— Но-но, — полушутя осадил его кэптен, — так скептически оценивать мощь самой сильной армии мира, да еще в присутствии полковника разведки!..
— …который подумал о том же, и почти теми же словами, проворчал Ричмонд.
— И что теперь? — спросил кэптен.
— Теперь я, пожалуй, пойду и прилягу, никогда не чувствовал себя настолько уставшим и опустошенным.
— После того, как вы отдохнете, сэр, очевидно, следует собрать здесь, на борту «Флориды», командиров всех судов, командиров обоих авиационных отрядов и командира роты морской пехоты, — молвил полковник разведки.
— Лучше позаботьтесь» полковник, чтобы ни один журналист не сообщил в свою редакцию о необъявленном визите дисколета.
— Слушаюсь, сэр.
— Сделайте это во имя спокойствия землян.
Полковник тотчас же связался с лейтенант-коммандером Отто Шведтом, отвечающим за связи с прессой, и отдал необходимые распоряжения, суть которых сводилась к тому, что ни одно сообщение о визите дисколета уйти на Большую Землю с борта авианосца не должно. До особого разрешения. Переговоры с командиром дисколета объявлены государственной тайной, и запрет на публикацию о них будет действовать до возвращения эскадры в США.
— Однако я Все же вынужден буду информировать о ваших, господин контр-адмирал, переговорах с командиром дисколета генерала Доновэна, — зарезервировал за собой «право первой информации» сам полковник. — В перечне моих обязанностей информирование о любых контактах с неизвестной нам цивилизацией стоит на первом месте.
— И что вы ему сообщите? Что над эскадрой появился летающий диск?
— Вам подобное сообщение кажется несущественным, сэр?
— Сотрудники особого, «космического», отдела разведки чуть ли не каждый день получают подобные сообщения со всех концов американского материка и Европы. Их этим не удивишь.
Полковник непонимающе взглянул на адмирала, затем на кэптена, и вновь на адмирала.
— Простите, сэр, но полагаю, что мы стали свидетелями исключительного случая: командир дисколета инопланетян вступил в прямые переговоры с командующим американской Полярной эскадрой, то есть с официальным лицом, представляющим интересы США в этой части земного шара. Не исключено, что подобное происходит впервые в истории человеческой цивилизации.
— Не исключено, — согласился адмирал. А затем, немного поразмыслив, добавил: — Впрочем, если такая информация вашего шефа устроит — отправляйте.
— Понятно, что после моего сообщения об этих переговорах генерал Доновэн и командование Военно-морским флотом потребуют самого подробного изложения сути этих переговоров, которые, конечно же, будут получены от вас, сэр.
— Будут. Но только после того, как я лично встречусь с генералом Доновэном.
— О чем я тоже уведомлю генерала, и будем считать это решение компромиссным.
— Хотя бы в этом мы должны проявлять благоразумие, — согласился с ним Брэд. — Полковник нравился командующему эскадрой уже хотя бы тем, что, несмотря на свой чин и причастность к секретным службам, никогда не прибегал к нервозной подозрительности и не. пытался самоутверждаться в статусе офицера на особом положении, — а с такими случаями Брэду уже приходилось сталкиваться во время войны. — Замечу, что после переговоров с командиром дисколета мы можем быть уверены, что на стороне антарктических германцев инопланетяне выступать не будут.
— Что немаловажно.
— А теперь извините, джентльмены, мне пора отдохнуть. Боевой тревоге — отбой. Ведите эскадру дальше, кэптен Вордан. Курс прежний: Антарктида, мыс Норвегия, берег Принцессы Марты.
19
Декабрь 1946 года. Антарктида.
Полярная эскадра адмирала Брэда.
Борт разведывательного самолета.
Облетев на низкой высоте базовый лагерь, Брэд остался доволен им. «Адмирал-Форт» располагался в более или менее защищенной от полярных ветров горной чаше, представлявшей собой некий климатический оазис, температура в котором, как сообщили командующему, постоянно была на два-три градуса выше, чем за пределами обрамлявшей этот огромный кратер скалистой короны.
Вспомогательный «отряд эскимосов», в составе девяти этнических эскимосов и двенадцати морских пехотинцев, чьи детство и юность проходили в северных районах Аляски, дело свое знал. Он составил строительный костяк гарнизона форта, а также его самое стойкое к холодам и приспособленное к обитанию в ледяной пустыне подразделение.
Внутренняя часть базы, состоящая из расставленных по небольшому кругу вокруг скалы двух больших металлических контейнеров, трех деревянных домиков, складского помещения, нескольких тягачей с прицепами и шатроподобных эскимосских иглу — напоминала то ли цыганский табор, то ли лагерь какой-то разбитой, а посему сильно поредевшей, повстанческой армии. Тем не менее у солдат она создавала ощущение некоей оборонной замкнутости, а значит, и защищенности.
К тому же двухметровой высоты обводная стена, сооруженная из ледяных блоков — с бойницами у ворот и несколькими пулеметными гнездами в виде башенок, превращала этот антарктический форт в настоящую крепость.
