Глава четырнадцатая
Над ямой, где сидели в ожидании свидания с Очеретом Кутай и Сушняк, послышался легкий шум. Они уже выспались. Сушняк зажег лампу, посмотрел на часы. Было восемь часов вечера. Скрипнули петли люка, и в темном провале показалось смутно белевшее лицо Катерины.
— Як вы тут? Живы? — спросила она весело.
— Пока живы, слава Исусу, — ответил Кутай.
— Ну, раз живы, треба исты…
Она спустила в подойном ведре горячую картошку, кусок сала, бутылку самогонки. Вытащив опорожненное ведро, нагнулась, будто пытаясь их рассмотреть.
— Угощайтесь и спочивайте. Придет час, позову.
Ляда плотно захлопнулась. Сушняк отодвинул лампу на край табуретки, нарезал финкой сала.
— Как? — Он кивнул на бутылку.
— Не будем.
— Не будем так не будем. — Старшина убрал бутылку, подвинул кубышку с водой, дунул в чашки.
— Как настроение? — спросил Кутай, поев картошки и сала.
— Как? — Сушняк выпил воды, обтер тыльной стороной ладони губы. Читал я рассказ «Кавказский пленник». В аккурат так: яма, дивчина. Только там чеченка, а у нас родная дочь Украины. Ну, какая инструкция? Опять почивать?
Кутай продолжал размышлять. Дело представлялось так: либо Катерина заподозрила их и послала за подмогой, либо задерживается Очерет.
Лейтенант припомнил все подробности беседы с Катериной и вывел основное заключение: недоверие могло быть вызвано лишь одним немаловажным обстоятельством — долгим разрывом во времени между моментом перехода границы связником и его появлением в пункте связи. В штабе отряда были сведения о том, что Очерет ищет связника «головного провода», даже сам выезжал на рекогносцировку. Муравьев отработал фиктивную акцию, которая должна была бы ослабить подозрения куренного. Если Очерет ничего не знает, еще лучше: можно будет не только рассказать о ней, но и пожурить его за плохую осведомленность.
Многое прояснится при первом свидании. Кутай не тешил себя иллюзиями, хотя молодость и позволяла ему легче относиться к жизни: куренной был старше его лет на десять, а то и на все пятнадцать, и опыта ему не занимать. Без подготовки, один на один лейтенант не решился бы брать такого матерого противника. Над операцией думали многие, и вступать в соревнование с коллективным разумом подпольному атаману было труднее. Хотя и при нем не только значилась, но и умело работала служба безопасности, вымуштрованная гестапо. Где промахнется Очерет, поправят «эсбисты». Их больше всего нужно бояться. Их метод известен: чтобы поймать одного, они убивают десяток.
Старшина Сушняк, устраиваясь удобнее на своем ложе, шуршал соломой. Он тоже размышлял.
Возможно, мысли его были далеки отсюда, витали в селе, откуда старшина получал грустные известия: хату еще не покрыли после немцев, брата, без вести пропавшего на Сандомирском плацдарме в момент прорыва, так и не нашли. Кто-то извещал в частном письме: геройски сгорел в танке. Отец вернулся с войны без ноги… А может, и менее грустные мысли беспокоили Сушняка, может, мерещилась ему дивчина, ее белые коленки с ямочками… Разное приходит на ум в таком возрасте. Во всяком случае, он тоже не спал, а если и подремывал, то чутко, как стриж на колокольне.
И снова над люком склонилась Катерина.
— Выходьте, — певуче пригласила она.
Кутай первым поднялся с пола и полез вверх по зыбкой лесенке, поскрипывающей под его ногами.
Последний шаг лейтенант сделал с расчетом выпрыгнуть из краивки, распрямившись, как сжатая пружина. Надо быть готовым ко всему. Катерина стояла в небольшом отдалении и, прикрыв завеской рот, улыбалась глазами.
— А вы того… перелякались? — сказала она, опуская завеску.
— Обережность,[19] а не переляк, — сухо обрезал ее Кутай. — Веди!
— Треба закрыть ляду.
Сушняк отстранил Катерину и с крестьянской прочной медлительностью замаскировал вход в краивку. Хозяйка с пристальным вниманием наблюдала за ним и помогла привязать корову.
— Селянин ты? — спросила она задумчиво.
— Так, — односложно ответил Сушняк.
Катерина повела их по тому же пути, что и прежде: через чулан в сени. Приоткрыв дверь в горницу и заглянув туда, она пропустила их вперед.
Горница освещалась лампадой. Красноватый от цвета стекла огонек усиливал обстановку таинственности и тревоги. Под позолоченным окладом матово поблескивающего образа богоматери смутно проступало лицо человека, глядевшего на вошедших тяжело и недоверчиво.
Во всем — в набычившейся фигуре, низкой шее и широких плечах угадывалась мрачная, беспощадная сила. Карман ватника демонстративно распирали две «лимонки», кобура была расстегнута. В боевом положении немецкий автомат с рожковой обоймой. Около окна застыл человек, широко расставивший ноги, обутые в желтые шнуровые краги. Автомат его был нацелен на незнакомцев.
Под иконой сидел Бугай, у окна стоял «эсбист» по кличке Кнур.
— Слава героям! — Бугай вскинул руку.
— Героям слава! — ответил Кутай.
