УПРЕЖДАЯ «ТАЙФУН»
В период битвы под Москвой мы знали… о противнике достаточно много, чтобы точно определить замысел, характер и направления его действий. Нам была известна степень напряжения сил немецко-фашистских войск на всем фронте их наступления. Поэтому советское Верховное Главнокомандование приняло решение на переход в контрнаступление под Москвой в наиболее подходящий для этого момент…
Генерал армии С. М. Штеменко[132]
В октябре 2001 года в Москве произошел парадоксальный случай. По предложению правительства российской столицы проводилась научная конференция, посвященная 60-летию разгрома немецко-фашистских войск под Москвой. В работе конференции принимали участие видные историки, политики, ветераны Вооруженных сил и советской дипломатии. Было сделано много интересных докладов. Одна тема, предложенная организаторами конференции для научного анализа, осталась не раскрытой. Ее название звучало приблизительно так: «Роль военной разведки в разгроме немецко-фашистских войск под Москвой». Желающих сделать сообщение по этой теме не нашлось. Скорее всего, не нашлось специалиста, который бы мог убедительно и доказательно рассказать о том, что же делала советская военная разведка накануне и в ходе битвы под Москвой.
Разведчики, как и все, смертны. Но разведки — вечны. Слава богу, в живых оказались и разведчики, которые сражались под Москвой, и документы, в которых были отражены усилия военной разведки в этой неимоверно трудной битве.
С первых дней войны Германии против Советского Союза Гитлер придавал первостепенное значение захвату Москвы. Когда блицкриг провалился, немецкое военное командование разработало новый план, который получил кодовое название «Тайфун». Главная цель «Тайфуна» — захват советской столицы. Осуществить этот план должна была группа армий «Центр», которой командовал генерал-фельдмаршал Федор фон Бок. В конце сентября группа армий «Центр» была значительно укреплена за счет группировок армий «Север» и «Юг».
На московском стратегическом направлении германское командование создавало усиленную группировку. Действия группы армий «Центр» поддерживал 2-й германский воздушный флот. Германская авиация контролировала воздушное пространство. Линия советско-германского фронта на московском направлении имела сильно изогнутое начертание длиной около 700 километров[132].
Немецкое командование держало план операции «Тайфун» в строжайшей тайне. Директиву о наступлении на московском направлении Гитлер подписал 16 сентября. Приказ командующему группой армий «Центр» генерал-фельдмаршалу фон Боку был отдан 26 сентября. Московская оборонительная операция началась 30 сентября 1941 года. У немцев было больше войск, они были лучше вооружены и имели значительный опыт ведения боевых действий.
Под Москвой складывалась критическая ситуация…
ЧАСТЬ I. ПЛАН «Z» ОТМЕНЯЕТСЯ НАВСЕГДА
Глава первая. «Рамзай», «Морис» и «Дора» против Риббентропа
Темной сентябрьской ночью 1941 года немецкий бомбардировщик «Юнкерс-88» приближался к Москве. Командир боевого самолета 2-го воздушного флота германских военно-воздушных сил капитан Ганс Мессершмитт вел свою боевую машину к советской столице. Он не первый раз выполнял подобное задание на Восточном фронте. Ночные полеты были безопаснее дневных. Русские зенитки уже подбили несколько немецких бомбардировщиков, которые днем пытались бомбить советскую столицу и прилегавшие к ней западные районы. Тем не менее воздушное пространство перед Москвой уже контролировали германские военно-воздушные силы. Оборонительные позиции частей Красной Армии, прикрывавшие Москву, несли тяжелые потери. Однако, медленно отступая, они продолжали из последних сил сдерживать мощную лавину германских войск, которой не смогла или не хотела противостоять год тому назад умудренная опытом военных конфликтов Западная Европа.
По команде Мессершмитта члены экипажа бомбардировщика Ю-88 сбрасывали авиационные бомбы на русские объекты, которые ночью не были видны с высоты полета. На этот раз Мессершмитт получил в штабе точные инструкции и действовал по карте, составленной немецкой разведкой. А это означало, что бомбы должны точно попасть в цель.
Выполнив задание, Ю-88 обычно благополучно возвращался на базу. На такое завершение очередного полета за линию фронта капитан рассчитывал и в этот раз, однако Гансу Мессершмитту крупно не повезло…
Яркая вспышка ослепила капитана в районе населенного пункта Голицыно. До Москвы оставалось рукой подать. Самолет вздрогнул, словно зацепился правым крылом за невидимую скалу, накренился и стал терять высоту. Капитан попытался вывести машину из опасного крена. Рули не подчинялись. Самолет горел и падал. Положение было безвыходным. Мессершмитт открыл фонарь кабины и вывалился в черную пустоту. У него хватило сил раскрыть парашют.
Самолет упал в районе поселка Голицыно. Весь экипаж Ю-88 погиб. В живых остался только капитан. Раненый Мессершмитт опускался на русскую землю в темноте, озарявшейся вспышками зенитных снарядов, плотной стеной прикрывавших путь немецким бомбардировщикам. Мессершмитт подумал о том, что, видимо, русские заблаговременно узнали о том, что их эскадрилья будет на этом направлении совершать рейд на советскую столицу. Откуда и как они могли получить такие сведения? Приближаясь к земле, Мессершмитт надеялся на лучшее…
Приземлившегося парашютиста задержали местные жители. Утром его отправили в Москву. С 3 августа 1941 года в войсках фронтов московского направления действовала строгая директива Ставки и приказ начальника Генерального штаба об обязательном и немедленном направлении в Разведуправление Генерального штаба всех пленных офицеров, летчиков и унтер-офицеров. В допросе пленного летчика принимал участие офицер военной разведки лейтенант Виктор Бочкарев. После безрезультатного разговора Бочкарев решил еще раз ознакомиться с содержанием записной книжки немецкого капитана. На нескольких страницах он обнаружил стенографическую запись. Причудливыми значками был зашифрован какой-то текст. Бочкарев знал немецкий вариант стенографии, которую изучал в Киеве в Украинском институте лингвистического образования (УИЛО). Этот институт в предвоенные годы считался одним из лучших в стране. В его стенах готовились специалисты в области языкознания и переводчики, способные делать сложные литературные переводы художественных произведений. Основы литературоведения в институте преподавали известные в то вре-мя писатели и поэты Максим Рыльский, Мыкола Бажан, Павло Тычина и другие. В этом же институте студенты изучали стенографию. В дипломе В. Бочкарева было записано, что он, обучаясь в УИЛО, изучил английский и немецкий (полный курс обучения), итальянский, французский и румынский (один год обучения), украинский, латынь и стенография (краткий курс), испанский и эсперанто (факультативно). В 1941 году под Москвой знания по русской и немецкой стенографии, приобретенные в УИЛО, помогли Виктору Бочкареву добыть разведывательные сведения исключительной важности.
Расшифровывая заметки из книжки немецкого летчика, Бочкарев пришел к выводу, что капитан Мессер-шмитт сделал их, находясь на каком-то оперативном совещании офицеров. Около трех часов лейтенант изучал витиеватую и мало кому понятную запись. Постепенно разведчик разобрался в смысле зафиксированного сообщения. Оказалось, что капитан Мессершмитг присутствовал на совещании, где речь шла о новом наступлении на Москву, назначенном на 30 сентября — 1 октября. У каждой армии группы «Центр» была своя задача. 2-му воздушному флоту предстояло закрепить успех группы армий «Центр». Москва, в соответствии с этим планом, оказывалась в руках генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока. Долгожданная мечта Гитлера сбывалась.
Второй допрос был результативнее первого. Пленный летчик рассказал о совещании, на котором он присутствовал, и подтвердил, что генеральное наступление немцев на Москву начнется 30 сентября.
Сведения, полученные от капитана Мессершмитта, подтверждались и другими источниками Разведуправления.
Начавшаяся война внесла серьезные коррективы в работу советской военной разведки. В Германии и в странах гитлеровской коалиции значительная часть источников военной разведки оказалась без разведчиков-руководите-лей и без связи с Центром. Некоторые источники были не готовы к работе в чрезвычайных условиях и отказались от сотрудничества. В ряде резидентур произошли провалы. Военная разведка потеряла источники в 11 европейских странах. Попытки наладить связь с ними в ряде европейских стран завершались безрезультатно. В некоторых случаях попытки восстановить контакты с бывшими агентами проводились в спешке, нарушались меры предосторожности и конспирации, что также вело к провалам и дополнительным потерям.
Нападение фашистской Германии на СССР резко обострило обстановку в Европе. Советскому руководству и командованию Красной Армии требовалась информация по широкому кругу военно-политических и военных вопросов. Начальником Генерального штаба перед Разведывательным управлением были поставлены новые задачи.
В военно-политической области:
— вскрыть сроки возможного нападения Японии на СССР;
— определить истинное отношение правящих кругов США и Великобритании к СССР, Германии и Японии.
В военной области:
— добыть сведения о планах германского военно-политического руководства по ведению войны на Восточном фронте;
— выявить группировки немецких войск и союзников Германии на Восточном фронте, их боевой состав, вооружение, резервы и потери;
— определить состояние морального духа германских войск.
В военно-экономической области:
— добыть точные сведения о состоянии экономики Германии, оценить ее способности по обеспечению вооруженных сил оружием, военной техникой, боеприпасами и продовольствием;
— выявить наиболее уязвимые сферы германской военной промышленности;
— следить за разработкой в Германии новых видов оружия и военной техники, заблаговременно выявлять поступление новых образцов оружия в германскую армию.
В конце сентября 1941 года немецкие войска вышли на линию Ярцево — Ельня — Полтава — Запорожье и создали угрозу Ленинграду, Москве и Донбассу. В Берлине были убеждены, что главные силы Красной Армии на основных направлениях уже разгромлены, подготовленных резервов у Сталина нет и поэтому созданы реальные условия для нанесения решающего удара и завершения войны против СССР до наступления зимы.
В ставке фюрера были разработаны наступательные операции на трех важнейших стратегических направлениях советско-германского фронта. Группа армий «Центр», которой командовал генерал-фельдмаршал Федор фон Бок, действовала на центральном участке фронта и должна была захватить Москву. На этом участке германское военное руководство создало подавляющее превосходство сил и средств по сравнению с оборонявшимися советскими войсками. Гитлер считал, что с падением Москвы Советский Союз перестанет существовать[133].
Для безусловного достижения победы над Россией Гитлер потребовал от министра иностранных дел Германии Риббентропа добиться безотлагательного вступления Японии в войну против СССР. Действия Японии на советском Дальнем Востоке, как полагали в Берлине, должны были ускорить падение России.
Угроза со стороны Японии не давала покоя Генеральному штабу. Начиная с 1938 года в планах штаба по стратегическому развертыванию сил Красной Армии предусматривалось отражение японского вторжения на территорию СССР. В ноябре 1938 года на заседании Главного военного совета был доложен доклад начальника Генерального штаба РККА Б. М. Шапошникова о стратегическом развертывании Красной Армии. Доклад состоял из шести разделов, в которых рассматривались наиболее вероятные противники, их вооруженные силы и возможные оперативные планы, а также основы стратегического развертывания Красной Армии на западе и востоке. В последующем эти положения, с учетом новых данных, добытых военной разведкой, были уточнены.
На западе главным вероятным противником СССР являлся фашистский блок — Германия и Италия, который поддерживали другие государства, оказавшиеся в сфере влияния фашистской Германии.
Считалось, что на востоке угроза безопасности СССР исходила от Японии. В докладе Б. М. Шапошникова делался вывод о том, что Советскому Союзу надо быть готовым к войне на два фронта: на западе — против фашистской Германии, Италии, Польши и тяготевшим к ним Румынии, Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы, а на востоке — против Японии[134].
После начала Второй мировой войны обстановка на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии обострилась. Япония готовилась к войне против США и Великобритании. В германо-японских отношениях тоже еще не было особой ясности. В Токио также не исключалась возможность войны против Советского Союза. Скрывая свои истинные намерения, японское правительство прибегло к такой же тактике, как и Гитлер, — инициировало переговоры с СССР о заключении пакта о нейтралитете. С июля 1940 года в Москве начались переговоры с японским послом Того Сигенори. В апреле 1941 года, учитывая значительное количество донесений военной разведки о подготовке Германии к войне против СССР, советское правительство, провело в Москве переговоры с министром иностранных дел Японии Ё. Мацуока. Его визит в советскую столицу завершился подписанием советско-японского пакта. Япония и Советский Союз обязались «поддерживать мирные и дружественные отношения между собой и взаимно уважать территориальную целостность и неприкосновенность друг друга». В случае, если одна из сторон «окажется объектом действий со стороны одной или нескольких третьих держав», другая сторона обязывалась «соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта». Советско-японский пакт был заключен сроком на пять лет[135].