— Осталось вооружить наш «Адмирал-Форт» двумя башенными зенитными орудиями, которые можно снять с судов, да несколькими пулеметами, и форт готов к отражению любого десанта, — прокричал на ухо адмиралу командир батальона морских пехотинцев и вспомогательного подразделения майор Растон.
Он явно был удовлетворен строительными талантами своего гарнизона, насчитывавшего теперь около двухсот человек, и относился к созданному под его командованием форту с той же гордостью, с какой первопоселенцы Дикого Запада относились к заложенным ими городкам золотоискателей. Во всяком случае» теперь этот лагерь он уже воспринимал как неотъемлемый факт своей офицерской биографии.
— Выглядит внушительно, — сдержанно признал командующий эскадрой.
— К тому же оборона будет усилена двумя небольшими пушченками и пулеметами, оснащенными, бронетягачами, выступающими здесь и в роли танков, и в роли десантных машин морской пехоты. Как видите, они и сейчас расположены у ворот, представляя собой передвижные огневые точки.
— Логично, — проворчал Брэд, и майор так и не смог определить для себя: нравится ему лагерь или нет. В оценках своей или чьей-либо работы он предпочитал полную ясность.
— И посадочная полоса расположена так, что, входя сюда через пролом в кратере, самолет останавливается как раз у ворот.
— Вижу, майор, вижу Лагерь заложен продуманно. Признаюсь, мне еще никогда не приходилось закладывать где-либо столь большие и основательные лагеря. — Брэду хотелось добавить, что он предпочитал бы видеть в Антарктиде лагеря, вооруженные не зенитками и пулеметами, а научной аппаратурой, однако понимал, что с майором-фортификатором подобные разговоры не имеют смысла.
— Кстати, в случае опасности самолет можно заводить вон в тот, «привратный», ледовый ангар, где он может быть поражен только прямым попаданием снаряда или бомбы.
— Оказывается, у вас, Растон, особый талант — фортификатора.
— Скорее, фортостроителя.
— Кто бы мог предположить?! Почему до сих пор скрывали?
И майор вновь уловил в интонациях командующего эскадрой какое-то слегка замаскированное безразличие ко всему, что здесь происходит. О его, Растона, таланте фортификатора адмирал тоже заговорил как-то по инерции, лишь бы поддержать разговор. А ведь там, в бухте неподалеку от Нового Орлеана, где они впервые встретились, адмирал держался совершенно по-иному. Он рвался в этот антарктический рейд, отстаивал его, верил в его целесообразность, он буквально предвкушал величие и успех этой экспедиции, заражая всех вокруг своим азартом путешественника. В звезду и удачу такого командира хотелось верить, за ним хотелось идти даже в этот ледовый ад.
Порой Растону казалось, что если бы командование ВМС вдруг отменило подготовку Полярной эскадры, адмирал нанял бы какое-то частное судно, вооружил его, набрал команду из морских волков и таких же полярных бродяг, как сам, и отправился к берегам Новой Швабии на свой страх и риск. Это выглядело бы настолько благородно, что Растон готов был сделать все возможное, чтобы оказаться в числе его единомышленников. Даже если бы это стоило ему карьеры офицера морской пехоты, в которой он оказался исключительно по настоянию своего отца, старого морского пехотинца, случайно погибшего в чине капитана во время учений где-то у берегов Пуэрто-Рико.
Да, в дни, когда решалась судьба операции «Высокий прыжок», он, Растон, был настроен именно так.
Однако теперь перед майором представал совершенно иной человек. С Брэдом явно что-то произошло. Что-то во взглядах, в намерениях, в душе, в самой психике адмирала надломилось. Растон заметил это еще в тот день, когда они вошли в бухту-оазис, то есть вплотную подошли к континентальному берегу Антарктиды. Не было на лице полярника того озарения, которое неминуемо должно было появиться при осознании того, что судьба вновь вернула его к таинственным берегам мечты. Не чувствовалось азарта первооткрывателя, не улавливалось отрешенности странствующего фаталиста.
Вот только появились все эти симптомы усталости и разочарования не во время прибытия в бухту-оазис, а значительно раньше, после того, как эскадре нанес визит инопланетный дисколет. Да, именно тогда, майор был уверен в этом.
Иное дело, что морскому биологу по несостоявшейся профессии Растону трудно было объяснить, почему мирный, хотя и необъявленный, визит командира дисколета так повлиял на умонастроения командира Полярной эскадры. То ли он почувствовал всю военную никчемность своей «Непобедимой Армады», то ли был поражен благородством экипажа дисколета, который, несмотря на неистовство артиллеристов двух судов, не причинил эскадре и ее команде никакого вреда, то ли наконец осознал ошибочность и неправедность этого военного рейда на заповедный материк.
— Наверное, это покажется наивным, но увлечение фортами — это еще из подростковых фантазий, сэр, — все же объяснил Растон явно поугасшему в своем антарктическом рвении адмиралу-полярнику.