Мы давно уже обратили внимание на бюст священнослужителя в рясе, который стоял сзади и правее редакторского кресла.
— Это кардинал Анхел Эррера Ория, который основал газету в тридцать пятом году. Газета наша католическая, но акции продаются не только католикам.
Потом редактор спросил, есть ли у нас вопросы. Вопросы были. Нас интересовало экономическое состояние страны, положение рабочих, крестьян, новинки литературы, музыки.
Дон Салазар встал и предложил нам осмотреть типографию. Типография была технически устаревшей, смотреть тут было нечего. Видимо, желая показать свой демократизм, редактор повел нас в рабочую столовую. Оказалось, он сам не очень твердо знал, где она находится. Мы зашли не на тот этаж и только с помощью опроса любопытных, выглядывавших из разных комнат, попали туда, куда шли. Дон Салазар стал в очередь и купил нам каждому по выбору кофе или лимонад.
Затем мы возвратились в редакторский кабинет и дон Салазар спросил нас опять, есть ли у нас вопросы. Мы напомнили, что нас интересовало. Редактор вышел и вскоре вернулся в сопровождении еще одного господина.
— Знакомьтесь, заведующий отделом иностранной жизни дон Бартоломео Моштаса, — представил редактор своего сотрудника и удалился.
Мы повторили свои вопросы в третий раз.
— Что ж, я постараюсь ответить, — сказал заведующий отделом. Он сообщил, что промышленность Испании развивается неплохо. Иностранные банки охотно вкладывают капиталы. Значительную часть акций автомобильной промышленности приобрели итальянская фирма «Фиат», французская «Рено», американская «Крайслер». Много новых заводов строится с привлечением западногерманского и швейцарского капитала. Испания имеет положительный внешнеторговый баланс, экспорт намного превышает импорт. Туризм дает стране полтора миллиарда долларов в год. Кроме того, миллион испанцев работает за границей. Они переводят семьям деньги. Поступления валюты по этой статье тоже весьма значительны…
— А как живут те рабочие, которые не уезжают из страны?
— Рабочий день длится у нас семь-восемь часов. Это официально. Но заработка не хватает, если в семье не работают женщины. Поэтому все стараются получить сверхурочную работу на том же предприятии либо в другом месте. Таким образом, рабочий день удлиняется до тринадцати-четырнадцати часов.
Беседа наша только начиналась, но тут опять появился дон Салазар.
— Я весьма сожалею, — молвил редактор, — но время, отведенное для встречи, истекло.
Мы встали, вручили редактору сувениры: пластинки, шкатулку, бутылку русской водки. Редактор принял подарки с интересом, но провожать нас не пошел. Других сотрудников рядом не оказалось. Мы вышли на улицу одни. Шофер туристского автобуса давно уже возвратился в свой гараж. Как добраться до гостиницы, мы не знали. Пришлось бегать по улице, брать такси. Дело осложнялось тем, что нам надо было найти не менее трех таксомоторов…
Остаток дня мы посвятили знакомству с бытом королевствующих особ. Дворец в Мадриде поражал своим безумным великолепием: роскошные залы, дорогие картины, тончайшие зеркала, старинные гобелены общей длиной в несколько километров, уникальнейшая коллекция часов, золото, серебро, хрусталь… Нам показали зал, где Франко устраивает новогодние приемы для «узкого круга лиц». На стене висит огромная картина: бравый каудильо гарцует на белом коне в шляпе, подозрительно напоминающей треуголку Наполеона…
Сейчас королевский дворец ждет нового хозяина. Уже известно лицо, которое займет престол после кончины Франко.
Подошел служитель и сделал замечание дону Луису Фернандо. Оказалось, что давать пояснения на испанском языке тут запрещено. Формально дворец могут осматривать только иностранцы. Подданные Испании не должны знать, как жили и как будут жить их монархи.
— Переходите на иностранные языки — на английский или французский, — предложил служитель.
— А на русский можно?
Служитель замялся. Указаний на этот счет сверху не поступало, и вообще вопрос о русском языке раньше не возникал.
— Говорить по-испански здесь нельзя, — уклончиво ответил он.
…Говорить по-испански можно в Эскориале. Этот загородный дворец давно превращен в музей. Мы осмотрели картинные галереи, дворцовую церковь, библиотеку. Потом спустились в подземелье — усыпальницу монархов. В другом подземном зале захоронены члены королевских семей. Отдельно стоят саркофаги инфантов, скончавшихся в детстве.
Мы поднялись в летние апартаменты королей. И вот здесь, среди бархата, венецианских зеркал и позолоченных ангелов, дон Луис Фернандо, выбегавший куда-то позвонить, сделал свое замечательное заявление.
— Господа! — произнес он торжественно. — Фирма «Вагон-Ли/Кук» приглашает вас завтра на корриду!
В летнем королевском дворце началось всеобщее ликование.
— Но должен предупредить, — добавил он, — что нас может подвести погода. Существует правило: если за двадцать минут до начала корриды идет дождь, то бой быков отменяется и билеты пропадают.
— Как же так?