Япония вскоре нарушила условия договора — начала войну против США и Великобритании, которые были союзниками СССР по антигитлеровской коалиции, а также держала на границах с СССР крупную армейскую группировку, сковавшая действия Советского Союза в войне против Германии. Японские войска могли в любой момент начать боевые действия против СССР. Многое тогда зависело о того, как будет складываться обстановка на советско-германском фронте на подступах к Москве.
К началу наступления немецко-фашистских войск на московском направлении на дальних подступах к столице оборонялись три фронта: Западный (командующий генерал-полковник И. С. Конев), Резервный (командующий Маршал Советского Союза С. М. Буденный) и Брянский (командующий генерал-лейтенант А. И. Еременко). Всего в боевых войсках этих фронтов в конце сентября насчитывалось 1 млн 250 тысяч человек, 990 танков, 7 600 орудий и минометов, 667 самолетов [136].
Противник, произведя перегруппировку своих сил на московском направлении, превосходил все три советских фронта, вместе взятые, по численности войск — в 1,4 раза, по танкам — в 1,7 раза, по орудиям и минометам — в 1,8 и по самолетам почти в 2 раза. Состояние советских войск, оборонявшихся на Московском направлении, было различным и не безупречным. Войска Западного фронта успели накопить фронтовой опыт. Дивизии Брянского фронта и часть войск Резервного фронта также уже принимали участие в боевых действиях. Однако основная часть сил Резервного фронта была слабо подготовлена, недостаточно вооружена и в боевых действиях против немцев еще не принимала участия. В сложном положении находились войска Калининского фронта.
Так же характеризовалось и состояние сил разведывательных отделов штабов этих фронтов. На усиление органов разведки фронтов, прикрывавших Москву, были направлены офицеры из состава центрального аппарата Разведуправления Красной Армии. В июле 1941 года начальником разведывательного отдела штаба Западного фронта был назначен полковник Тарас Федотович Корнеев, прибывший на фронт сразу же после окончания обучения в Академии Генерального штаба.
Начальником разведывательного отдела Юго-Западного фронта назначен полковник Илья Васильевич Виноградов, который был начальником отдела Разведуправления Генерального штаба. В период Московской битвы начальниками разведывательных отделов Брянского и Калининского фронтов назначены соответственно полковники М. А. Кочетков и Е. В. Алешин.
Нападение фашистской Германии на Советский Союз резко сократило возможности резидентур военной разведки, которые действовали до начала войны в Берлине, Бухаресте, Будапеште, Софии, Праге и в других столицах европейских государств. Офицеры этих резидентур оказались среди интернированных сотрудников советских дипломатических представительств. На некоторое время поток разведывательных сведений о фашистской Германии, ее военном потенциале и вооруженных силах сократился. Военная разведка стремилась быстро перестроить свою работу с учетом условий военного времени. Однако процесс этот оказался сложным, трудоемким и требовал времени, которого в распоряжении начальника военной разведки уже не было.
Зарубежные структуры военной разведки, созданные в странах, противостоявших фашистской Германии или занимавших нейтралитет, продолжали успешно работать. В самый трудный и опасный период Великой Отечественной войны, когда немецкие дивизии приблизились к Москве и готовились к последнему броску, стремясь захватить советскую столицу, эти резидентуры военной разведки смогли добывать важные сведения о противнике.
Во второй половине 1941 года вопрос о том, начнет ли Япония войну против СССР, был одним из самых важных для советского руководства. Не менее серьезной была задача: выяснить, не присоединятся ли к Германии и не начнут ли войну против Советского Союза Турция и Швеция?
В июле — октябре 1941 года важные сведения поступали в Москву от резидента советской военной разведки в Токио Рихарда Зорге. 23 июня начальник военной разведки генерал-лейтенант Ф. И. Голиков направил Зорге новое срочное задание. Все содержание этого задания по-военному строго и лаконично бьшо сформулировано в одном предложении: «Сообщите ваши данные о позиции японского правительства в связи с войной Германии против Советского Союза. Директор».
Задание поставлено перед военной разведкой высшим политическим руководством СССР. Генеральный штаб также был крайне заинтересован в получении точных и достоверных сведений о том, какую позицию планирует занять японское правительство в связи с нападением Германии на СССР. Война на два фронта, о возможности возникновения которой говорилось в докладе начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова, могла стать реальностью. В Москве понимали, что такое развитие событий представляет особую опасность для Советского Союза.
Через три дня Зорге направил начальнику военной разведки первый ответ: «Германский посол Отт не имеет приказа давить на Японию вступать в войну. Источник Отто сказал, что японский флот в отношении вступления в войну будет наблюдать и выжидать…»[137] В этот же день Зорге, видимо, побеседовав с германским послом в Токио, получил дополнительные сведения, о которых сообщил в Москву: «…Мацуока сказал германскому послу Отт, что нет сомнений, что после некоторого времени Япония выступит против СССР».
В начале июля в Токио из Разведуправления была направлена еще одна срочная телеграмма: «Рамзаю. Сообщите, какое решение принято японским правительством в отношении нашей страны в связи с войной между СССР и Германией. О случаях перебросок войск к нашим границам немедленно сообщайте».
Настойчивое напоминание Центра Рихарду Зорге о необходимости добывания сведений об отношении Японии к войне против СССР на стороне Германии свидетельствовало о том, что в Москве не исключали нападения Японии на советский Дальний Восток. Несомненно, задание Центра имело особую важность. Зорге это понимал и сделал все возможное, чтобы добыть достоверные сведения. Как оказалось, это было последнее задание, которое Рихард Зорге полностью выполнил.
3 июля Зорге сообщил в Москву: «Японское правительство решило остаться верным пакту трех держав, но будет придерживаться пакта о нейтралитете с СССР». Зная о том, что немецкий посол активно пытается склонить японское руководство к вступлению Японии в войну против СССР на стороне Германии, Зорге рекомендует: «Ваша дипломатическая деятельность должна быть значительно сильнее, чем это делается другой стороной».
10 июля Зорге сообщает в Москву о том, что «германский посол Отт получил приказ от Риббентропа толкать Японию в войну как можно скорей»[138].
В тот же день Зорге направляет второе донесение начальнику военной разведки: «Источник Инвест сказал, что на совещании у императора решено не изменять плана действий против Сайгона (Индо-Китай), но одновременно решено и подготавливаться к действиям против СССР на случай поражения Красной Армии. Германский посол Отт сказал то же самое, что Япония начнет воевать, если немцы достигнут Свердловска.
Германский военный атташе телеграфировал в Берлин, что он убежден в том, что Япония вступит в войну, но не ранее конца июля или начала августа и она вступит в войну сразу же, как только закончит подготовку.
Мацуока в разговоре с Оттом сказал, что японский народ будет ощущать авиационные налеты на жизненные центры Японии. На это Отт ответил, что это невозможно потому, что СССР имеет только 1 500 первоклассных самолетов на Дальнем Востоке, из которых только 300 тяжелых бомбардировщиков будут в состоянии прилететь в Японию и вернуться обратно. Этими разговорами Отт старался влиять на Мацуока за вступление в войну Японии…»
Разведывательная деятельность Рихарда Зорге в июле 1941 года была чрезвычайно интенсивной. В один и тот же день он успевал проводить встречи с агентами, членами своей разведывательной организации, встречаться с германским послом генералом Оттом, посещать германского военного атташе, который имел достаточно широкие связи во влиятельных японских военных и политических кругах.
«Германский военный атташе, — докладывал Зорге начальнику Разведуправления Красной Армии, — уверен, что конец советского режима наступит вместе с оккупацией Ленинграда, Москвы и Харькова, в противном случае немцы начнут крупные воздушные операции вдоль железнодорожных линий из Москвы через Сибирь.
…Японские власти начали преследование лиц, не одобряющих германо-советскую войну, и, наоборот, держатся в стороне от народа, который с энтузиазмом за вступление в войну на стороне Германии…»[139]
Изучив донесение Р. Зорге от 10 июля 1941 года, генерал-майор А. Панфилов, который после убытия Ф. И. Голикова в командировку в Лондон стал исполнять обязанности начальника Разведуправления, написал на бланке шифртелеграммы две резолюции. Первая — «включить в донесение. Подготовить сегодня». Вторая: «Учитывая большие возможности источника и достоверность значительной части его предыдущих сообщений, данные сведения заслуживают доверия» [140].
30 июля Зорге докладывает в Центр: «Источники Инвест и Интари сказали, что в порядке новой мобилизации в Японии будет призвано более чем 200 тысяч человек. Таким образом, к середине августа в Японии будет под ружьем около 2 миллионов человек. Начиная со второй половины августа, Япония может начать войну, но только в том случае, если Красная Армия фактически потерпит поражение от немцев, в результате чего оборонительная способность на Дальнем Востоке будет ослаблена. Такова точка зрения группировки Коноэ, но как долго намерен выжидать японский генштаб, трудно сейчас сказать. Источник Инвест убежден, что, если Красная Армия остановит немцев перед Москвой, в этом случае японцы не выступят против СССР»[141].
Эти донесения Рихарда Зорге по указанию генерал-майора танковых войск А. П. Панфилова направлялись И. Сталину, В. Молотову, К. Ворошилову, Г. Маленкову, Л. Берии, Л. Мехлису. Панфилов имел на это право. По заданию И. В. Сталина начальник Разведуправления Красной Армии генерал-лейтенант Ф. И. Голиков 6 июля подписал приказ о передаче дел А. Панфилову и убыл в командировку в Лондон, где он должен был организовать работу советской военной миссии.
В августе тайная война германской дипломатии по втягиванию Японии в войну против СССР вступила в новую фазу. Она стала более активной и настойчивой. 12 августа Зорге сообщает: «С целью воздействия на Японию, чтобы она выступила, Риббентроп посылает ежедневно телеграммы. По этому поводу уже имелись разговоры с генералами Доихара и Окамура. Посол Отт думает, что японцы выжидают момента, пока Красная Армия ослабнет, так как без этих условий вступление в войну будет небезопасно…»
Несомненно, что в Токио в это время тщательно изучался вопрос о целесообразности вступления на стороне Германии в войну против СССР. В японском руководстве, видимо, не было единого ответа на этот вопрос, однако возможность выступления против СССР не исключалась. Главным условием такого выступления должны были стать необратимые победы германских войск на Восточном фронте. Японцы выжидали. Они хотели получить существенные доказательства того, что Германия разгромила или в значительной степени ослабила Красную Армию. Главным доказательством успеха немецких армий на Восточном фронте должно было стать падение Москвы. Битва за Москву имела принципиальный характер для хода и исхода всей войны Германии против СССР.
12 августа 1941 года Зорге докладывает в Центр: «Немцы ежедневно давят на Японию за вступление в войну. Факт, что немцы не захватили Москву к последнему воскресенью, как это они обещали высшим японским кругам, понизил энтузиазм японцев…»[142] На этом донесении Р. Зорге генерал-майор А. Панфилов оставил резолюцию: «Членам ГКО, тов. Мехлису». Эта информация Зорге была доложена И. В. Сталину, В. М. Молотову, К. Е. Ворошилову, Г. М. Маленкову и Л. П. Берии.
Стремясь убедить японское руководство в необходимости и целесообразности вступления в войну против Советского Союза и убедиться в том, что японские власти готовятся к такой войне, германский военный атташе посетил японские войска в Корее и Маньчжурии. Возвратившись в Токио, немецкий военный атташе доложил в Берлин о результатах своей поездки. Зорге читал это донесение, обсуждал его содержание с германским военным атташе, который направил свое сообщение в Берлин. Зорге в этот же день направил свое донесение в Центр. В нем сообщалось: «Военный атташе сказал мне, что шесть дивизий прибыли в Корею для возможного наступления на Владивосток. В Маньчжурию прибыли 4 дивизии. ВАТ точно узнал, что японские силы в Маньчжурии и Корее вместе насчитывают 30 дивизий. Подготовка к операциям закончится между 20-м числом и концом августа, но ВАТ лично телеграфировал в Берлин, что решение на выступление японцев еще не принято. Если Япония выступит, то первый удар будет нанесен на Владивосток, куда и нацелено большинство японских сил. Против Благовещенска направлены 3 дивизии…»[143]Это донесение Р. Зорге было использовано для подготовки срочного специального донесения Разведуправления. Оно тоже было доложено И. В. Сталину, В. М. Молотову, К. Е. Ворошилову, Г. М. Маленкову, Л. П. Берии и начальнику Генерального штаба Б. М. Шапошникову.
