Но лучше бы Перон встрял тогда в войну, — продолжил свои рассуждения полковник Ричмонд. — В мирное время этот диктатор значительно опаснее для Америки, нежели в военное, поскольку уже сейчас превратил свою страну в огромное и не поддающееся нашему контролю убежище для высокопоставленных чиновников рейха, высших чинов СС и всех прочих. К тому же нам хорошо известно, что на севере Аргентины, в отдаленных районах, между границами Боливии, Парагвая и Чили, германцы скупили огромные массивы земли. Для этого абвер и СД специально перебрасывали туда людей, деньги, оружие и даже техническое оборудование для некоторых предприятий.
— А также, — вторгся в их беседу дежурный офицер Остин, — по утверждению некоторых журналистов, они умудрились перебросить туда фюрера, Еву Браун и Бормана.
— Всего лишь «по утверждению некоторых журналистов», — степенно парировал полковник разведки.
— А то, что они транспортировали туда нацистские идеи? — воинственно вскинул свой далеко не волевой, «испанский» подбородок лейтенант-коммандер.
— Еще немного, Остин, и вы потребуете, чтобы адмирал Брэд повернул эскадру на Буэнос-Айрес, — иронично проговорил Вордан, в очередной раз, поднося к глазам бинокль.
— Прошу прощения, господин адмирал, но в этом было бы больше проку, чем во всей этой странной антарктической экспедиции… — Произнеся это, Остин вдруг поймал на себе удивленно-осуждающие взгляды адмирала, обоих полковников, и даже адъютанта Шербрука. Только это, хотя и бессловесное, но коллективное внушение заставило его смягчить тон. — Хотя не спорю, господа, что с познавательной точки зрения наш рейд, несомненно, принесет какую-то пользу.
На какое-то время на командном пункте воцарилась неловкая пауза, выдержав которую, полковник Ричмонд недовольно покряхтел и продолжил:
— …А вот что хорошо известно из агентурных данных, — интонационно подчеркнул он это свое «из агентурных данных», — так это то, что постепенно эсэсовцы превращали «боливийское приграничье» в некий германский анклав — со своими охранными отрядами, своей администрацией и своими нравами. Да, и нравами — тоже! — Ричмонд явно обладал задатками школьного учителя, речь его была плавной, четкой и неоспоримо логичной, иное дело, что на Остина, как на нерадивого ученика, эта его убедительность и логичность никакого впечатления не производили, — Теперь мы можем констатировать, что на этот гитлеровский отстойник власть Буэнос-Айреса по существу не распространяется. Германцы так и называют этот регион — «Свободная германская территория». Если учесть, что большая часть этой территории представляет собой труднодоступные горные районы, а такое понятие как «государственная граница» воспринимается там лишь в качестве географической условности, то ясно, что бывшие эсэсовцы хоть сейчас могут создать там некий латиноамериканский рейх.
— …Очень удачно расположенный в непосредственной близости от антарктической Рейх-Атлантиды и «Базы-211», — добавил Роберт Брэд. — Кстати, что там, в ваших агентурных данных, полковник, говорится об острове Эстадос, к которому направилась германская субмарина?
— Сегодня же, в определенное для связи время, попытаюсь навести справки о нем в латиноамериканском отделе.
— Окажите любезность. Одна из задач, которую преследует наш рейд, в том и состоит, чтобы выяснить военную ситуацию в этой части Атлантики.
— Не думаю, что на этом островке обнаружится база, подобная базе «Латинос», которую германцы оборудовали в заливе Сан-Матиас, в районе полуострова Валъдес, с видом на спасительную Патагонию и отроги Кордильер.
— Как знать… Размеры еще ни о чем не говорят.
— Размеры, месторасположение… Слишком уж он беззащитен перед угрозой превентивного, локального рейда нашего флота и морских пехотинцев.
— И все же секретную базу соединения «Фюрер-конвоя» оборудовать там германцы могли. Используя ее хотя бы в качестве базы обеспечения.
Едва адмирал произнес эти слова, как дежурный радист вновь вывел на внутрикорабельную связь командира разведывательного авиазвена первого лейтенанта Робертса:
— Докладываю, что субмарина вновь увязалась за эскадрой.
— Где она, черт возьми?! — пробубнил Брэд.
— На сей раз, она двигается параллельным курсом, в трех милях северо-западнее эсминца «Ягуар».
— Я так понимаю, что идет она в надводном положении?
— Так точно, в надводном, сэр, приготовив к бою два орудия и два зенитных пулемета. С торпедами, уверен, у них тоже особых проблем не возникает, иначе они не вели бы себя так нагло.
— Вы не ошиблись: у этой субмарины действительно два орудия и два зенитных пулемета?
— И две рубки. Это настоящая громадина! Такой субмарины мне еще видеть не приходилось.
— А что с опознавательными знаками?
— Минуточку, сэр. Они явно прослушивают наши переговоры и поднимают флаг. Попытаемся приблизиться. — А спустя еще несколько секунд, Роберте буквально прорычал: — Это возмутительно! На рубке у субмарины германский крест.
— Вас это удивляет?
— Но флаг-то, флаг они подняли аргентинский!