Обменявшись приветствиями, установленными организацией для вооруженных боевиков, оба взглянули на Катерину: пришел ее черед как связника, принявшего грепс, представить резидента.
— Знакомьтесь! — Она назвала Бугая — начальника «службы безпеки» и Пискуна — представителя «закордонного провода».
Телохранителей она обошла своим вниманием. Их доля — молчать и слушать.
— Давайте сядемо. — Кутай устроился у стены. Бугай — напротив на лавке, ближе к столу.
Падающий сверху мерцающий свет лампады резко обозначил глубокие тени на его бугристом лице, бледном, с темными набрякшими припухлостями под глазами. Они сидели, недоверчиво поглядывая друг на друга, изредка бросая вопросы.
Телохранители стояли неподвижно, оба держали палец на спусковом крючке.
— Як дойшлы? — спросил Бугай.
— Добре дойшлы.
— Чего так долго затрымались?
— Были на акции. — Кутай догадался, что Катерина поделилась своими подозрениями и «эсбист» их проверял.
Катерина стояла позади Бугая. Ее красивое лицо выражало притворное равнодушие.
Сказав об акции, Кутай не развивал сообщение. Подробности могли только осложнить его положение, запутать и вызвать дополнительные подозрения.
— В яком районе була акция?
— Подальше того мисця, где перешли кордон.
— Що за акция? — Голос Бугая держался на низком регистре, басовитый, булькающий.
Разговор принимал нежелательный оборот.
— Що за акция була? — переспросил Бугай, исподлобья переглянувшись с Катериной.
— Нормальна, — коротко ответил Кутай.
— Яка нормальна?
— Зныщили несколько энкеведистов.
— Зныщили? — Бугай немигаючи уперся в Кутая глаз в глаз.
— Зныщили, — повторил Кутай и стойко выдержал испытующий взгляд Бугая.
Бугай шевельнул толстыми коленями, глазки его сузились. Еще минута, и можно потерять контроль над этим изувером. Следует показать свою власть старшего по руководству. Кутай решительно поднялся, раздраженно махнул кулаком.
— Вопросы буду задавать я! Де Очерет?
Бугай встал, и на его лице появилось выражение деланной угодливости, хотя сомнения не покинули его.
— Очерет буде! Зараз его нема… — И Бугай тупо вернулся к тому же: к подробностям перехода границы.
— Обо всем буде балачка с Очеретом, — строго осадил его Кутай, — це его ума дело. Прошу знать, колы его не будет, я повертаюсь…
Бугай пообещал устроить свидание с Очеретом через одну ночь по возвращении куренного с акции.
— До побачення! — сухо попрощался Кутай.
— Прошу не винить, пане зверхныку.
Бугай огладил волосы ладонью и, натянув серосмушковую шапку, заломил ее перед зеркальцем, вмазанным в простенок.
Катерина наблюдала за ним с неостывающей тревогой и по его знаку вышла первой из горницы, за нею Кнур, мягко, звериной походочкой. Кутай пристально прослеживал каждое движение телохранителя, способного по незаметному намеку своего хозяина круто, не поворачиваясь, из-под локтя скосить их автоматом.
Под наружными окнами шагов не было слышно. Значит, уходили через двор. Лампадка угасала. Лик богоматери стал темнее и строже.
Кутай подтянул фитилек, опустил пробковый поплавок, понюхал пальцы: приятно пахло конопляным маслом.
Бесшумно вошла Катерина, предложила ужин. Кутай отказался.
— Тогда пойдем до краивки.
Ночью никто не беспокоил. Сушняк ворочался на соломе. Неопределенность положения угнетала его. Тихо, на ухо Кутай повторил старшине план: если Очерет придет с Бугаем, на долю Сушняка выпадает Бугай. Телохранителей пострелять, Очерета брать живьем.
— На воле ясно, — также шепотом заметил Сушняк, — а вот в ямке…
— А что в ямке?
— Замуруют. Ни вам выслуги лет, ни мне медали.
— Замуруют, уйдем подкопом, — отшутился Кутай, продолжая обдумывать положение, которое складывалось несколько иначе, чем предполагалось в кабинете майора Муравьева.
Поговорили еще немного, а затем каждый углубился в свои думы. Кутай предвидел опасные осложнения: кое-что они недоработали, не все выспросили у Стецка. Теперь важно было, как поведет себя Очерет.
По плану операции предусматривалась связь с поддерживающей Кутая группой пограничников. Если бы они дожидались Очерета в хате, тогда все ясно: проще простого найти способы связи. А из подземной краивки?..
Глава пятнадцатая
Пока «эсбисты» вели переговоры с «мюнхенским связником», Очерет замкнулся в своем бункере. Ни на какие акции, о которых говорил Бугай Кутаю, куренной не выезжал, да и не было акций, требующих его участия.
У Очерета обострились боли в «попереке»: давал о себе знать застарелый радикулит. Боль не смертельная, тупая, и куренной матерился, со скрипом размельчая крепкими зубами горькие пилюли и запивая их квасом. Помогали горчичники и раскаленный на жаровне песок.
Бугай возвратился от Катерины с путаницей в мозгах.
— Чи ты загубил собачий свой нюх, чи ты занимался с Катериной, бормотал батько, ревниво оглядывая главу «эсбистов». — Так и не поняв я, чи нам энкеведиста подсунули, чи натуральный связник…