14 сентября Зорге передал в Москву: «По данным секретаря кабинета министров Одзаки, японское правительство решило не выступать против СССР в текущем году, но вооруженные силы будут оставаться в Маньчжурии на случай возможного выступления будущей весной в случае поражения СССР к тому времени. После 15 сентября советский Дальний Восток можно считать гарантированным от угрозы нападения со стороны Японии».
В последнее время на фоне позитивных демократических перемен, которые произошли в России, некоторые исследователи в области отечественной военной истории стали утверждать, что донесения Рихарда Зорге не представляли для И. В. Сталина практической ценности. Они полагают, что Сталин и без донесений Зорге принял бы решение о переброске из Сибири под Москву отдельных дивизий, так как, стремясь спасти советскую столицу, Верховный Главнокомандующий должен был укрепить оборону Москвы за счет новых боеготовых воинских соединений, ослабив оборону Дальнего Востока.
Подобное утверждение не лишено оригинальности, но построено только на основе логических умозаключений. В этом его безнадежная слабость. Более того, в истории России есть печальные примеры, когда русским войскам приходилось сдавать Москву для того, чтобы сохранить армию и в конечном счете спасти страну. Москва уже горела в 1812 году, встречая Наполеона. Однако позже русские войска, разгромив французские армии, праздновали победу над агрессором в Париже. Сталин знал историю России. В один из самых критических моментов обороны столицы он позвонил Г. К. Жукову и спросил:
«— …Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.
— Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков.
— Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября. Танков пока у нас нет…»[144]
Вопрос о том, оборонять или нет Москву, видимо, для Сталина не существовал. Он планировал оборонять советскую столицу и решил остаться в Москве в самое трудное, критическое время, когда основные министерства были эвакуированы в Куйбышев, Казань, то есть в глубокий тьш. По указанию Сталина основные подразделения Разведывательного управления Красной Армии тоже были отправлены в Куйбышев. В Москве остался начальник Разведупра и группа офицеров, отвечавших за сбор и обработку информации о Германии и ее вооруженных силах.
Рисковал ли И. В. Сталин, перебрасывая резервы из Сибири и Дальнего Востока? Несомненно. Однако, принимая такое решение, Верховный Главнокомандующий был убежден, что Япония не выступит против СССР до тех пор, пока фашисты не захватят Москву. Поэтому падения Москвы Сталин допустить не мог. Он внимательно изучал донесения Рихарда Зорге и донесения других военных разведчиков по японской проблеме.
В критический период войны отношение Японии к проблеме вступления в войну против СССР привлекало пристальное внимание не только советского и германского руководства. Проблема вступления Японии в войну против СССР находилась в центре внимания политических и военных руководителей США, Великобритании и других государств. Вступление Японии в войну против СССР могло бы означать, что Япония не начнет боевых действий против США или Великобритании на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. Разведки США и Великобритании и их достаточно сильные аналитические службы тщательно изучали любые признаки, которые приоткрывали плотную завесу секретности в отношениях японского руководства к событиям на советско-германском фронте. Большой заслугой советской военной разведки в критический период, сложившийся под Москвой, является то, что наши разведчики смогли добыть сведения, которые были в распоряжении британских, американских, шведских и других разведывательных служб.
Одним из тех, кто смог получить такую информацию, был Шандор Радо. Он действовал в Швейцарии, где еще накануне войны по заданию Разведуправления Красной Армии создал хорошо законспирированную нелегальную резидентуру. В ее составе было три группы источников информации, которые действовали в Женеве, Цюрихе и Лозанне. В состав резидентуры входило 77 человек, имена и фамилии большинства которых до сих пор неизвестны.
7 августа Радо доложил в Центр: «Японский посол в Швейцарии заявил, что не может быть и речи о японском выступлении против СССР до тех пор, пока Германия не добьется решительных побед на фронтах».
Важные сведения об отношении японского руководства поступали в Центр от «Мориса». Под этим псевдонимом в военной разведке в 1941 году работал полковник Лев Александрович Сергеев. 16 июля «Морис» докладывал: «…Позиция Японии относительно СССР — ждать и смотреть. Японских сил в Маньчжурии достаточно только для обороны, и только распад СССР, из которого японцы получили бы пользу без большой войны, мог бы спасти положение Мацуоки».
19 июля «Морис» передал в Центр: «…Было бы нелепо рассматривать японскую атаку СССР пока советские войска останутся сильными в Сибири и пока война в Китае не закончится. Более вероятно, ближайшее движение японцев будет направлено на дальнейшую оккупацию Индокитая».
«Морис» оказался проницательным аналитиком. Источники передавали ему документальные сведения о политике японского руководства в отношении СССР, Индокитая и США. Эти источники имели доступ к важным документам. Динамика формирования отношения японского руководства к проблеме вступления в войну против СССР на стороне Германии докладывалась «Морисом» в Центр в июле, августе и сентябре 1941 года.
7 августа 1941 года «Морис» сообщил в Центр о содержании беседы японского посла с высокопоставленным западным дипломатом. В ходе этой конфиденциальной встречи японский посол заявил: «…Не может быть и речи о японском выступлении против СССР до тех пор, пока Германия не добьется решающих побед на фронте…».
У военного разведчика майора Сергеева Льва Александровича («Морис»)[145] уникальная биография. Родился он в 1906 году в городе Закаталы Азербайджанской ССР. В 1929 году поступил на службу в Красную Армию. В 1936 году окончил Орловскую бронетанковую школу. После окончания обучения в течение одного года проходил службу в должности командира взвода в той же бронетанковой школе.
Видимо, Лев Сергеев обладал хорошими лингвистическими способностями, из-за которых он и был отобран в военную разведку. В июне 1940 года Сергеев направлен в Вашингтон для работы в аппарате советского военного атташе. Должность, которую он занимал, — шофер военного атташе. На самом деле Лев Сергеев руководил резидентурой советской военной разведки, которую он сам и создал, находясь за океаном [146].
Резидентура майора Л. Сергеева работала успешно несколько лет.
Данные Рихарда Зорге из Токио, Шандора Радо из Женевы, Льва Сергеева из Вашингтона и других военных разведчиков об отношении японского руководства к войне против СССР поступали в Центр в августе — октябре 1941 года. Эти донесения докладывались высшему советскому политическому руководству. Были ли они учтены при выработке важного решения о переброске сибирских дивизий для укрепления обороны Москвы, определенно сказать нельзя. Такой вывод мог бы сделать начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников или Г. К. Жуков, который в период битвы под Москвой был членом Ставки Верховного Главнокомандования и командующим Западным фронтом, или А. М. Василевский, который в августе 1941 года был заместителем начальника Генерального штаба — начальником оперативного управления. В мемуарах военачальников нет свидетельств о том, на основании чего принималось решение о переброске сибирских дивизий для укрепления обороны Москвы. Тем не менее можно определенно сказать, и это является историческим фактом, что оборона Москвы была значительно усилена, сибирские и дальневосточные дивизии сыграли исключительно важную роль в укрощении «Тайфуна».
Под Москвой германским войскам было впервые нанесено серьезное поражение. Следовательно, военные разведчики Рихард Зорге, Шандор Радо и Лев Сергеев, упреждая «Тайфун», своевременно передали в Центр важные сведения, которые способствовали принятию Ставкой Верховного Главнокомандования решения о передислокации войск с Дальнего Востока на западное направление, в том числе под Москву.
Опасность вступления Японии в войну против СССР не снижалась и после разгрома немцев под Москвой. На протяжении всей Великой Отечественной войны Гитлер требовал от Риббентропа втянуть Японию в войну против Советского Союза. Все усилия Риббентропа были известны советской военной разведке, которая регулярно докладывала о состоянии «японской проблемы» И. В. Сталину и его ближайшему окружению. В частности, в феврале 1942 года «Морис» сообщил в Центр о содержании переговоров Геринга с японским полом в Берлине генералом Осима. Готовясь к летнему наступлению на
Восточном фронте в 1942 году, Германия настойчиво убеждала японского посла в том, что «…в весеннем наступлении немцам помощь Японии будет желательна».
Осима придерживался строгих инструкций своего правительства и сообщил Герингу: «В настоящее время для Японии лучше сил не разбрасывать, а концентрировать их против США и Англии, их флотов».
В 1943 году «Морис» докладывал, что, по имеющимся в его распоряжении данным, «японское правительство будет пытаться сохранить нейтралитет с СССР». 21 июля 1943 года он сообщил, что японский посол назвал «…предотвращение войны с СССР краеугольным камнем текущей политики Японии».
От «Мориса» в период Московской битвы и в последующие годы Великой Отечественной войны поступали в Центр точные, полные и своевременные сведения об отношении Турции и Швеции к войне против СССР. «Морис» докладывал начальнику военной разведки: «…Турки довольны советско-германской войной и, как говорят, будут стараться сохранить нейтралитет… Швеция останется нейтральной…»
Московская оборонительная операция войск Красной Армии началась на фоне интенсивных закрытых переговоров, которые проводили между собой представители США и Великобритании. Эти переговоры были похожи и на консультации, и на политические торги. Несмотря на то что президент США Ф. Рузвельт 24 июня 1941 года заявил о готовности предоставить помощь Советскому Союзу, а 12 июля того же 1941 года было заключено советско-английское соглашение о совместных действиях в войне против Германии, до практической реализации обещаний союзников СССР было далеко. Разумная, единственно правильная позиция, которую занял американский президент, встретила жесткое противодействие со стороны влиятельных чиновников американского государственного департамента, военного министерства и ряда влиятельных сенаторов. Среди сенаторов «отличился» Трумэн, будущий президент США. 24 июня 1941 года газета «Нью-Йорк тайме» опубликовала заявление Трумэна, отражавшее точку зрения влиятельных в США сил: «Если мы увидим, что побеждает Германия, мы должны помочь России. Если побеждает Россия, мы должны помочь Германии, и пусть они убивают друг друга как можно больше».
Несколько иную позицию занял помощник государственного секретаря США Беркли. По мнению этого высокопоставленного сотрудника американского внешнеполитического ведомства «политика США — помочь поражению Гитлера, но ничего не делать, что служило бы укреплению СССР в будущем». Против оказания помощи Советскому Союзу в войне против Германии выступил и американский военный министр Стимсон. Об этом «Морис» и другой резидент советской военной разведки «Мольер» (полковник ГРУ П. П. Мелкишев) в августе и сентябре 1941 года докладывали в Центр.
Военная разведка добыла сведения о том, с какими целями выехал из Вашингтона в Лондон Гарри Гопкинс, личный представитель президента США Ф. Рузвельта. «Морис» сообщал начальнику советской военной разведки: «Поездка Гопкинса в Лондон имеет, в частности, следующие цели:
— договориться с Черчиллем, сколько нужно дать СССР, чего дать, каким способом и на каких условиях. Лично Гопкинс склонен предоставить помощь СССР, тогда как кабинет министров пока настроен отрицательно;
— выработать план разгрома Гитлера и изоляции европейских стран, завоеванных Германией, от большевизации…»
Из Лондона после трудных переговоров с Черчиллем представитель американского президента прибыл в Москву. Визит Г. Гопкинса проходил с 29 июля по 1 августа и остался в истории международных отношений как «миссия Гопкинса». Он был принят Председателем Совета Народных Комиссаров И. В. Сталиным. В ходе переговоров обсуждался в основном один вопрос — оказание помощи Советскому Союзу в его единоборстве с фашистской Германией. Впервые представители СССР выдвинули предложение об открытии второго фронта в Европе.
Гопкинс к обсуждению этого вопроса не был готов. Поэтому американский представитель вел в основном разговор лишь о возможностях предоставления Советскому Союзу оружия и военного снаряжения.
