Оказалось, что этот морской пехотинец еще не избавился от способности краснеть и теряться, по крайней мере, в присутствии соперника. Растерянно взглянув на адмирала, он демонстративно пожал плечами, давая понять, что и сам он тоже смущен откровенным заигрыванием немки.
— …И если к этому добавить, — продолжил свою мысль доктор Брэд, стараясь не поддаваться эмоциям, — что обитатели Внутреннего Мира не знают ни засух, ни столь же губительных ливней, что их селения не превращаются в руины под натиском землетрясений, ураганных ветров, океанских цунами и всего прочего, что постоянно подстерегает нас, грешных обитателей грешного Наземного Мира, то становится понятным, что имели в виду библейские сочинители, когда твердили нам о некоем земном рае. И если все эти утверждения являются правдивыми, то возникает вопрос: может, мы, земляне, попросту не разобрались, какие уровни планеты следует обживать и польстились на ее коварную поверхность?
Морской пехотинец решился возражать ему однако адмирал улавливал лишь какие-то отрывки его фраз. В это время он уже был за тысячи миль отсюда, в своем ранчо, на полуострове Боливар, каким-то чудом уцелевшим между волнами Мексиканского залива и бухты Галвестон. Возведенное из дикого, почти необработанного камня, это неказистое двухэтажное строение давно следовало бы снести по приговору местного суда, как разрушающее архитектурный ансамбль, составленный из вилл местных техасских скотопромышленников и банкиров.
Но Брэд не просто любил этот свой Полярный Замок, с приданным ему клочком каменистой земли на берегу бухты, но и гордился этим своим единственным в жизни более-менее серьезным приобретением.
В этом «замке» было собрано все, чем он жил, что десятилетиями накапливал и коллекционировал: его книги о льдах, полюсах и безумцах, посвящающих им свои жизни, а следовательно, составляющие одну из самых богатых «полярных библиотек» мира, его коллекция камней, собранных на берегах всех океанов, и в горах всех континентов, его фотоальбомы — с холодными, загадочными ликами айсбергов и ледяных пустынь, сам вид которых повергал попадавших в Полярный Замок женщин в леденящую дрожь и в тихий ужас.
Впрочем, обитель его женщинам никогда не нравилась — с этим Брэд уже даже успел смириться. Во всяком случае, ни одна из побывавших у него на ранчо восхищения своего не высказала, даже из тех, что очень пытались понравиться ему.
А еще в этом, больше похожем на бездарно выстроенную казарму, нежели на нормальное человеческое жилье, доме находилось собрание амулетов. Эдакий полный набор статуэток из костей различных животных, полный иконостас каких-то уродцев и всевозможных вещиц, происхождение и колдовское призвание которых так и остались для Брэда загадкой.
Единственное, что их объединяло, — что все они некогда принадлежали эскимосским, алеутским и прочим шаманам и проводникам, с которыми он отправлялся в путешествия по островам Королевы Елизаветы на крайнем севере Канады, по полуострову Сьюард, врезающемуся в Берингов пролив и многие столетия назад соединявшемуся с Чукотским полуостровом, или по канадскому острову Баффинова Земля, оставшемуся в его памяти как самое гиблое и проклятое место на этой планете.
Конечно же, он был несправедлив по отношению к этой земле, поскольку в ней тоже были свои таинства, свои природные творения и свои прелести. Но именно там он в течение месяца трижды побывал на волоске от гибели и чуть было не вернулся оттуда инвалидом.
— Вы где сейчас, мой адмирал? — почти пропела это свое «мой адмирал» Лилия Фройнштаг, воспользовавшись тем, что Максвилл подсел к беззаботно дремавшим в следующем отсеке морским пехотинцам из личной охраны командующего эскадрой. — По-моему, оч-чень далеко отсюда.
— Простите, Фройнштаг, — встрепенулся Роберт Брэд, кажется, я действительно впал в забытье..
— Не оправдывайтесь: опять затосковали по своему Боливару, по Полярному Замку на берегу полутропического залива Ист-Бей и любимой кипарисовой рощице?
— Вам известно даже название моего ранчо, у которого есть кипарисовая рощица?
— Я бы выразилась элегантнее: вашей приморской виллы, мой адмирал.
— Но мы с вами ни разу не касались этой темы.
— Вот видите, мой адмирал, сколько у нас все еще остается тем, которых мы ни разу не касались! Так что не торопитесь избавляться от этой женщины.
«Или, наоборот, следует поторопиться с этим», — проворчал про себя Роберт Брэд.
Личная жизнь всегда оставалась самой большой тайной его жизни, которой он предпочитал ни с кем не делиться. Поэтому его всегда крайне настораживали люди, обладающие хоть какой-то информацией о Полярном Замке, заливе Ист-Бей или одной из двух его несостоявшихся жен. Брэд предпочитал, чтобы все это оставалось в темени полярной ночи.
— Терпеть не могу, Фройнштаг, когда мне начинают по крохам выдавать мои же собственные тайны. Поэтому или молчите, или же играйте в открытую.
— «В открытую» — это как, мой непобедимый Нельсон?
— Откуда сведения?