— Очень просто. Но не волнуйтесь, господа. Существует другое правило: если за двадцать минут до начала на трибунах окажется хоть один зритель, то представление все равно состоится, даже при дожде. Теперь вам, надеюсь, понятно, что вы все равно увидите бой быков!
С утра небо над Мадридом затянули тучи, пошел дождь. Несмотря на разъяснение дона Луиса Фернандо, мы испытывали тревогу: а вдруг на корриде в контрольные сроки никто не появится и представление отменят. Волнения оказались напрасными. Мы пришли за час до начала, а вокруг уже бурлил людской водоворот, какой бывает в Лужниках, когда встречается московский «Спартак» с киевским «Динамо».
Шустрые мальчишки шныряли в толпе, предлагая программы, маленькие фигурки быков, красочные портреты выдающихся матадоров. Из загонов, где находились быки, доносился деревенский запах хлева.
Сиденья трибун были сложены из бетонных плит, поэтому кто не хотел схватить насморк, радикулит или ангину, мог купить синтетическую подушку и сидеть на ней. Подушка имела и другое применение. Если зрителя охватывает восторг или негодование, он выхватывает подушку из-под себя и швыряет на арену.
Несмотря на дождь, публика все прибывала. На трибунах появились люди в белых халатах. Они ходили между рядов и предлагали всем желающим пить коньяк из очень больших бутылок. Мы оглянулись вокруг, но нигде не обнаружили привычных объявлений о том, что приносить с собою и распивать спиртные напитки строго запрещается. А поэтому действия лиц, отхлебывавших коньяк прямо из горлышек, вполне соответствовали здешним правилам.
Раздались звуки оркестра, и на арену выехали два всадника в длинных черных плащах и широкополых шляпах. Они открывали парад участников корриды. Затем появились пикадоры на конях, тореро, бандерильеро, матадоры в шитых золотом камзолах. Шествие замыкали люди, которые вели в упряжках рабочих лошадей. Потом эти лошади увезут с арены убитых быков.
Процессия остановилась против ложи президента корриды, который в торжественной обстановке вручил служителям ключи от загонов.
Арена опустела. Но вот на нее с бешеной скоростью выбежал бык. Ему уже успели там, в загоне, вонзить между лопатками стальной крюк, чтобы животное было злее. Быка встретил тысячеголосый рев толпы. От неожиданности бык присел на задние ноги. Появились три тореро. Они размахивали малиновыми платками, и бык принялся бегать по треугольнику, от одного тореро к другому и к третьему. При приближении быка люди скрывались за деревянные перегородки, куда бык не мог просунуть рога. Погоняв быка по арене, тореро перестали прятаться в укрытиях и, по-прежнему размахивая малиновыми платками, начали увертываться от рогов.
Прозвучала труба, и на арене появились два пикадора. Но бык и не думал набрасываться на всадников и на лошадей. Бык подошел к загородке, отделяющей арену от трибун, и жалобно замычал. Ему не хотелось драться. Ему хотелось на лужок к своим телкам…
Но вся коррида держится на том непреложном законе, что можно вывести из терпения, разозлить до бешенства самое мирное существо. Опять вступили в игру тореро. Размахивая платками перед самой мордой быка, они подвели его к пикадору. Бык бросился на лошадь, а в это время всадник воткнул свою пику в лопатку животного. Бык безуспешно попытался поднять лошадь на рога: ее бока были защищены от ударов толстым и широким стеганым матрацем. А пикадор, навалившись всем своим весом на пику, загонял ее в тело несчастного животного все глубже и глубже.
После того, как ту же операцию проделал второй пикадор, за дело взялись три бандерильеро. Поочередно выманивая быка в центр арены, они в тот же раненый бычий загривок втыкали по две длинные стрелы, украшенные разноцветными лентами.
Признаться, что от корриды мы ожидали чего-то другого. Мы рассчитывали увидеть честный бой. А тут быка со всех сторон кололи крючьями, пиками, стрелами, а он не мог дать сдачи. Впрочем, в один из моментов бык задел рогами тореро, и тот упал. Люди повскакали с мест, закричали, затопали. Чувствовалось, что трибуны так же, как и мы, «болели за быка».
Опрокинутый человек встал на ноги. Его камзол был разорван, виднелось голое тело, клочья рубахи окрасились кровью. Но тореро храбрился.
Снова рев потряс трибуны — это на арену вышел матадор. Размахивая красной мулетой, он начал играть с быком. Бык нападал на матадора, но матадор ловко увертывался. Движения быка становились медленней, из рваных ран фонтаном била кровь.
Наступил заключительный этап боя. Президент корриды отдал приказ матадору заколоть быка. Матадору вручили шпагу. Матадор прицелился и нанес удар. И хотя шпага вошла в бычью шею по самый эфес, бык не был повержен. Матадору подали вторую шпагу. Теперь уже хрипели оба, бык и человек. Бык уже не мог двигаться, он стоял, низко опустив рога. А человек, рыча, как зверь, неистово колол его в шею, под лопатку…
Второй матадор в отличие от первого поначалу выглядел молодцом. Он забавлялся со своим быком, хватал за рога, тыкал ботинком в морду. Но убить быка по всем правилам он тоже не смог. Трибуны свистели, шумели, издевались.