На переговорах в Москве обсуждались вопросы о способах и маршрутах доставки военных материалов из США в СССР. Сославшись на неофициальный характер своей миссии, Г. Гопкинс предложил отложить заключение соглашения об оказании помощи СССР до созыва конференции представителей СССР, США и Великобритании. Такая конференция проходила в Москве с 28 сентября по 1 октября 1941 года. Именно в это время германские войска группы армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала фон Бока начали операцию «Тайфун», основные цели и параметры которой уже были известны советскому военному командованию.
Глава вторая. Что же Гесс «прощупывал» в Англии?
Когда фашистская Германия напала на Советский Союз, англичане первыми выразили готовность оказать помощь России в борьбе против агрессора. 22 июня 1941 года, когда стало известно о начале войны на Востоке, премьер-министр Великобритании У. Черчилль распорядился, чтобы британская радиостанция Би-би-си подготовилась к передаче его речи, с которой он был намерен выступить в 9 часов вечера.
Черчилль целый день готовил свою речь. Основные положения выступления о России британского премьер-министра, как ни странно, заранее были одобрены американским президентом. Об этом Черчиллю 21 июня сообщил на уик-энде американский посол Уайнант, который был приглашен британским премьером в Чекере, где Черчилль отдыхал по выходным дням. 21 июня в Чекере были также приглашены Иден, Стаффорд Криппс, лорды Бивербрук и Крэнборн. Американский посол привез Черчиллю сообщение от Рузвельта, в котором говорилось, что президент поддержит «любое заявление, которое может сделать премьер-министр, приветствуя Россию как союзника».
Выступая вечером 22 июня по радио Черчилль сказал: «…Я вижу русских солдат, стоящих на рубеже родной страны, охраняющих землю, которую их отцы населяли со времен незапамятных, я вижу нависшую над ними немецкую военную машину, тупую, вымуштрованную, послушную, жестокую армаду нацистской солдатни, надвигающуюся как стая саранчи. И за ними я вижу ту кучку негодяев, которые планируют и организовывают весь этот водопад ужаса, низвергающегося на человечество. У нас, в Великобритании, только одна цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и малейшие следы нацистского режима… Мы поможем России и русскому народу всем, чем только сможем. Опасность для России — это опасность для нас и для Америки, и борьба каждого русского за свой дом и очаг — это борьба каждого свободного человека в любом уголке земного шара»[147].
Эти слова были услышаны в Москве. Ночью 22 июня в Кремле поняли, что Великобритания наконец-то определила свою позицию и не вступила в тайный сговор с фашистской Германией, направленный против интересов СССР. Опасность такого сговора беспокоила Сталина начиная с 11 мая 1941 года, когда в Великобритании оказался Рудольф Гесс, заместитель Гитлера по руководству фашистской партии.
…Весной 1941 года, когда в Москве все еще не верили, что Германия в 1941 году может напасть на Советский Союз, в Лондоне тщательно оценивали возможности Германии и СССР в случае их военного столкновения. Британская разведка прогнозировала быстрое поражение русских. В Лондоне опасались эскалации войны Германии против Великобритании и поэтому видели в столкновении Германии и Советского Союза спасение от германского нашествия на Британские острова.
В это же время в Берлине разрабатывались активные меры по втягиванию Англии в войну против СССР. Кульминацией этих тайных интриг стал секретный перелет из Германии в Великобританию Рудольфа Гесса. Это произошло в субботу 11 мая 1941 года. Гесс, пилотировавший частный самолет, выбросился с парашютом вблизи поместья герцога Гамильтона, с которым он и планировал провести переговоры.
О прибытии Гесса в Шотландию и начале секретных переговоров стало известно резиденту советской военной разведки в Лондоне генерал-майору И. А. Склярову.
До нападения фашистской Германии на СССР оставалось сорок дней.
Лондонская резидентура военной разведки доложила в Центр данные о характере некоторых бесед Гесса с влиятельными английскими руководителями. Гесс предложил Англии не мешать предстоящему блицкригу против Советского Союза, после разгрома которого Берлин и Лондон могли бы договориться о сохранении колониальной Британской империи. По данным этой же резидентуры, на переговорах речь шла и о возможном разделе территории, как в мае 1941 года считали в Берлине, поверженной России и определении сфер влияния. Официальных сообщений британского правительства о переговорах не было, поэтому в Москве миссия Гесса вызвала вполне обоснованную тревогу. Публичное выступление У. Черчилля по радио 22 июня внесло некоторую ясность в вопрос о том, на какой стороне фронта будет Великобритания. Однако даже после выступления Черчилля сомнения не покидали Сталина.
Разведывательное управление Красной Армии летом и осенью 1941 года продолжало целенаправленно искать возможности по добыванию сведений о переговорах Гесса и их вероятном влиянии на обстановку, складывавшуюся на советско-германском фронте.
7 июля 1941 года в секретариат В. М. Молотова, наркома иностранных дел, из военной разведки было направлено специальное сообщение, которое имело следующее название: «Данные об изменениях в боевых действиях Германии и Англии в связи с пребыванием Гесса в Англии»: «Усиленная переброска немецких войск в погранзону СССР началась с первых чисел апреля. Эта переброска производилась за счет освободившихся немецких частей в Греции, Болгарии и Югославии (32–33 дивизии) и уменьшения общего количества дивизий, расположенных против Англии и оккупированной части Франции (до 14–15 дивизий). Имеющиеся в распоряжении Разведывательного управления данные говорят, что только за март и апрель 1941 года общее количество немецких дивизий в пограничной зоне против СССР увеличилось на 37 дивизий (с 70 до 107), из них число танковых дивизий возросло с 6 до 12 дивизий, а к 15 мая мы уже имели перед СССР до 114–119 дивизий. Приведенные факты позволяют нам сделать вывод, что вооруженное выступление против СССР было предрешено еще задолго до перелета Гесса в Лондон для прощупывания почвы о возможности мирных переговоров между Англией и Германией, что подтверждается имеющимися агентурными материалами.
Перелет Гесса в Англию нужно рассматривать, как попытку Гитлера склонить Англию на заключение мира, поставив ее перед совершившимся фактом уже законченного сосредоточения основной группировки сил против СССР. По имеющимся данным, эта попытка склонить на мир Англию не увенчалась успехом, но в известной степени получила отражение в дальнейшем ходе военных действий между Германией и Англией в сторону их ослабления. Для подтверждения такого вывода необходимо привести следующие конкретные факты:
а) Переброска всех родов войск немецкой армии на Восток продолжается за счет ослабления группировки немецких войск на северо-западном побережье Франции.
б) Усиление Восточного фронта германской авиацией продолжается. Захваченные пленные неоднократно показывают, что их соединения за 3–4 дня до начала войны и даже в процессе войны переброшены из Франции.
в) Для действий английской и германской авиации на Западном фронте характерно резкое снижение активности, начиная с середины мая».
По данным военной разведки, которые поступали из Франции, Германии, Дании и Великобритании, германская авиация снизила интенсивность своих налетов на британские морские порты и аэродромы. Уменьшилось количество самолетов, принимавших участие в налетах на важные объекты и морские коммуникации. По данным резидентуры генерал-майора И. Склярова, с 22 июня над Лондоном стали появляться одиночные немецкие самолеты, бомбардировки которых причиняли британцам незначительный ущерб. «В последнее время, — сообщалось в донесении военной разведки в Наркомат иностранных дел, — с английского на наш фронт переброшены следующие части германских ВВС:
— 4-й авиационный корпус;
— 5-й авиационный корпус;
— 8-й авиационный корпус;
— 38-я бомбардировочная эскадра;
— 25-я авиационная эскадра;
— 6-я дальнеразведывательная эскадра…»
Оценивая действия английской авиации против Германии, военная разведка докладывала в Наркомат иностранных дел, что английская авиация в течение мая — июня 1941 года продолжала наносить удары по немецким промышленным объектам, аэродромам, морским портам и кораблям в море. Однако эти налеты «проводились незначительным количеством самолетов… В налетах отмечается участие не более 200 самолетов, тогда как при полном напряжении англичане смогли бы использовать до 1500 самолетов».
Донесение Разведуправления о возможном влиянии результатов переговоров Гесса в Великобритании на обстановку на советско-германском фронте, насыщенное конкретными фактами и примерами, и сегодня заставляет задуматься о том, какие же конкретные проблемы Гесс обсуждал с представителями Великобритании и почему содержание этих переговоров до сих пор остается в тайне? Видимо, проблемы обсуждались действительно деликатные.
Глава третья. У истоков разведсотрудничества
27 июня 1941 года в Москву прибыла английская военно-экономическая миссия. Возглавлял ее посол Стаффорд Криппс.
Справка
Криппс Стаффорд (1889–1952), английский государственный и политический деятель, дипломат. В 1940–1942 годах посол в СССР. Подписал соглашение о совместных действиях СССР и Великобритании в войне против Германии (12 июля 1941 года), а также участвовал в советско-английских переговорах в Москве в декабре 1941 года. Неоднократно занимал министерские посты в правительстве Великобритании.
В Москве он был принят наркомом иностранных дел В. М. Молотовым. Посол заявил, что правительство Великобритании готово сделать все, чтобы оказать СССР военно-техническую и экономическую помощь. Советское правительство было заинтересовано в получении такой помощи, но рассчитывало и на то, что англичане откроют на севере Франции второй фронт против Германии. Об этом 29 июня 1941 года В. М. Молотов сообщил С. Криппсу. Британский посол не мог дать определенный ответ на вопрос советского наркома. Он сказал, что на данном этапе создание военных миссий является наиболее реальным шагом по пути укрепления англо-советского сотрудничества.
Члены британской делегации генерал-лейтенант М. Макфарлен и контр-адмирал Дж. Майлс были приняты наркомом Военно-морского флота Н. Г. Кузнецовым.
В ходе встреч англичан с Молотовым и Кузнецовым сформировалась идея обмена между СССР и Великобританией военными миссиями, которым предстояло решать все вопросы советско-британского сотрудничества в военной области. Главная задача миссий состояла в содействии усилиям, направленным на открытие второго фронта.
12 июля 1941 года в Москве было подписано «Соглашение о совместных действиях Правительства Советского Союза и Правительства Его Величества в Соединенном Королевстве в войне против Германии». При подписании этого соглашения присутствовали И. В. Сталин, заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников, нарком Военно-морского флота адмирал Н. Г. Кузнецов. По поручению английского правительства соглашение подписал британский посол Стаффорд Криппс, которого сопровождали сотрудники посольства и весь состав британской военно-экономической миссии.
В соглашении были обозначены следующие пункты:
1. Оба правительства обязуются оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в настоящей войне против гитлеровской Германии.
2. Они обязуются, что в продолжение этой войны не будут ни вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора, кроме как с обоюдного согласия.
«Поддержка всякого рода» предполагала и обмен разведывательной информацией о Германии и ее вооруженных силах между правительствами СССР и Великобритании.
Согласно московскому протоколу Великобритания в четвертом квартале 1941 года обязалась поставить в Советский Союз 800 самолетов, 1 000 танков и 600 танкеток. Британские союзники приняли на себя обязательство передавать руководителю советской миссии сведения о замыслах противника, направленных против СССР, которые станут известны англичанам.
Ценность этого соглашения состояла и состоит в том, что оно отражало стремление правительства У. Черчилля и большинства англичан, которые хотели оказать русским помощь в борьбе с сильным, коварным и опасным противником. Консервативные британцы, спокойную жизнь которых нарушила война, искренне желали успехов Красной Армии. Они даже начали сбор пожертвований на приобретение для Красной Армии военной техники и медикаментов. Англичане были готовы оказывать русским и другую помощь. Поэтому заявление У. Черчилля, прозвучавшее 22 июня 1941 года, где он от имени всех англичан сказал: «Мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем», было воспринято в Англии как обязательство, выполнение которого должно было способствовать достижению победы над Гитлером. В этом были кровно заинтересованы жители Лондона и других английских городов, которые уже страдали от налетов немецкой авиации.
Договоренности, достигнутые в июле 1941 года, продолжали действовать до конца Второй мировой войны.
Главой советской военной миссии в Великобритании был назначен генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, в тот период он являлся и начальником советской военной разведки. Заместителем начальника миссии назначен контр-адмирал Н. М. Харламов. В составе миссии было восемь человек. Среди них — полковники Н. И. Пугачев, В. М. Драгун, майор А. Ф. Сизов, военный инженер 2-го ранга П. И. Баранов и другие.
