В заключение этой главы расскажу об убийстве атамана Оренбургского казачьего войска Дутова.
Разведупр Туркестанского фронта имел в Чугучаке секретного агента, бывшего штабс-капитана. Ему поручили убийство атамана Дутова, находившегося со своим штабом в Западном Китае. Штабс-капитан нанял для убийства одного киргиза. Киргиз выполнил свою задачу превосходно.
На быстром коне он подскакал к штабу Дутова и попросил вызвать атамана, для которого он якобы привез личный секретный пакет. Дутов вышел на крыльцо. Киргиз подал левой рукой пакет. Когда Дутов взял пакет, киргиз правой рукой выхватил револьвер и, выстрелив в упор, убил атамана наповал. Повернув коня, убийца умчался к советской границе и был пропущен в СССР.
За это дело киргиз был награжден орденом Красного Знамени. Офицер же, организовавший убийство, получил в награду полную амнистию, советский паспорт и возвратился к своей семье в Ташкент.
По приезде в Ташкент ОГПУ вызвало его, чтобы расспросить о положении в Западном Китае.
Окончив допрос, во время которого он весь дрожал, я спросил, в какой части города он живет, и, узнав, что нам по пути, вышел вместе с ним. На улице к офицеру подошла женщина, оказавшаяся его сестрой. Он мне признался, что, получив вызов в ОГПУ, он думал, что его расстреляют, и взял с собою сестру, чтобы она хотя бы знала, что с ним случилось. Выйдя живым, он радовался, как мальчик. Мы устроили его на службу куда-то бухгалтером, однако через месяц он явился ко мне как-то вечером и в крайне возбужденном состоянии просил меня сказать, почему за ним продолжают следить. Я пытался его разуверить. Он ушел, видимо не поверив. Еще через месяц явилась его сестра и сказала, что брата, заболевшего манией преследования, отвезли в больницу. Нервы этого человека, бывшего восемь лет на войне, не выдержали страха перед ОГПУ.
ОГПУ И КОНТРАБАНДИСТЫ
Звонит настольный телефон. Я поднял трубку.
— Слушаю!
— Откуда говорят? — спросил голос.
— Это ОГПУ, — ответил я. — Кто спрашивает?
— Это товарищ Агабеков?
— Да, я вас слушаю.
— Здравствуйте, товарищ Агабеков, говорит с вами Доктор. Нельзя ли сейчас с вами встретиться? У меня срочное дело.
— Одну минутку, — ответил я в трубку и посмотрел на часы. — Хорошо, я буду через полчаса на нашей квартире, — и положил трубку.
Я начальник отделения по борьбе со шпионажем и контрабандой в Ташкенте. В моем распоряжении до пятидесяти секретных агентов, работающих повсюду, начиная с иностранных консульств и кончая гостиницами и базарами. Я говорил по телефону из своего кабинета, комнаты № 14. Звонил мне секретный агент по кличке Доктор, дававший сведения о контрабандистах. Это очень пронырливый человек из бывших торговцев. Раньше, вероятно, сам занимался контрабандой, а потом нашел более выгодным выдавать вчерашних своих коллег. Он даром не любит меня тревожить. Его сведения всегда наводят на верное дело.
Я запер бумаги в несгораемый шкаф, сунул в карман револьвер, лежавший на столе, и вышел из кабинета.
В гостинице «Касым», на Ура-Тюбинской улице, один из номеров занят неизвестным лицом. Это одна из моих конспиративных квартир. При входе в номер со стула поднялся мне навстречу выше среднего роста пожилой человек с брюшком. Тупые черты лица оживляли хитрые карие глаза. Большой загнутый нос придавал лицу хищный вид. Это — Доктор, прозванный мною этой кличкой, ибо он прекрасно разбирался в качестве контрабандных химических продуктов.
— Что у вас нового? — спросил я, усаживаясь.
— Маленькое дело, товарищ Агабеков, — сказал он, улыбаясь. — Я уже давно слежу за группой лиц, торгующих опиумом и сантонином, и вот сегодня я выяснил, что продавцом этих товаров является одна женщина по фамилии Н.
— Вы знаете ее адрес? — коротко спросил я.
— Да, я уже успел с ней познакомиться и побывал на ее квартире. Сейчас она имеет в наличии два пуда опиума и десять сантонина. Я обещал сегодня же привести к ней покупателя на эти товары. Так что дело верное.
— Так что же вы предполагаете делать? — спросил я.
— Я думал, не будет ли лучше, если вы пойдете со мной к ней под видом покупателя. Тогда вы сами убедитесь в наличии товара, — предложил Доктор.
Я, обдумав предложение Доктора, согласился.
— Тогда пойдем сейчас же, — сказал он и, выходя из комнаты, добавил: — Только, товарищ Агабеков, не забудьте мою долю после ликвидации дела. Вы знаете, что у меня семья и сто пятьдесят рублей жалованья хватает с трудом.
— Не беспокойтесь, — прервал я его жалобы, — вы получите третью часть казенной стоимости захваченной контрабанды. Вам это полагается по закону.
Дойдя до небольшого домика, мы постучались в калитку. Вышла средних лет блондинка с утомленным и озабоченным лицом. Видно, она вышла из кухни, не успев снять передника. Доктор любезно поздоровался и представил меня. Она беспокойно посмотрела на меня и, видимо не найдя ничего подозрительного в моем виде, предложила войти.
— Посидите в комнате, я сейчас, — сказала она, направляясь на кухню. Через минутку она вернулась к нам уже без передника и села.