— Оказывается, вас удивляет аргентинский флаг на субмарине Третьего рейха?
— Но, в таком случае, получается, что на вооружении аргентинского флота находятся субмарины адмирала Деница!
— Этого следовало ожидать, — пропыхтел сквозь сигаретный дым командир авианосца.
Первый лейтенант умолк и на командном пункте авианосца на какое-то время воцарилось молчание. Все понимали, что экспедиция начинается на грани международного конфликта, а значит, скверно. В штабе Военно-морского флота допускали, что эскадра может столкнуться с сопротивлением со стороны охраны германской «Базы-211» и неизвестных им сил Внутреннего Мира. Но там и мысли не допускали о том, чтобы затевать схватку с флотом Аргентины, Чили или еще какой-то «пол у антарктической» страны.
— …И если учесть, что командир субмарины поддерживает связь с аргентинцами на острове Эстадос… — словно бы вычитав его мысли, принялся вслух размышлять полковник разведки. — Нет, этого военного конфликта нам лучше избегать.
— А если нам его нагло навязывают? — спросил контр-адмирал.
— За Аргентину сразу же вступится Москва, для Кремля это прекрасный повод вмешаться в дела послевоенного американского континента. В правительстве нашими действиями будут крайне недовольны. Любой конфликт рассматривается сейчас, как предвестник еще одной мировой войны.
— Мне и без вас это прекрасно известно, полковник, — раздраженно отреагировал Брэд, напоминая Ричмонду, кто здесь командует эскадрой.
— Не сомневаюсь, сэр, — сдержанно ответил старый служака из уважения к чину Брэда и его славе полярного исследователя. Но лишь выдержав еще несколько секунд «наполеоновской» паузы, контр-адмирал вновь взялся за трубку.
— Не атаковать! — последовал приказ командиру разведывательного авиазвена. — На конфликт не провоцировать!
— Но ведь они же явно держат нас под контролем!
— Я в этом не сомневаюсь, — напрягая хронически простуженную глотку, прохрипел Брэд.
— И ведут разведку!
— Южная Атлантика и море Скоша — пока еще не моя частная собственность, — отрубил Роберт Брэд.
— Я понимаю, сэр. Однако честь американского флага требует от нас…
— Продолжайте разведывательный полет, первый лейтенант, — прервал его контр-адмирал, едва сдерживая раздражение. — В данном случае, честь американского флага требует от вас выдержки. И не теряйте бдительности, не исключено, что тевтоны попросту отвлекают ваше внимание.
Усевшись в свое адмиральское кресло, Брэд несколько минут, закрыв глаза и запрокинув голову, безмолвствовал. Присутствовавшие на просторном, хорошо обогреваемом командном пункте офицеры тоже хранили молчание. Рейд еще только начинался, а Брэд уже впадал в сомнения: стоило ли ему ввязываться в эту военную авантюру.
Однажды ему уже удалось избежать подобной участи. Это было осенью тридцать восьмого года, когда ему предложили присоединиться к германской экспедиции на «Швабенланде». Участие в ней известного американского полярника, конечно же, должно было придать походу фон Риттера респектабельности и видимости международной акции. Но тогда у него хватило мужества отказаться от очередной «волны антарктической славы», которую так убежденно обещали ему бароны фон Риттер и фон Готт.
5
Осень 1938 года.
Территориальные воды Германии.
Борт трансатлантического лайнера «Саксония».
Проснувшись, Роберт Брэд быстро облачился в ватные полярные брюки и меховую куртку и, стараясь не разбудить по-детски посапывающую во сне юную германку, вышел на кормовую палубу Укрывшись за надстройкой судна от пронизывающего северного ветра, он поднес к глазам бинокль и увидел впереди и справа по борту склон заиндевевшей скалы, вершина которой слегка искрилась на неярком ноябрьском солнце.
— По всей вероятности, это. какой-то остров? — по-английски спросил он стоявшего рядом джентльмена в форменной морской куртке и фуражке с якорем на кокарде.
— Остров Шархерн, сэр, — ответил тот по-немецки, не удостаивая, однако, американца взглядом.
И лишь услышав его густой басовитый голос, полярник узнал в нем того самого господина, который несколько предыдущих вечеров просиживал за соседним с ним ресторанным столиком в мрачном молчании, попивая виски и почти неотрывно глядя в иллюминатор. Но только сейчас Роберт впервые увидел его во флотском одеянии, с нашивками офицера торгового флота. Темные, со щедрой проседью, волосы, коричневатое, основательно избитое оспой лицо, крючковатый, расширенный в ноздрях, «синайского» покроя нос. На арийца этот человек явно не смахивал, но, судя по нашивкам на погонах и рукавах, ценили его на службе не за его расовое происхождение.
— То есть мы уже подходим к устью Эльбы, — решил проявить свое знание географии Роберт Брэд. Но лишь для того, чтобы как-то продолжить разговор.
— До устья еще далеко, — все так же мрачно поигрывая желваками, и вновь по-германски, ответствовал моряк. Хотя Роберт мог поклясться, что слышал, как не далее чем вчера он довольно бойко общался с каким-то преклонных лет джентльменом на вполне сносном английском. Очевидно, близость германских берегов порождала в нем воинственный тевтонс