Голиков и Харламов были приняты наркомом обороны С. К. Тимошенко, наркомом внешней торговли А. И. Микояном, заместителем наркома обороны Маршалом Советского Союза Б. М. Шапошниковым.
Перед отъездом в Лондон руководитель военной миссии генерал-лейтенант Ф. И. Голиков был вызван в Кремль. И. В. Сталин поручил ему передать британскому премьер-министру и членам его правительства, что Советский Союз будет драться до конца и немецко-фашистским захватчикам не удастся сломить советский народ.
По указанию Сталина, прибыв в Англию, Голиков должен был добиться решения следующих задач:
1. Убедить англичан в необходимости открытия второго фронта на севере Европы. Союзники должны были занять острова Шпицберген и Медвежий, что являлось необходимым для обеспечения морских коммуникаций между СССР и Англией, СССР и США.
2. Добиться, чтобы англичане высадили значительный контингент своих войск на севере Франции. Советское руководство считало проведение «французской операции» важной военной акцией, которая должна состояться «если не сейчас, то хотя бы через месяц»[148].
3. Обсудить вопрос о начале боевых действий английских войск на Балканах.
По срокам и выделенным средствам этой операции отводилось второстепенное место, но и она признавалась целесообразной.
Уровень должностных лиц, которые инструктировали руководителей миссии, говорит о том, какое большое значение ей придавало советское руководство. Миссия была аккредитована при имперском генеральном штабе.
Голиков находился в Лондоне четыре дня. Он решил все организационные вопросы, связанные с размещением и работой миссии в британской столице. Визиты к министру иностранных дел Антони Идену, беседы с военным министром Моргенсоном и начальником имперского генерального штаба английских вооруженных сил генералом Диллом, встречи с первым морским лордом начальником штаба военно-морских сил адмиралом флота Паундом и с морским министром Великобритании Александером прошли успешно. Голиков всюду видел готовность британцев оказывать СССР помощь в войне против общего врага.
В это время обстановка на советско-германском фронте становилась все сложнее и сложнее. Голиков, который до назначения на должность начальника военной разведки командовал Винницкой армейской группой войск Киевского Особого военного округа, а затем 6-й армией, написал И. В. Сталину личное письмо: просил отозвать его из Лондона и направить на фронт.
Сталин вызвал Голикова в Москву. Однако вместо назначения в действующую армию начальник военной разведки был направлен в Вашингтон для ведения переговоров с американским руководством о закупках вооружения, о займе, о способах доставки в СССР приобретенных материалов. Голиков также должен был выяснить отношение американского руководства к идее антигитлеровской коалиции.
После того как Голиков покинул Лондон, руководителем советской военной миссии в Великобритании назначается 35-летний контр-адмирал Николай Михайлович Харламов — профессиональный морской офицер.
В ходе советско-британских переговоров в Москве и в Лондоне затрагивались и вопросы обмена разведывательной информацией о фашистской Германии и ее сателлитах. 30 июня британский посол в СССР С. Криппс обратился к первому заместителю народного комиссара иностранных дел СССР А. Я. Вышинскому с просьбой передать британской стороне для просмотра и изучения всю почтовую корреспонденцию, которая могла оказаться в советских почтовых учреждениях по пути в Германию и в оккупированные немцами страны. Информация, которую британские специалисты надеялись получить из этих писем, представляла, вероятно, значительный интерес для английской разведки и особенно для министерства экономической войны (МЭВ). В 1941 году о существовании такого британского министерства в Москве мало что знали. Военная разведка располагала сведениями о том, что МЭВ занимается выявлением важных в военном отношении промышленных объектов в Германии и захваченных ее войсками европейских странах. Данные МЭВ передавались в штаб британских ВВС. Они учитывались при выборе первоочередных целей для поражения британской бомбардировочной авиацией.
Через несколько дней Вышинский заявил британскому послу, что советская почтовая служба уже накопила несколько вагонов писем, которые должны были оказаться в Германии, Франции, Голландии, Бельгии, Польше и в других странах. Все эти письма собраны и находятся под охраной. Сообщение Вышинского, вероятно, еще больше заинтересовало С. Криппса. После очередных консультаций с Лондоном он направил Вышинскому письмо, в котором просил позволить британским специалистам изучить задержанную частную и деловую корреспонденцию.
В советском Министерстве иностранных дел, видимо, не возражали. Однако англичане пришли к выводу, что направление в СССР одного или нескольких специалистов не позволит им качественно и быстро обработать задержанную корреспонденцию. На эту работу ушло бы несколько лет. Учитывая это, Криппс попросил Вышинского передать всю задержанную корреспонденцию британцам и направить ее в Ванкувер, так как это был в то время единственный безопасной путь.
18 июля 1941 года переписка между британским послом и А. Вышинским продолжилась. На этот раз Криппс направил заместителю наркома иностранных дел послание: «…Я попросил от Правительства Его Величества более точную информацию, чем та, которую я имел, когда первый раз писал относительно подробностей, интересующих английские органы власти. В этих новых указаниях говорится, что кроме сведений, относящихся к деятельности в области военной, военно-морской и военно-воздушной на всех действующих или возможных театрах войны, правительство Его Величества весьма заинтересовано вопросами, связанными с экономической войной, особенно вопросами, затрагиваемыми в переписке, имевшей место между державами оси и оккупированными ими территориями, с одной стороны, и Северной и Южной Америкой с Ближним и Дальним Востоком — с другой. Особенно это касается французских владений на Дальнем Востоке…
…Для того чтобы характер просимой информации был совершенно ясен и легко понят, я прилагаю отдельную памятную записку, поясняющую те вопросы, которые особенно интересуют правительство Его Величества.
Я уверен, что при данных обстоятельствах Советское правительство будет готово переслать подобную корреспонденцию по мере того, как она будет отобрана. Я полагаю, что пересылку корреспонденции можно было бы начать с того, что уже отобрано, и продолжить ее в дальнейшем по мере того, как будет подбираться подобного рода корреспонденция…
…Я считаю, что это тем более легко сделать, так как эта часть корреспонденции, представляющая постоянный интерес и имеющая важное значение для правительства Его Величества, имеет в значительной части или небольшую ценность, или не представляет интереса для Советского правительства. Правительство Его Величества в особенности просит, чтобы все… материалы направлялись в Ванкувер по возможности без задержек. Я был бы очень признателен за все то, что Ваше Превосходительство могло бы сделать в разрешении этого вопроса».
Чем завершилась эпопея с «вагонами писем», оказавшихся в распоряжении советской почтовой службы и НКВД, неизвестно. Известно другое. Готовясь к передаче собранной корреспонденции англичанам Наркомат иностранных дел, учитывая готовность британского правительства оказывать России «поддержку всякого рода», обратился к начальнику Разведывательного управления Красной Армии с просьбой подготовить перечень вопросов, которые интересуют советскую военную разведку. Заведующий 2-м Западным отделом Народного комиссариата иностранных дел Гусев направил генерал-майору А. П. Панфилову письмо: «По указанию тов. Вышинского препровождаю вам копии переводов письма и записки, присланных 18 июля с. г. английским послом С. Крипп-сом тов. Вышинскому, относительно взаимного обмена информацией между Правительством СССР и Правительством Великобритании. По поручению руководства НКИД, с нашей стороны необходимо установить перечень вопросов, на которые нам желательно получить информацию от англичан. Мне сообщил тов. Вышинский, что указанный список вопросов необходимо составить с вашим участием, а также с участием НКВД».
Запрос из НКИД поступил в Разведуправление 28 июля. На следующий день перечень вопросов по Германии, интересовавших советскую военную разведку, был направлен заведующему 2-м Западным отделом Наркомата иностранных дел. Военная разведка просила передать в ее распоряжение сведения о «количестве, дислокации и нумерации крупных соединений германских войск, находящихся собственно в Германии, во Франции, Бельгии, Голландии, Дании, Норвегии, Италии, Болгарии, на Балканском полуострове, а также в глубине Западной Польши, в Словакии, Венгрии и Румынии». Панфилов сообщал, что значительный интерес для военной разведки представили бы сведения о том, «производятся ли новые формирования для германской армии, где и что именно формируется и за счет каких ресурсов», «какие перевозки германских войск и вооружения отмечаются в направлении Восточного фронта и в Финляндию», «кто возглавляет армейские группировки на Восточном фронте и изменения в связи с происшедшими перемещениями высшего командного состава», «местонахождение Главной Ставки командования вооруженными силами Германии и лично самого Гитлера» и другие военные и военно-технические вопросы.
Блок военно-экономических проблем, интересовавших военную разведку и, естественно, Генеральный штаб, был тоже достаточно объемен. Панфилов просил по возможности передать военной разведке сведения об «общей производственной мощности германской авиационной и танкостроительной промышленности, об общей производственной мощности германских нефтеперерабатывающих заводов и заводов по производству синтетического горючего».
В перечне было обозначено около сорока крупных проблем. В Разведуправлении имелись материалы, позволявшие в той или иной степени дать ответы на эти вопросы. Однако дополнительные сведения, полученные от британской разведки, могли, видимо, внести уточнения и дополнения в данные, которыми располагало Развед-управление Красной Армии, а также сопоставить их с информацией, которой обладала британская разведка. Война требовала от разведки только точных, проверенных, полных и достоверных данных о противнике, его планах и его возможностях. Военная разведка не имела права допускать ошибки в своих расчетах и донесениях и настойчиво стремилась докладывать политическому руководству и военному командованию многократно проверенную информацию.
Так начиналось сотрудничество между СССР и Великобританией в области обмена разведывательной информацией о фашистской Германии и ее сателлитах. В 1941 году генерал-майор танковых войск А. П. Панфилов надеялся получить от британских коллег ответы на интересовавшие его вопросы. Получил ли он эти ответы?
Глава четвертая. «Дабы… иметь… точную картину военного могущества… государства»
Николай Николаевич Обручев, генерал от инфантерии, который в 1881–1897 годах был начальником Главного штаба русской армии и председателем Военноученого комитета, в докладе военному министру писал: «…Одно из основных назначений военно-ученого комитета заключается в собирании возможно полных военностатистических сведений об иностранных государствах и постоянной систематической обработке этих сведений, дабы в каждое данное время можно было иметь совершенно точную картину военного могущества того или иного государства».
Справка
Обручев Николай Николаевич (1830–1904), окончил Академию Генерального штаба (1854). В 1856–1867 годах профессор и начальник кафедры военной географии Академии Генерального штаба. В 1876–1881 годах — управляющий и член Военно-ученого комитета Главного штаба, участвовал в проведении военной реформы в 1860–1870 годах и подготовке плана войны против Турции. В 1881–1897 годах начальник Главного штаба и председатель Военно-ученого комитета. Похоронен в Санкт-Петербурге.
Военно-ученый комитет, работой которого руководил Н. Н. Обручев, был прообразом информационной службы отечественной военной разведки. Как бы ни изменялась и ни реформировалась структура разведки, в ее составе всегда был отдел, который занимался оценкой, проверкой, обобщением сведений и подготовкой разведывательных документов для высшего политического руководства России и командования ее вооруженных сил.
В 1918 году в составе созданного Регистрационного управления Полевого штаба Революционного военного совета был также сформирован специальный Информационный отдел. По мере нарастания угрозы военного нападения фашистской Германии на СССР Информационный отдел Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии усиливался. В его составе были специалисты, которые в различных военных академиях изучали бронетанковую технику, артиллерию, авиацию, связь и другие рода войск. Накануне войны Информационным отделом РУ ГШ Красной Армии руководил генерал-майор Николай Сергеевич Дронов. Он был назначен на должность помощника начальника Разведывательного управления 12 февраля 1941 года. До службы в военной разведке был начальником Управления боевой подготовки Красной Армии. Заместителем начальника информации был полковник Л. В. Онянов.
Справка
Дронов Николай Сергеевич (1897—?), генерал-майор. В Красной Армии с 1918 года. Окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе (заочно), был командиром роты, батальона, полка. С августа 1937 года командовал 81-й стрелковой дивизией. В августе 1938 года назначен на должность начальника штаба 12-й армии. С августа 1940 по февраль 1941 года — начальник Управления боевой подготовки Красной Армии.
Онянов Леонид Васильевич (1898–1966), генерал-лейтенант. В Красной Армии с 1918 года. Окончил Высшую стрелковую школу в Москве (1920–1921), Высшую военно-педагогическую школу (1922–1924), курсы усовершенствования командного состава при Военно-топографической школе РККА (1931), специальный факультет Военной академии им. М. В. Фрунзе (1934–1937). Владел немецким языком. В военной разведке с 1937 года. В годы войны возглавлял Информационный отдел РУ ГШ КА. После войны продолжал службу в ГРУ. Был начальником факультета Военной академии им. М. В. Фрунзе.