Торг наш был очень короткий. Она вытащила из-за стенного зеркала кусок опиума и порошок сантонина и передала нам как образец товара. Мы попробовали товар, нашли его подходящим и быстро пришли к соглашению в цене.
— Извиняюсь, мадам, я не знал, что мне сегодня придется купить такую большую партию товара, и не взял с собой достаточно денег. Если вам не трудно, я бы предложил вам пойти на мою квартиру, где вручу вам деньги, — предложил я.
— Хорошо, я только оденусь, — согласилась она и ушла в другую комнату.
— Итак, Доктор, когда мы выйдем из дома, вы покинете нас под благовидным предлогом. Ее же я возьму к себе, — прошептал я своему осведомителю. — Вечером придете на конспиративную квартиру, я вам принесу деньги за работу.
— Спасибо, — ответил он. — Кстати, у меня есть еще одно дельце. Может быть, к вечеру я сумею кое-что выяснить и передать вам.
Мы шли по улице с женщиной одни. Несмотря на жару, она оделась в темное осеннее пальто, в котором ей, очевидно, жарко. Я вел ее по направлению к нашему зданию.
— Слушайте, гражданин, далеко еще до вашей квартиры? — спросила она после десятиминутной ходьбы.
— Нет, осталось всего два квартала, — успокаивающе ответил я. Мы завернули за угол, и вдали показалось наше огромное четырехэтажное здание.
— Ах, я что-то неважно себя чувствую, очень жарко, — беспокойно сказала моя спутница, распахивая пальто.
Мы все ближе подходили к комендатуре.
— Ах, слушайте, — опять сказала она, — где же ваша квартира? Я что-то беспокоюсь, мне страшно почему-то.
Женщина, видимо, чувствовала что-то неладное.
— Что вы боитесь, мадам, — успокаивал я ее. — Вот сейчас мы придем ко мне, получите деньги, и все будет кончено.
Осталось несколько шагов до комендатуры.
— Ох! Я больше не могу идти. Я не хочу идти дальше. Мне страшно. Слушайте, это же ОГПУ! — выговорила она, уже чуть не плача. В глазах ее виден испуг и ужас.
— Не бойтесь! Разрешите вас поддержать! — Я взял ее под руку и повел в комендатуру. Она покорно шла.
Длинная комната. Стоят три стола, отделенных деревянным барьером от посетителей. За первым столом сидит дежурный комендант. Темно-синяя фуражка с красным околышем, защитного цвета гимнастерка, неизменный револьвер на ремне через плечо. Темно-синие жандармские брюки заправлены в сапоги. У дверей стоит красноармеец с винтовкой.
— Товарищ дежурный, отправьте эту женщину под конвоем ко мне наверх, — обратился я к коменданту.
— Слушаю, товарищ Агабеков!
Я вышел из комендатуры. Уже в дверях я слышал грубый голос дежурного:
— Ваша фамилия, гражданка? — это он заполнял для нее пропуск в здание.
— Итак, гражданка, вам, я полагаю, запираться уже нечего. Скажите, где у вас спрятан товар и кто вам его доставляет? — спросил я.
Женщина сидела на стуле предо мной с бледным лицом, но она уже несколько пришла в себя и, видимо, приняла какое-то решение.
— У меня нет никакого товара, — ответила она.
— Как нет товара? А что же вы мне собирались продавать? — спросил я.
— Я только была посредником у другого человека. Если я продала бы товар, то взяла бы у хозяина. А у меня самой товара нет. Можете обыскать мою квартиру, — с жаром проговорила она.
— Ну, мы это сделаем без вашего предложения, а пока в таком случае скажите, у кого же вы должны были взять товар? — задал я вопрос.
— Ну, а это — хоть расстреляйте меня на месте — не скажу. Ни за что не скажу! — уже истерично кричит она.
— Что же, придется вам посидеть в подвале, пока не скажете, — спокойно сказал я.
— Товарищ красноармеец, — обратился я к часовому, сопровождавшему женщину ко мне и ожидавшему у двери, — отведите гражданку обратно в комендатуру, и пусть ее посадят до моего распоряжения.
Красноармеец подошел к женщине. Она встала и направилась к двери; однако, не дойдя, она резко повернулась и, рыдая, говорит:
— Ах, не сажайте меня в подвал. У меня ребенок, что я буду делать? Господи, Господи! Я все скажу, только не сажайте.
— Так, я вас слушаю, — сказал я, приглашая занять место.
— У меня нет товара. Товар принадлежит Ахун-баю, кашгарскому купцу, который давал продавать мне на комиссию. Я бедная женщина, у меня ребенок. Нечем жить, — говорила она с трудом, сквозь рыдания.
— Скажите адрес Ахун-бая, — требовал я.
— Он живет на Урбе, — называет улицу. — Только, ради Бога, не сажайте меня в тюрьму.
— Хорошо, я должен проверить ваши показания, но я предупреждаю вас, что за контрабандную торговлю следует три года тюрьмы, и вы их получите, если сказали неправду. А если вы сказали правду, то мы посмотрим, что можно сделать для вас. Сейчас же вы посидите в комендатуре, пока я проверю ваши показания.
Через полчаса я, снабженный ордером на обыск и арест, подъехал к ее квартире. Калитка была незаперта. Пройдя двор, я вошел в коридор и увидел направо кухню. Стоя у шипящего примуса, худенькая девочка лет двенадцати, надев передник матери, что-то размешивала в кастрюле.