Глава 25. Спарта не для слабаков
Солдат должен быть абсолютно здоровым. Во всех смыслах: психологически, нравственно, духовно, а главное — физически. И не важно, рядовой ты или генерал.
Людей с какими-либо дефектами здоровья не принимали не потому, что отсутствовала толерантность, а чисто из экономических соображений. Вот начал человек работать, а через год-другой у него возникают проблемы со здоровьем, он получает инвалидность, увольняется, и государство ему платит пенсию до конца жизни. Большие траты, невыгодные вложения. Поэтому вопрос стоял остро.
Срок службы у нас был 25 лет, на которые здоровья должно точно хватить. Отслужил — и можешь хоть завтра писать рапорт, получать соответствующую пенсию. Если 15 лет отработал, ты тоже имеешь право на пенсию, но неполную, например по болезни, из-за травмы, при аварии или ЧП, при котором пострадал на службе. В жизни все может случиться.
Сейчас уже действует несколько иная система, ребята подписывают контракт не на все 25 лет, а на какой-то определенный срок.
Теперь о морально-волевом аспекте. Выражаясь образно, в нашем деле главное — преданность Родине, своему делу. Если ты принял присягу, твоя жизнь отныне принадлежит стране.
Неприемлемы навязчивые состояния, странные увлечения. Марки собирать можно, сомнительные знаки — нет. Ну и сам по себе человек должен быть нормальный, живой, общительный, хороший семьянин, любящий жену и детей. К нам в управление однажды пришла жена сотрудника с жалобами на побои. Он был тихоней на службе, а дома становился тираном. Она пришла в кадровый аппарат, а после они занялись вплотную ее делом, проводили с мужчиной собеседования. В конце концов с ним пришлось расстаться.
То есть семейный и моральный факторы идут рядом. Они оба имеют огромное значение. В КГБ ведь ничего не утаишь. (Улыбается.) И если начальник отдела имел свой кабинет, приемную и так далее, то опер сидел в офисе с тремя-пятью коллегами, поэтому все были в курсе всех событий, в том числе семейных и личных проблем друг друга.
А если человек вел какой-то скрытый образ жизни, никто о нем ничего никогда не знал, это тоже наводило на размышления. И тогда кадровики занимались выяснением, что такого таинственного у него происходит. Жизнь есть жизнь, в ней много нюансов. Тем более когда ты работаешь на такой работе, от которой зависит безопасность и объекта, и целой страны.
И все-таки это работа с людьми. Кажется, когда человек ответственен за режимные объекты, это должно на него сильно давить. Однако груз ответственности никогда ни у одного из нас не вызывал панических атак или чего-нибудь в этом роде. Понимаете, когда вы в коллективе, в одной команде, вы просто делаете свое дело и периодически ходите на оперативные совещания; работа как работа, ничем не отличается от обычной. Кто работал в институте, в КБ, тот поймет. Там каждый занимается своим делом, но есть определенная инфраструктура, руководитель все контролирует, все раз в неделю или месяц докладывают новости начальнику. В КГБ все точно так же, притом что это весьма специфичная сфера деятельности.
Работа такая — подозревать человека, проводить первичную проверку, в рамках которой получать подтверждение, начинать проверку совершенно другого порядка, на другом уровне. Для того чтобы человека разоблачить в шпионской деятельности, контроль должен быть тотальным: с того момента, как он встал с постели, и до того, как снова лег в постель за ним должны наблюдать. И только тогда, когда телефоны и наружка совпадут в показаниях, никаких сомнений не остается — происходит задержание. И насколько хорошо, четко и вовремя я обезврежу шпиона, зависит только от меня. Если хотите, это мой KPI — так сейчас в бизнесе называют коэффициент эффективности сотрудника.
Глава 26. КГБ vs ФСБ
О том, что происходит в ФСБ сейчас, я, как и все, сужу по публикациям в прессе. Со стороны мне кажется, моральный облик работающих там сегодня с точки зрения нравственности, чистоты, честности, преданности делу оставляет желать лучшего. И у нас куча информации в открытом доступе: то там разоблачили какого-то полковника, то тут разоблачили другого. Все сидят.
Пишут доносы друг на друга, сливают информацию, продают. И такая картина наблюдается не только в центральных органах, в территориальных то же самое. Это мое личное мнение.
Не утверждаю, что мы в Союзе были без греха — всегда найдется человек гнилой, нечистый на руку или беспринципный. Да и закрытость структуры, закрытость информации, которая вращается внутри, располагает к превышению полномочий. Любой опер, который обслуживает объект, может начать «копать», искать компромат на руководителей. И как только найдет — принимается шантажировать: купи мне машину, дай денег и так далее. Подобные случаи были всегда, и много людей от этого пострадало.