В первой половине 1941 года Информационный отдел Разведуправления Красной Армии решал чрезвычайно сложные задачи по военным, военно-политическим, военно-техническим и военно-экономическим вопросам. Аналитики Информационного отдела собирали и тщательно обрабатывали сведения о фашистской Германии и ее союзниках. В этот период сотрудниками подготовлено пять разведывательных сводок по Западу, разведывательные сводки по Ирану, Дальнему Востоку и другим странам и регионам, а также множество других документов, инструкций и справочников. В целом за первое полугодие 1941 года Информационным отделом Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии было подготовлено и издано более двадцати справочников по вооруженным силам Германии, Венгрии, Румынии, Финляндии, Японии и других государств общим объемом около 600 печатных листов. Тираж этих справочников, рассылавшихся в штабы соединений и объединений Красной Армии, составил 600 тысяч.
Для всех войск Красной Армии были подготовлены и изданы справочники по вооруженным силам Германии, Финляндии, Румынии, Японии, а также описание всех возможных театров военных действий. Для штабов соединений Красной Армии силами Информационного отдела
Разведуправления издавались оперативно-тактические справочники по иностранным армиям. Военная разведка издавала военно-экономические сборники по Германии, Румынии, Японии, Венгрии, Италии и другим государствам. Одной из важнейших особенностей работы Информационного отдела Разведуправления Красной Армии на 1941 год, утвержденного генерал-лейтенантом Ф. Голиковым 19 февраля 1941 года, являлось то, что справочные материалы и сборники по Германии, Японии, Италии, Венгрии, Румынии и Финляндии намечалось издать к 1 мая 1941 года. По остальным странам — к 1 августа 1941 года. Этот факт свидетельствует: в военной разведке были твердо убеждены — войны с фашистской Германией избежать в 1941 году не удастся и поэтому годовой план выпуска справочников и сборников по информационному обеспечению Генерального штаба и войск Красной Армии спланировали и выполнили в первом полугодии 1941 года.
Одним из наиболее важных информационных документов, которые готовились в военной разведке, была ежемесячная разведывательная сводка. Такие сводки готовились по Западу, Ближнему Востоку и Дальнему Востоку.
В разведсводках по Западу освещались вопросы состояния германских вооруженных сил, описывалась группировка немецких войск вдоль советской границы, давалась оценка состояния военной промышленности Германии. Эти сводки направлялись в Генеральный штаб, а также командующим западных военных округов. В разведсводке по Западу № 1, в частности, отмечалось: «…Общая группировка германских войск в Восточной Пруссии (без Данцига) на 1 февраля 1941 года составляет тринадцать пехотных дивизий, две танковые дивизии, одна моторизованная дивизия и до трех кавалерийских бригад…»[149]
Далее в разведсводке указывались группировки немецких войск против Киевского и Западного Особых во енных округов. «Общая группировка германских войск против ЗапОВО (без Восточной Пруссии) на 1 февраля 1941 года составляет: восемнадцать пехотных дивизий, две танковые дивизии, одна моторизованная дивизия и семь кавалерийских полков»[150]. Против КОВО немцы сосредоточили «девятнадцать пехотных дивизий, три моторизованные дивизии, одну танковую дивизию, одну горнострелковую дивизию и семь кавалерийских полков».[151]
В разделе этой же сводки «Изменения в группировке германских войск в Восточной Пруссии и на территории бывшей Польши за период с 15 ноября 1940 по 1 февраля 1941 года» были сделаны следующие выводы: «Общее уменьшение группировки германской армии в генерал-губернаторстве на пять — семь пехотных дивизий, одну моторизованную дивизию, две — три танковые дивизии, две горнострелковые дивизии (данные о горнострелковых дивизиях требуют дополнительной проверки) связано, по-видимому, с мероприятиями немцев на Балканах. Однако это уменьшение не говорит о том, что германское командование ослабляет свое внимание к восточным границам, наоборот, за указанный период с большой интенсивностью продолжаются работы по инженерной подготовке театра против СССР, а на смену убывших частей прибывают новые части и соединения» [152].
Эти выводы не требуют развернутых комментариев. Достаточно только вспомнить, что в этот период Гитлер действительно готовился захватить Югославию и тайно сосредоточивал силы на Балканах. Выводы аналитиков Информационного отдела военной разведки настораживали и призывали к максимальной бдительности: «…за указанный период с большой интенсивностью продолжаются работы по инженерной подготовке театра против СССР…»
В Разведывательной сводке по Западу № 2, подготовленной в апреле 1941 года, указывалось, что «по сведениям, заслуживающим внимания, с 16 марта 1941 года Германия вновь начала производить переброску частей в Румынию. Темп перебросок увеличен до 50 эшелонов в сутки»[153]. В разделе сводки, озаглавленном «Состав и численность германских войск в Румынии и Болгарии по состоянию на 20 марта», указывалось, что состав германских войск в этих странах «определялся в тридцать шесть — тридцать восемь дивизий, общей численностью в 720–780 тысяч человек». В этой же разведсводке на основе данных, добытых агентурными путями, раскрыт порядок формирования и подготовка новых дивизий германской армии, нумерация дивизий и полков, отдельные направления боевой подготовки войск, а также подробный отчет о подготовке восточно-германского театра к войне.
На основе данных этой разведсводки 4 апреля 1941 года было подготовлено специальное сообщение «Об усилении группировки немецких войск на границе с СССР». В этом сообщении руководству страны докладывалось о том, что «в течение всего марта немецким командованием осуществлялись усиленные переброски войск в пограничную полосу с СССР. Начались они еще с конца января 1941 года. Переброска войск проводилась как с западного фронта, так и из центральных районов Германии»[154]. Это спецсообщение было направлено Сталину, Ворошилову, Молотову, Тимошенко, Берии, Кузнецову, Буденному, Кулику, Шапошникову, Мерецкову, Жукову, Жданову, Запорожцу и Ватутину.
В последующих разведывательных сводках, подготовленных аналитиками Информационного отдела РУ ГШ КА, неизменно делался вывод о том, что «немецким командованием проводилась усиленная переброска войск в пограничную полосу с СССР. Подвозились полевые войска (пехотные и мотодивизии), танковые части, артиллерия, саперные и строительные части, войска связи, огнеприпасы и горючее»[155].
Информационным отделом Разведуправления было сделано все, чтобы обратить внимание руководства СССР на усиливавшуюся угрозу нападения Германии на Советский Союз. 22 июня, когда началась война, аналитики Информационного отдела не могли понять, что же произошло? Почему же их своевременные предупреждения об опасности не были учтены? Никто в тот момент не думал о том, на каком именно уровне не учитывались донесения военной разведки, почему войска Красной Армии оказались не готовы к отражению агрессии?
Тем не менее не все усилия аналитиков военной разведки пропали даром. Анализ приказов Народного комиссариата обороны 1940–1941 годов позволяет сделать вывод о том, что во многом благодаря усилиям военной разведки, и в частности сотрудников Информационного отдела РУ ГШ КА, политическое и военное руководство СССР стало более реально оценивать состояние советско-германских отношений. Благодаря своевременным предупреждениям разведки были приняты важные решения по укреплению обороны страны, оснащению армии новыми образцами оружия, принимались меры по совершенствованию организационной структуры армии, укреплению единоначалия и повышению профессиональной подготовки командиров всех степеней. Агрессор всегда подготовлен к войне лучше и всестороннее. Эта старая военная истина в июне 1941 года получила еще одно подтверждение.
С началом Великой Отечественной войны перед подчиненными генерал-майора Дронова встали новые задачи и резко повысились требования к качеству их выполнения. На основе сведений, поступивших в Центр из зарубежных резидентур, в Информационном отделе проводилось уточнение численности развернутой немецкой армии и ее союзников, их возможностей, оценивались реальные стратегические запасы сырья в Германии, оружия, боевой техники, снарядов и патронов и другого необходимого для ведения войны снаряжения. Точность расчетов была исключительно высокой. Например, по данным Информационного отдела РУ ГШ КА, численность призванного мобилизационного контингента немцев в армию могла составить 15–16 млн человек. В действительности, как стало известно после окончания войны, мобилизационный контингент Германии оказался равен 16,3 млн человек.
В период подготовки генерал-фельдмаршала Федора фон Бока к решительному наступлению на Москву главная задача Информационного отдела Разведуправления ГШ КА состояла в анализе и обработке всех данных о составе, действиях и намерениях немецких войск. В этот период в отделе работали аналитики В. Е. Хлопов, М. Ф. Панфилов, Н. И. Исаев, К. Л. Клименко, П. Г. Яковлев, И. И. Судаков, В. С. Веточкин, Н. П. Газаринская, 3. А. Ильина и другие. Вместе с кадровыми офицерами военной разведки трудились вольнонаемные филологи, учителя и представители других профессий, которые свободно владели иностранными языками, специалисты, знавшие германскую экономику, ее армию и военно-морской флот.
Глава пятая. Поражение фельдмаршала фон Бока
Начальный период войны вскрыл целый ряд изъянов в организационной структуре центрального аппарата военной разведки, недостаточную подготовленность Центра к действиям в военных условиях. В первые же дни войны остро проявилось слабое материально-техническое обеспечение Центра, зарубежных структур и разведывательных отделов штабов военных округов. В распоряжении Разведуправления не оказалось ни одного самолета, необходимого для заброски разведчиков в тыл противника. Главным недостатком все же было отсутствие достаточного количества подготовленных военных разведчиков. Их не хватало в Центре, на фронте и за рубежом.
Несмотря на большие трудности, все три составляющие военной разведки — зарубежная, оперативная и тактическая были нацелены на добывание сведений, которые могли бы своевременно вскрыть замыслы германского командования по окружению и захвату Москвы.
Зарубежная разведка непрерывно добывала сведения о секретных переговорах Гитлера с Муссолини, Антонеску и послом Японии в Берлине.
Усилиями военной разведки добывались ценные сведения о состоянии группы армий «Центр», о составе румынских и венгерских войск на советско-германском фронте. Радиотехническая разведка вскрывала переброски войск, стратегических резервов, сосредоточение ударных сил на московском направлении, базирование и маршруты налетов немецкой бомбардировочной авиации. Во вражеском тылу действовали разведывательные, разведывательно-диверсионные и диверсионные группы и отряды оперативной и тактической разведки. Напряжение в противостоянии достигло максимального предела. Обстановка складывалась не в пользу Советского Союза. По личному указанию И. В. Сталина посол СССР в Лондоне И. М. Майский передал 3 сентября премьер-министру У. Черчиллю послание, в котором содержалась просьба советского правительства, во-первых, открыть в 1941 году театр военных действий «где-нибудь на Балканах или во Франции, что отвлекло бы 30–40 германских дивизий с Восточного фронта». Во-вторых, предоставить Советскому Союзу к началу октября 30 тысяч тонн алюминия и ежемесячную минимальную помощь в 400 самолетов и 500 танков. «Без этих двух форм помощи Советский Союз будет либо разбит, либо ослаблен до такой степени, что надолго потеряет возможность помочь своим союзникам активными операциями на фронте борьбы с гитлеризмом»[156].
Ответ Черчилля поступил в прифронтовую Москву 6 сентября. Британский премьер-министр сообщал Сталину, что «в настоящее время нет никакой возможности осуществить такую британскую акцию на Западе (кроме акции в воздухе), которая позволила бы до зимы отвлечь германские силы с Восточного фронта. Нет также никакой возможности создать второй фронт на Балканах…»[157].
13 сентября Сталин предлагает англичанам «высадить 25–30 дивизий в Архангельске или перевести их через Иран в южные районы СССР для военного сотрудничества с советскими войсками» подобно тому, «как это делалось в последней войне во Франции. Это была бы большая помощь» [158]. Британцы по-своему оценили предложение Сталина и от высадки своих войск в Архангельске тоже отказались.
