за начальника остался полковник Заишный, а он не любит принимать решения… Но после этого теракта все стоят на ушах, дело на контроле в Москве, ему деваться некуда, придется шевелиться…
Мамонт выругался.
— Вот дожили! Все рвутся в начальники, а ответственности боятся! Должность любят, а решения принимать не хотят! А ведь дело начальника как раз и есть в том, чтобы принимать решения и нести за них ответственность!
— Кстати о начальниках, — сказал Денис. — Фамилия Байдак вам что-нибудь говорит?
Мамонт усмехнулся.
— А как же. И Дмитрия Павловича знаю, и сына его Родика…
— Так вот, именно Дмитрий Павлович заинтересован в том, чтобы меня убрать. А его сынок якобы эти дела устраивает…
— С прачечной вряд ли… Тут другой уровень. Спецы. У нас таких нет. Видно, пригласили из Москвы или еще откуда…
Да уж. Спецы действительно высококлассные. Он вспомнил лицо и фигуру девушки из прачечной. И красивые. Только…
— А если бы я не пошел стирать?
Мамонт пожал плечами.
— Тогда бы дом твой взорвали. Пли прокуратуру. Или троллейбус…
— Прокуратуру не станут. Там их друзья заседают.
Теперь замысловато выругался Денис.
— Получается, по закону их никак не прищучить. А если с ними так поступить, как они делать привыкли?
— Серьезные спецслужбы так и действуют. ЦРУ, МОССАД… Они для борьбы с терроризмом используют методы террора. И получается очень эффективно!
— А что… А что, если и мне так попробовать? Со всей этой бандой?
Мамонт посмотрел внимательно: шутит или нет? И не понял. Но откуда у пацана специфические возможности?
— Попробуй, — в тон Денису — то ли в шутку, то ли всерьез сказал он. — Надо только террориста хорошего подобрать.
— У меня есть, — спокойно сказал Денис.
Курлова привезли ровно в семнадцать, как Денис и заказывал. Один конвоир вошел и осмотрел кабинет, выглянул в окно, недовольно покачал головой. Потом еще двое ввели обвиняемого. Они все были недовольны: скоро конец рабочего дня, а тут пока допрос, пока обратная дорога, процедура передачи… Хорошо, если домой к восьми попадешь.
— Снимите с него наручники, — распорядился Денис.
Недовольство усилилось. Здоровый лоб, совершивший опасные преступления, которому нечего терять. Но со скованными руками как он подпишет протокол?
Старший конвоя расстегнул кобуру.
— Драться с таким бычарой никто не будет, — хмуро сказал он. — Дернешься — застрелю сразу!
Звякнули наручники. Арестованный с облегчением потер запястья.
— И выйдите в коридор! — приказал Денис.
— Так не положено, — возразил старший и нахмурился еще больше.
— Плевать мне, что у вас положено, а что — нет, — буднично сказал следователь. — Ваше дело охранять, вот и охраняйте как хотите. А мое дело допрашивать. Вы мне мешаете, к тому же можете услышать такое, что потом вас самих сажать придется.
Такой тон сержанты и прапорщики понимают очень хорошо.
— Харитонов, быстро вниз, под окно! — распорядился старший, и все трое скрылись за дверью.
— Отсюда тебя должны отвезти в общий изолятор, — без предисловий сказал Денис. — Сейчас вас сколько в камере?
— Двое, — угрюмо отозвался Курлов.
— А там по шестьдесят. К тому же один мой обвиняемый ни с того ни с сего вскрыл себе вены… И вообще по этому делу уже несколько человек скоропостижно скончались. Кто повесился, кто пропал без вести…
— Хочешь от меня избавиться? — процедил Курлов. — Я же говорил, меня Агеев втянул во все. Если бы не он, я работал бы в какой-нибудь газете или у отца на фирме…
— Агеев в командировке. Но через день-два вернется. Он, сучара, меня выдал. Тут на собрании меня стукачом обзывали, перед всеми. Может, и на тебя в «Визирь» он капнул.
Курлов скрипнул зубами. Сейчас он не был похож ни на журналиста, ни на секретного сотрудника ФСБ — отпетый уголовник, убийца. Денис подумал, что каждый человек похож на того, кем в действительности и является.