У меня как-то тоже был в жизни эпизод, когда на гражданке я познакомился с очень интересными учеными. Мы начали контактировать, даже подружились. А через некоторое время они мне говорят: «Знаете, вот мы уже встречались с сотрудниками КГБ, и это были нечистые люди, которые сели нам на шею и требовали от нас почти невозможного. Мы думали, что и вы такой же, а когда поработали с вами год, поняли, что вы принципиально отличаетесь от них, и за это — спасибо».
Конечно, папы не было бы без мамы. Такого папы. И, наверное, это высказывание справедливо для каждого сильного и великого мужчины. Когда в сердце и душе мужчины есть Женщина, он непобедим и неуязвим.
Но это вовсе не значит, что мама сидела у окошка и ждала любимого с пирогами. Яркая, энергичная, модная мама всегда старается создать красоту внутри и вокруг себя. Она была у меня учителем русского языка и литературы. Помню, что на уроках я любовалась ее стройной фигурой, утонченными руками (как она умудрялась в те времена делать маникюр!), ухоженной прической и очень красивыми необычными костюмами, которые мама иногда шила сама. Я хотела быть похожей на нее, прикидывала в уме, когда достигну таких же размеров, чтобы по особым случаям заимствовать мамину одежду. Но она и не жадничала. Любовь к красивой одежде мне передалась от мамы.
В школе ее любили и уважали ученики, а женщины-коллеги ей тихонько завидовали. Они думали, что мама такая красивая и модная благодаря тому, что удачно «отхватила» такого мужа. Но по мне, все происходит в жизни наоборот. Это папа «отхватил» маму, потому что она именно такая.
Когда она сейчас, в свои почти восемьдесят, прогуливается по улочкам дачного поселка, весь мужской состав населения (того же поколения) приподнимает над лысиной свои бейсболки в знак комплимента и приветствия.
Часть IV. Технологии будущего, которые от нас прячут
Я думаю, обычные люди могут выбрать необычную жизнь.
Глава 27. Испытание смертью
У меня был быстрый карьерный рост. Приехал в Москву в должности начальника отделения, и здесь меня назначили старшим оперуполномоченным. Рост начался буквально сразу: начальник отделения, замначальника отдела, начальник отдела, и вот с должности начальника отдела я стал заместителем начальника Управления, а потом и начальником Управления П. Через несколько лет оно превратилось в другое подразделение, не буду вам его называть, но я там был первым замом.
В Чернобыль я прилетел уже генералом. Началась перестройка, пошли качественные кадровые изменения, Крючко убрали, Шебаршин буквально два-три дня исполнял обязанности председателя КГБ, и у нас возник новый председатель, Бакатин: началась коренная ломка руководящего звена. Мне было предложено стать заместителем председателя КГБ, и я дал согласие. И в 1991 году в должности генерал-майора я приступил к работе в особом статусе. Потолок на этой должности, в системе комитета, был генерал-полковник. А работая зампредом председателя КГБ, я мог рассчитывать стать генералом армии.
Но всему свое время, и в один момент я все-таки решил уйти из системы, тем более начались последствия моей чернобыльской командировки. Перенес очень серьезную операцию, удаление 2/3 желудка, потому что процессы от радиоактивного воздействия не останавливались и внутренние органы начали гнить.
Я выжил и, именно пройдя через это испытание смертью, принял решение уходить. Почему? Все просто: работа нервная, тем более с Бакатиным, да и мой внутренний изобретатель давно требовал свободы. И вот после непродолжительного периода восстановления после операции я начал заниматься своим любимым делом — новыми технологиями.
Сделать на них упор казалось мне спасительным в условиях России девяностых. Я собрал команду изобретателей, которые давно ждали свободы действий, и нам удалось реализовать программу, в ходе которой мы собрали порядка сорока проектов гениальных отечественных разработок.
Давно привыкший к пустотелости пропаганды, я понимал, что походы по ведомствам ничего не дадут, и мы поехали на международную выставку в Женеву, в Швейцарию. Шел 1995 год, и вот эти технологии впервые были представлены миру.
У нас был свой павильон, мы показали масштаб изобретений. Интерес был колоссальнейший, потому что для многих это стало полной «русской» неожиданностью. Проекты все как на подбор были необычные, удивительные. Интерес возник огромный: очередь в наш павильон стояла с утра и до самого закрытия, по итогам выставки мы получили самое большое количество наград — 19 медалей, из которых 11 золотых, 5 серебряных и несколько бронзовых.
Но нашей целью были вовсе не знаки внимания. Мы искали инвесторов. Мы их нашли? Да, из разных стран. Но не из России.
Почему?
Да потому, что каждый из проектов, представленных нами в Женеве, подпадал под термин «закрывающие технологии». Я ввел его еще в России, ходя из кабинета в кабинет, а потом он прижился. «Закрывающие» — значит делающие ненужными сотни процессов, которые существовали много лет и существуют по сей день.