В конце сентября 1941 года Москва стала прифронтовым городом. 7 октября 1941 года танковые и моторизованные корпуса противника подошли к Вязьме: 56-й с направления Холм-Жирковский, а 46-й и 40-й с направления Спас-Деменск. Хотя войска отступали в основном организованно, без паники, как об этом после войны писал Маршал Советского Союза И. С. Конев[159], в этой сложной обстановке выполнить маневр отхода оказалось крайне затруднительно. Поскольку артиллерия и все обозы Западного фронта… имели только конную тягу, отходить в высоком темпе советские войска не могли. Обстановка усугублялась еще и тем, что на плечах отходящих войск враг легко бы мог ворваться в Москву. Превосходство в подвижности было явно на стороне противника. Быстро продвигавшиеся немецкие корпуса отрезали путь частям Красной Армии. 7 октября в окружении оказались дивизии 19-й и 20-й армий Западного фронта, войска 24-й и 32-й армий Резервного фронта и другие части Красной Армии.
12 октября, в связи с предполагаемым взятием Москвы, немецкое Верховное командование направило генерал-фельдмаршалу Ф. фон Боку распоряжение № 1571/41. В приказе указывалось: «Фюрер вновь решил, что капитуляция Москвы не должна быть принята, даже если она будет предложена противником. Моральное основание этого мероприятия совершенно ясно в глазах всего мира. Так же как и в Киеве, для наших войск могут возникнуть чрезвычайные опасности от мин замедленного действия. Поэтому необходимо считаться в еще большей степени с аналогичным положением в Москве и Ленинграде. То что Ленинград заминирован и будет защищаться до последнего бойца, объявлено по русскому радио. Необходимо иметь в виду серьезную опасность эпидемий. Поэтому ни один немецкий солдат не должен вступать в эти города. Всякий, кто попытается оставить город и пройти через наши позиции, должен быть обстрелян и отогнан обратно. Небольшие незакрытые проходы, предоставляющие возможность для массового ухода населения во внутреннюю Россию, можно лишь приветствовать. И для других городов должно действовать правило, что до захвата их следует громить артиллерийским обстрелом и воздушными налетами, а население обращать в бегство. Совершенно безответственным было бы рисковать жизнью немецких солдат для спасения русских городов от пожаров или кормить их население за счет Германии. Чем больше население советских городов устремится во внутреннюю Россию, тем легче будет управлять оккупированными восточными районами и использовать их. Это указание фюрера должно быть доведено до сведения всех командиров.
Дополнение главного командования сухопутных сил. Следует как можно скорее отрезать город от коммуникаций, связывающих его с внешним миром. Дальнейшие указания будут даны позже»[160].
19 октября И. В. Сталин подписал Постановление Государственного Комитета Обороны «О введении в Москве осадного положения». В постановлении указывалось: «Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100–200 км западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии Жукову, а на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах. В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный Комитет Обороны постановил:
1. Ввести с 20 октября 1941 года в г. Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.
2. Воспретить всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспорта с 12 часов ночи до 5 часов утра, за исключением транспорта и лиц, имеющих специальные пропуска от коменданта г. Москвы, причем в случае объявления воздушной тревоги передвижение населения и транспортов должно происходить согласно правилам, утвержденным московской противовоздушной обороной и опубликованным в печати.
3. Охрану строжайшего порядка в городе и пригородных районах возложить на коменданта г. Москвы генерал-майора тов. Синилова, для чего в распоряжение коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добровольческие отряды.
4. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду Военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.
Государственный Комитет Обороны призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной Армии, обороняющей Москву, всяческое содействие.
Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин»[161].
Москва готовилась к упорной обороне. Группа немецких генералов во главе с генерал-фельдмаршалом Ф. фон Боком была уверена в близкой победе. Гитлер с нетерпение ожидал победного рапорта с Восточного фронта. Ко-мандуюший группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Федор фон Бок был доволен тем, что именно ему судьба вручила право покорить Москву.
Бок был потомственным военным. Его прадед служил в армии Фридриха II, дед сражался в наполеоновские времена под Иеной, отец командовал дивизией. Мать фон Бока, урожденная фон Фалькенхайн, тоже происходила из известной прусской помещичьей фамилии. Ее отец был военным министром кайзера Вильгельма. Другие родственники фон Бока владели крупными поместьями в Восточной Пруссии и имели родственные связи с русской аристократией. Поэтому многие в роду Фалькенхайнов носили русские имена, и очередной отпрыск древнего немецко-русского рода получил имя Федор.
В 17 лет Федор фон Бок уже умел первое офицерское звание[162]. Он окончил академию генерального штаба, где учился с будущими фельдмаршалами Рундштедтом и Браухичем. В годы Первой мировой войны фон Бок воевал под Верденом, командовал батальоном при Сомме и Камбрэ. К 1941 году стал генерал-фельдмаршалом.
Самолюбивый и надменный фон Бок, одаренный военным талантом, быстро сделал военную карьеру и был одним из лучших полководцев германской армии. Он принимал личное участие в разработке плана войны Германии против СССР, был убежденным сторонником плана «Барбаросса». Именно ему, Федору фон Боку, Гитлер поручил взять Москву.
7 сентября 1941 года фельдмаршал фон Бок, который вел дневник на протяжении всей войны, сделал такую запись: «Согласно директиве фюрера, наконец, исполняется мое давнее желание: начать наступление против главных русских сил».
Наступление на Москву началось именно в те сроки, которые были записаны в личной книжке германского летчика Ганса Мессершмитта (его самолет был сбит в районе Голицына). На московском стратегическом направлении немецкое командование сосредоточило свои лучшие силы. Гитлер в приказе по Восточному фронту отмечал: «Создана, наконец, предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага…»
Москва стала прифронтовым городом. Многие наркоматы и комитеты были эвакуированы в глубокий тыл: в Горький, Астрахань, Владимир, Новосибирск, Омск, Уфу, Саратов. Разведуправлению Красной Армии было приказано обосноваться в Куйбышеве.
В Москве продолжал работать Государственный Комитет Обороны и И. В. Сталин. В столице оставалась и оперативная группа Генерального штаба в составе восьми человек, которой руководил генерал-лейтенант А. М. Василевский. Обеспечением Ставки Верховного Главнокомандования и оперативной группы Генштаба разведывательной информацией о противнике должен был заниматься начальник военной разведки и 20 офицеров-разведчиков. Эту группу офицеров возглавлял полковник Иван Большаков. Его заместителем был военинженер 2-го ранга Константин Леонтьев, который накануне войны получал информацию о подготовке Германии к нападению на СССР от советника германского посольства в Москве Герхарда Кегеля. В группу также входили представители основных отделов Разведуправления В. В. Бочкарев, X. Д. Мамсуров, Н. К. Патрахальцев, М. И. Полякова, Л. Эпштейн и другие. Оперативная группа военной разведки располагалась в помещениях дома № 6 по Гоголевскому бульвару.
Гитлеровские дивизии приближались к Москве. После того как 19 октября Государственный Комитет Обороны ввел в Москве и прилегающих к ней районах осадное положение, полковник И. Большаков пригласил к себе К. Леонтьева, Л. Эпштейна, М. Полякову и еще четырех офицеров разведки и сообщил им, что в Разведуправлении утвержден план «Z». Он предусматривает создание пяти нелегальных резидентур военной разведки, которые будут действовать в Москве в случае захвата ее фашистами. Каждая резидентура состояла из надежных и проверенных москвичей — рабочих, инженеров, учителей, артистов. В одну из групп входила Анна Серова — сотрудница киностудии «Мосфильм», в другую — работница Центрального телеграфа Нина Короленко. В третьей группе был артист Московского цирка Михаил Румянцев (Карандаш). Нелегальную резидентуру «Центр» возглавила капитан М. Полякова, самый опытный специалист германского отдела Разведуправления. Радисткой в этой группе была Лидия Щербинина.
Резидентуру «Запад» должен был возглавить старший лейтенант С. Куроедов. Резидентуру «Север» — старший лейтенант П. Романенко.
После совещания у полковника Большакова план «Z» вступил в силу. Военные разведчики М. Полякова, В. Бочкарев, С. Куроедов, П. Романенко, В. Медведев, В. Роттер работали практически без отдыха. Каждый офицер разведки должен был подобрать еще несколько москвичей, которые согласились бы выполнять задания военной разведки в случае оккупации Москвы немцами. Капитан Мария Полякова занималась подбором квартир для размещения разведчиков и легализацией подготовленных специалистами разведки девушек-радисток.
Виктор Бочкарев с помощью железнодорожников, проживавших в Подмосковье в западном направлении, забазировал агентурные радиостанции. Он поручил двум железнодорожникам собирать и передавать в Центр сведения о немецких воинских эшелонах, которые будут следовать в направлении Москвы[163].
Накануне и в ходе Московской битвы военная разведка максимально активизировала свои действия, добывая разведсведения о противнике и проводя диверсионные акты. 29 июня 1941 года Совет Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) утвердили директиву, определившую основные направления работы военной разведки в условиях войны. В пятом пункте этой директивы говорилось: «В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армuu, для разжигания партизанской борьбы всюду и везде, для взрывов мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. д.»[164].
В соответствии с требованием этой директивы военная разведка с первых же дней войны начала проводить работу по подготовке и заброске в тыл противника разведывательно-диверсионных групп и отрядов, а также по развертыванию в тылу у немцев партизанского движения. Специальные группы и мобильные отряды военной разведки взрывали мосты и эшелоны противника, уничтожали его живую силу и боевую технику. Диверсанты-разведчики поджигали дома, в которых размещались немцы, уничтожали небольшие гарнизоны, собирали сведения о дислокации штабов, аэродромов и складов. Эти сведения использовались для организации налетов советской авиации. Нанесение противнику максимально большого материального ущерба было одной из основных задач подразделений военной разведки в ходе подготовки немцев к наступлению на Москву.
17 ноября 1941 года был издан приказ Ставки ВГК «О создании специальных команд по разрушению и сжиганию населенных пунктов в тылу немецких войск». К выполнению этой задачи стали активно привлекаться не только мужчины, но и женщины, в основном молодые москвички. Они проходили ускоренную специальную разведывательно-диверсионную подготовку и направлялись в тыл противника. По инициативе женщин-разведчиц, составлявших 30 процентов личного состава всех разведывательно-диверсионных подразделений разведки, начиная с октября 1941 года стали создаваться женские разведывательно-диверсионные группы. Успешно в тылу противника действовали разведгруппы, которыми командовали Е. Ф. Колесова, Е. Я. Пожарская и В. И. Степанова.
В сохранившемся журнале учета операций разведгрупп разведывательного отдела штаба Западного фронта можно найти запись о том, что 21 ноября 1941 года задания на проведение диверсионных акций в тылу противника получили 15 разведывательно-диверсионных групп войсковой части № 9903. В состав одной из таких групп входили Зоя Космодемьянская и Вера Волошина. При выполнении задания в тылу противника они были схвачены немцами, подвергнуты жестоким публичным пыткам, которые проводились с целью устрашения местного населения, и казнены.
16 февраля 1942 года разведчице Зое Космодемьянской присвоено знание Героя Советского Союза. Звание Героя России Вере Волошиной присвоено 6 мая 1994 года.
В октябре 1941 года разведгруппа штаба Западного фронта, находясь в тылу противника в районе станции Северная Мостовая, убила немецкого-офицера. Он был начальником отдела штаба 129-й пехотной дивизии группы армий «Центр». У немца был изъят документ, который назывался «О вражеском шпионаже». В этом документе отмечалось, что «…противник покрыл занятые нами районы густой сетью шпионажа, его агентам и агенткам удается переходить через линию фронта и скрываться у местного населения. Для этой цели противник использует большей частью юношей и прежде всего молодых девушек… которых он засылает, особенно туда, где он намеревается вести наблюдение. Ущерб, наносимый вследствие этого, колоссальный»[165].
Активная деятельность в тылу немцев разведгрупп вызвала серьезную обеспокоенность даже главного командования сухопутных войск вермахта. 17 сентября 1941 года, то есть на следующий день после утверждения Гитлером плана немецкого генерального наступления на Москву, главное командование сухопутных войск направило в штабы групп армий «Центр», «Юг» и «Север» специальную директиву. В ней требовалось производить «…перегруппировки войск…необходимые для проведения операции. «Тайфун», скрытно от русских… с применением мероприятий по дезинформации противника» [166].
Несмотря на меры, направленные на маскировку перегруппировки войск на московском направлении, военные разведчики своевременно замечали любые маневры противника. Силами разведывательного отдела Ленинградского фронта была вскрыта переброска из-под Ленинграда на Калининский фронт 41-го армейского корпуса противника.