— Вы могли бы и не удивляться тому, что, прежде чем прорваться к вашей эскадре, я получила все необходимые сведения о последних годах вашей жизни. Это так естественно.
— Если речь идет о профессиональной разведчице, работающей на вполне конкретную разведку.
— Или же о профессиональной журналистке, работающей на вполне конкретные издания, — возразила Фройнштаг.
— Объяснение не принимается. Чтобы облегчить вам жизнь, объявляю, что мое любопытство не распространяется дальше названия страны, на которую вы работаете.
— Как журналистка и ученая прежде всего я работаю на благословенную Швейцарию. А что касается вашего ранчо, то меня подвело сугубо женское любопытство, заставившее меня приземлиться в Хьюстоне, откуда, как вы помните, рукой подать до полуострова Боливар. Обуревала тайная надежда, что перед антарктическим рейдом вам захочется навестить свое гнездовье. И если бы вы повели себя, как подобает человеку, приверженному к своему дому, вас ждал бы такой изысканный сюрприз!
— Коварная вы женщина, Фройнштаг.
— Не-а, — игриво повела своим точеным подбородком журналистка. — В корне не согласна с таким утверждением. Во всяком случае в отношении вас, мистер Брэд, мое коварство ни в чем не проявлялось.
— Уверены, что ни в чем? Шпионство за моим ранчо в расчет не принимается?
— Будь я коварной, мистер Брэд, я бы прорывалась на эскадру, используя знакомство с вами, буквально шантажируя вас. Но ведь я этого не сделала, станете возражать?
— Да, действительно, вы обошлись без использования нашего знакомства. Назовем это «коварством с проблесками порядочности».
— До чего же вы любезны, мой адмирал! Вот что происходит с джентльменами Арктики, когда они попадают в трясину американской флотской жизни. — Произнеся это, Фройнштаг тотчас же примирительно коснулась руки командующего, предлагая перемирие, во время которого поиски источников ее информации становились бестактными.
Возможно, они еще какое-то время поиграли бы в эту игру воспоминаний и кокетства, если бы не крутой вираж самолета, после которого салон наполнил встревоженный, хотя и мужественный, голос первого пилота:
— Господин адмирал, нас преследуют два самолета противника! Причем я понятия не имею, откуда они появились.
25
Декабрь 1944 года. Антарктида.
Борт разведывательного самолета «Кобра».
— Что за чушь вы несете, капитан Элфин? — включил обратную связь на своем настольном пульте командующий эскадрой. — Какие еще «самолеты противника»?! Откуда и какого именно противника?
— Я специально заложил вираж, чтобы осмотреться. По-моему, это два «мессершмитта-115». В начале сорок пятого мне приходилось с такими сражаться. Во всяком случае, кресты на фюзеляжах мне хорошо знакомы.
Взгляды адмирала и Фройнштаг встретились.
— Такое вполне может быть, — подтвердила бывший гауптштурмфюрер СС. — Это то, о чем мы с вами говорили: существует ли в Антарктиде «База-211» или ее нет? Появление двух «мессершмиттов» у нас на хвосте — достаточный аргумент?
— Издеваетесь, Фройнштаг?
— С чего бы? Лежать-то нам придется под одними и теми же обломками. Но прежде чем это произойдет, хочу, чтобы вы знали: к появлению здесь «мессершмиттов» я никакого отношения не имею.
— Хотелось бы верить. Они уже выходили на связь? — обратился адмирал к пилоту.
— Пока нет. Но один из них ушел в высоту, а другой подползает мне под брюхо. Очевидно, попытаются какое-то время вести нашу «Кобру», чтобы затем посадить.
— Куда… посадить, капитан?! — прорычал командующий эскадрой с такой яростью, словно гитлеровские асы появились здесь исключительно по вине Элфина.
Тем не менее ответил командир «Кобры» спокойно и рассудительно:
— Самому хотелось бы знать, сэр. Хотя бы исходя из профессионального любопытства.
— И какое у нас соотношение скоростей?
— Если только они не успели усовершенствовать свой «мессер», то у меня незначительное преимущество и в скорости, и в потолке. Но вряд ли это заставит германцев оставить нас в покое, скорее всего, так и будут тащиться вслед за нами. К тому же это истребители, а это преимущество в маневренности. У нас, правда, тоже два пулемета, один из которых в хвосте, и орудие, но…
— Связь с эскадрой у нас есть?
— Так точно.
— Срочно сообщите о преследовании на авианосец «Флорида» и в «Адмирал-Форт». Передайте курс и координаты.
— Если германцы решат нападать, подкрепление с авианосца не успеет, — напомнил командующему первый пилот. — Развернуться так, чтобы идти к эскадре, не пересекаясь с противником, мы тоже не сумеем.
— Именно поэтому следуйте своим курсом, не меняя ни скорости, ни потолка. Скорее всего, их интересуют наши намерения. Если германцам хочется составить нам эскорт, предоставим им такую возможность.
— Храбрый вы человек, мой адмирал, — заметила Фройнштаг.
— Если вы, мэм, еще раз выразитесь о моей храбрости с таким сарказмом, я посажу самолет и предложу вас германским пилотам в виде выкупа. Думаю, они будут счастливы.