Разведывательным отделом штаба Западного фронта с 1 июля по 1 августа 1941 года в тыл противника было переброшено около 500 специально подготовленных разведчиков, способных добывать сведения о противнике и проводить диверсионные акты. В это же время за линию фронта разведотдел направил 17 партизанских отрядов и 29 разведывательно-диверсионных групп.
В августе в тыл к немцам был направлен парашютно-десантный отряд во главе с И. Ф. Ширинкиным. В отряд входило 27 разведчиков. С 7 сентября по 1 ноября этот отряд успешно действовал в Смоленской, Витебской, Псковской и Новгородской областях. После возвращения с задания И. Ф. Ширинкин докладывал о проведенных операциях в тылу противника командующему Западным фронтом Г. К. Жукову. О действиях отряда Ширинкина в ноябре 1941 года писала газета «Комсомольская правда».
На протяжении всей Московской битвы в тылу противника успешно действовали разведывательные отряды и группы «Огонь», «Ястреб», «Абрам», «Игорь», «Профессор», «Бравый», «Рябчик», «Смелый» и многие другие. Бойцы этих разведывательных отрядов и групп добывали сведения о противнике, которые позволяли своевременно вскрывать замыслы фельдмаршала фон Бока, Гудери-ана, Клюге и других германских полководцев.
Активно действовали в тылу противника и разведывательные группы, подготовленные разведывательными отделами штабов Калининского, Брянского и Юго-Западного фронтов. Они собирали сведения о противнике, разрушали шоссейные дороги, взрывали мосты, выводили из строя железнодорожные перегоны, уничтожали линии телефонной связи, нападали на немецкие гарнизоны и отдельные патрули. Под откос были пущены сотни эшелонов противника с боевой техникой, личным составом и боеприпасами, которые направлялись немецким командованием для усиления группы армий «Центр».
Поскольку немцы наступали вдоль основных шоссейных дорог, ведущих к Москве, и не были подготовлены для боевых действий в условиях зимы, разведке было приказано вести тщательное наблюдение за передвижением противника по этим дорогам, разрушать их, осуществлять ночные нападения на немецкие колонны и населенные пункты, в которых останавливались германские солдаты и офицеры.
В результате ноябрьского наступления на Москву немецко-фашистской армии удалось за 20 дней ожесточенных боев продвинуться вперед северо-западнее Москвы на 80—120 километров, юго-западнее Москвы на 40–90 километров. Однако это продвижение стоило врагу огромных потерь в живой силе и технике. Только за ноябрь немецкая армия потеряла под Москвой 73 782 человека убитыми, свыше 100 тысяч раненными и обмороженными, 1 258 танков, 772 орудия и миномета, 628 пулеметов и свыше 5 тысяч автомашин.
К началу декабря 1941 года в результате упорного сопротивления войск Красной Армии на московском направлении продвижение групп армий «Центр» было остановлено. Несколько раньше немцев остановили и на других участках советско-германского фронта. Под Рос-товом-на-Дону и Тихвином советские войска захватили инициативу и в ноябре 1941 года перешли в контрнаступление. Это облегчило переход к наступательным действиям Красной Армии под Москвой.
Основательно потрепанная в боях на дальних и близких подступах к Москве, группа армий «Центр» все еще была сильна. Военная разведка смогла установить, что в составе войск фельдмаршала фон Бока около 75 дивизий, в том числе 22 танковые и моторизованные дивизии. Однако тылы германской группировки были растянуты в глубину и по фронту на тысячу километров. Диверсионные группы военной разведки и партизанские отряды, многие из которых тоже были созданы Разведуправлением Красной Армии, срывали снабжение немецких войск. Усилиями диверсантов и партизан суточный подвоз боеприпасов, провианта и горючего для всей группы армий «Центр» был сокращен до 23 эшелонов в сутки, в то время как войскам, стремившимся захватить Москву, требовалось для обеспечения наступательных боевых действий до 70 эшелонов ежедневно.
Несмотря на неблагоприятную обстановку, германское командование в ноябре 1941 года все еще рассчитывало захватить Москву и пыталось продвигать свои войска к советской столице. В 25–30 километрах от Москвы войска 3-й и 4-й танковых групп противника предпринимали отчаянные попытки прорвать оборону русских войск, вражеская авиация совершала постоянные полеты в сторону советской столицы.
В битве под Москвой отличилась и отечественная радиоразведка. В сентябре 1941 года из Ташкента в Москву был переброшен 490-й радиодивизион. Он станет радиодивизионом ОСИ АЗ Ставки Верховного Главнокомандования. Дивизион успешно выполнял задачи по разведке немецкой бомбардировочной авиации, устанавливал, с каких аэродромов, какие самолеты и в каком количестве поднимались в воздух для совершения налетов на Москву и другие крупные промышленные центры. С первых же дней участия в Московской битве командование дивизиона установило прямую связь со штабом противовоздушной обороны Москвы и за один — два часа предупреждало зенитчиков о возможных налетах немецкой авиации. Так что бомбардировщик Ю-88, которым управлял капитан Мессершмитт, не случайно был сбит в районе Голицына. Советские зенитчики знали о его приближении к Москве…
В ноябре — декабре 1941 года все попытки немцев прорвать оборону в районе Москвы оказались безуспешными. Ни с запада, ни с юга немцам не удалось ворваться в Москву. В начале декабря силы Западного, Калининского и Юго-Западного фронтов перешли в контрнаступление. Началась наступательная операция советских войск, в которой военная разведка продолжала активно добывать сведения о противнике. Военные разведчики проводили диверсии в тылу у немцев. В одном из архивных документов разведотдела штаба Западного фронта отмечалось, что в тыл к немцам «была направлена 71 диверсионная группа общей численностью 1 194 человека». В документах разведывательного отдела штаба Калининского фронта, подготовленных на завершающем этапе битвы за Москву, указывалось: «Путем резкой активизации диверсий сократить до минимума перевозки войск и грузов противника по важным магистралям, и особенно на Смоленском направлении, с тем чтобы помочь передовым частям, перешедшим в наступление на этом участке фронта…»
Подготовкой к работе во вражеском тылу юношей и девушек из Москвы, Смоленска, Ярославля и других городов напряженно занимался разведывательный отдел штаба Западного фронта, которым командовал полковник Т. Ф. Корнеев. Разведчики готовились в школе майора А. К. Спрогиса. В этой школе проходили подготовку Зоя Космодемьянская и Вера Волошина, погибшие во время выполнения боевого задания. До сих пор нет даже приблизительных данных о количестве разведчиков, которые погибли, выполняя задания командования, во время Московской битвы. В 2004 году впервые были приблизительно установлены потери оперативной и тактической разведки Западного, Калининского и Брянского фронтов. Обеспечивая боевые действия войск Западного фронта, 43 процента военных разведчиков оперативного и тактического звена погибли в бою или умерли от ран. 56 процентов — пропали без вести или попали в плен к немцам. 1 процент был откомандирован или арестован органами НКВД. Военная разведка понесла в битве за Москву значительные потери, однако, несмотря на это, успешно выполнила одну из своих главных задач.
С началом контрнаступления Красной Армии сотрудники Разведуправления, эвакуированные в Куйбышев, возвратились в столицу. Начальник Разведуправления Генерального штаба подписал приказ, в соответствии с которым всему личному составу управления предписывалось к 25 января 1942 года приступить к работе в Москве.
Основные отделы Разведуправления разместились в:
• здании по Гоголевскому бульвару, д. 6 — начальник военной разведки, секретариат, политический отдел и дежурный по Разведывательному управлению;
• зданиях по Знаменскому переулку, д. 19 — Информационный отдел (в корпусах «А» и «Б») и административно-хозяйственный отдел (в корпусе «В»);
• 5-этажном корпусе по Знаменскому переулку, д. 19 — отдел фронтовой разведки, типография, контрольно-финансовый отдел и другие подразделения.
Вспоминая дни, связанные с Московской битвой, ветеран военной разведки М. И. Полякова писала: «Возвратившийся из Куйбышева аппарат Разведуправления заработал в полную силу. В его работе исчезла нервозность, характерная для первых месяцев войны. Домой мы уходили только для того, чтобы привести себя в порядок и немного поспать. Выходных дней у нас, как правило, не было».
Битва под Москвой продолжалась 203 дня. На огромном пространстве, по размерам равном территории Франции, которую немцы завоевали всего за неполных два месяца, советские генералы Г. К. Жуков, К. К. Рокоссовский, И. С. Конев, А. И. Белов, Л. А. Говоров укротили фельдмаршала фон Бока, Гудериана, Гепнера, Штрауса и других немецких полководцев.
После провала операции «Тайфун» Гитлер 19 декабря 1941 года снял фельдмаршала фон Бока с должности командующего группой армий «Центр». Его место занял фельдмаршал Г. Клюге. Но и он не смог изменить ситуацию. Немецкие войска были отброшены от Москвы на 250 километров, 60 городов и населенных пунктов освобождены от немецко-фашистских захватчиков.
…В феврале 1942 года полковник Большаков проводил очередное совещание с офицерами 1-го отдела Разведуправления. Совещание было коротким. Большаков дал краткую характеристику ситуации, сложившейся на советско-германском фронте после разгрома немцев под Москвой. Завершая совещание, Большаков сказал, что план «Z» отменяется. Когда кто-то из офицеров спросил, на какое время отменяется этот план, Большаков громко и торжественно уточнил: «План «Z» отменяется навсегда».
Присутствовавшие на совещании К. Леонтьев, М. Полякова, Л. Эпштейн и другие офицеры поняли, что в Великой Отечественной войне наступает новый этап. Они не знали, как будут развиваться события на советско-германском фронте, не предполагали, что после поражения под Москвой Гитлер прикажет гестапо во что бы то ни стало выявить и уничтожить все организации советской военной разведки в Германии, Франции, Бельгии, Польше и в других оккупированных немцами государствах. В то время трудно было предположить, что немцы захватят и казнят многих советских разведчиков, уничтожат резидентуру «Дора» в нейтральной Швейцарии.
В ходе битвы под Москвой советская военная разведка приобрела опыт специальной работы в условиях войны. Стало очевидно, что структура Разведуправления не в полной мере соответствует тем жестким требованиям, которые предъявляет к разведке война. 31 января 1942 года комиссар Разведуправления И. Ильичев подготовил докладную записку в Государственный Комитет Обороны с предложением провести реорганизацию Разведывательного управления, усилить его материальную базу.
В октябре 1942 года исполнилась первая годовщина начала битвы за Москву. Она прошла незаметно…
В 1956 году подполковник Виктор Бочкарев работал старшим помощником военного атташе СССР в Австрии. Однажды в мае он выехал на автомашине из Вены в Зальцбург для выполнения важного задания. На дороге, ближе к Зальцбургу, Бочкарев сделал остановку и направился к местному ресторанчику, чтобы пообедать. В это же время недалеко от места, где была припаркована его автомашина, остановился темный «фольксваген», который двигался из Зальцбурга в Вену. Из машины вышел пожилой мужчина и тоже направился в ресторан. Когда подполковник Бочкарев остановился у входной двери ресторанчика, он обратил внимание на незнакомца, прибывшего из Зальцбурга. Тот тоже посмотрел на Бочкарева, одетого в добротный костюм и похожего на местного австрийца. Незнакомец как-то не совсем уверенно подошел к Бочкареву, поздоровался и сказал, что в 1941 году они встречались в Москве.
— Мессершмитт. Капитан Мессершмитт, — настойчиво напоминал Бочкареву незнакомец. — Я вас узнал. Вы допрашивали меня в Москве в сентябре 1941 года, когда я оказался в плену у русских…
Бочкарев внимательно посмотрел на незнакомца. Около него действительно стоял бывший капитан германских военно-воздушных сил Ганс Мессершмитт. В это трудно было поверить, но это было действительно так! Бочкарев узнал бывшего командира Ю-88, несмотря на то, что после тех встреч в Разведуправлении Красной Армии прошло около пятнадцати лет.
Бочкарев улыбнулся, сказал, что, возможно, они где-то и встречались.
Через несколько минут старший помощник советского военного атташе в Австрии уже мчался по трассе в Зальцбург. Герр Мессершмитт ехал в противоположном направлении. На этот раз они расстались навсегда. Они уже не были врагами, но в тот майский день каждый из них, видимо, думал о том, как удивительно мал мир, в котором они живут…