Мистер Леонард, оказывается, не только репортер, но и вообще мастер на все руки. Как говорится, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Когда толстому журналу потребовались материалы о крупнейших деятелях кино, то он, естественно, обратил свой взор на мистера Гендлина. Ответственный секретарь редакции лично приехал к нему на квартиру и слезно просил осчастливить журнал. В качестве задатка секретарь предлагал тысячу рублей.
Словом, от заказчиков у мистера Леонарда просто не было отбоя.
«Мне предложили, — пишет он, — сделать несколько репортажей из зала суда на процессе Юлия Даниеля и Андрея Синявского».
На этот раз мистер Гендлин писать не стал. Чего-то он там заартачился. Газету выручила из беды «оперативная работоспособность» одного писателя. За несколько репортажей этот писатель, как бы между прочим сообщает Л. Гендлин, заработал 112 тысяч рублей. Но что для Гендлина такая мелочь, когда у него головокружительные знакомства, небывалый литературный успех, самые заманчивые заказы.
Впрочем, к нашему герою обращались и с предложениями совсем иного рода. Вот свидетельства самого мистера Леонарда:
«Старик, у меня к тебе просьба. Хочешь печататься по моему отделу каждую неделю? Ты знаешь Москву, — сказал мне заведующий отделом литературы, — познакомь меня с хорошими, красивыми, рослыми молодыми девками».
Цитируем дальше:
«С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да, так, брат, — отвечает бывало, — так как-то все». Большой оригинал».
Извиняемся, здесь мы не в тот текст заглянули. Это говорит уже не Леонард Гендлин, а Иван Хлестаков, герой бессмертного гоголевского «Ревизора».
«На столе, например, арбуз — в семьсот рублей арбуз… Я всякий день на балах. Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я… А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: ж… ж… ж… Иной раз и министр…»
А вот что говорит уже не Иван Александрович Хлестаков, а мистер Леонард Гендлин:
«Правда» заказала министру рыбной промышленности статью размером в шесть тысяч слов. Срок исполнения три дня. Мне звонит по телефону референт, чтобы я срочно приехал в министерство. В общих чертах он передает смысл статьи… Целый день меня возят по московским рыбоконсервным заводам (?!), складам, холодильникам. Делается бесчисленное множество снимков… Мне предоставляется отдельный кабинет. Со мной работают две машинистки и две стенографистки».
И еще тридцать пять тысяч курьеров, которые ввиду такого срочного задания обслуживают в этот день не Хлестакова, а Гендлина.
Конечно же, в самой «Правде» нет и не может быть таких знатоков рыбного дела, как Гендлин, вот и приходится идти к нему на поклон. Разумеется, министерство и «Правда» в неописуемом восторге от творений Гендлина. Затем следует и вознаграждение.
«Через знакомых узнаю домашний телефон министра. Трубку снимает его жена. Говорю ей о статье.
— Голубчик, срочно приезжайте ко мне домой».
А дальше рыбные приключения мистера Леонарда переходят прямо-таки в детективные штучки-дрючки. На такси он мчится к министру на дом. Но министр уехал в командировку. Знаменитого автора приветливо встречает хозяйка дома. Улыбаясь, она протягивает конверт с деньгами. В лифте автор считает бумажки: семьсот восемьдесят четыре рубля!
Сумма, скажем прямо, нереальная, несуразная, однако вполне достаточная для покупки хлестаковского арбуза, который, как мы знаем, стоил всего семьсот рублей.
И вот этот хлестаковский арбуз не дает покоя мистеру Леонарду Гендлину. «Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш…» Ну, как, скажите, не позавидовать заокеанскому писаке вдохновенному вранью Ивана Александровича! Впрочем, и мистер Гендлин тоже «везде, везде». Он всегда в курсе тех дел, о которых говорят «в узком правительственном кругу». Он во всех издательствах самый почетный гость, с ним любой редактор сочтет за счастье пропустить стаканчик.
С немалым удивлением я вычитал в статье о том, что этот Гендлин и со мной был за панибрата. «Илюша, — пишет он, — частый завсегдатай московских кабаков». (Замечу в скобках, что кабаков в Москве давно нет, а «частый завсегдатай» сказано коряво, не по-русски.) «За себя, — продолжает автор, он (то есть я. — И. Ш.) никогда не платит». Кто же, интересно, за меня платит? Ах, ведь я забыл, платит за меня сам мистер Гендлин, который уверяет, что много раз сиживал со мной за одним столиком.
Но вот беда, ни я, ни мои коллеги никогда не слышали о таком короле репортеров и публицистов, как Леонард Гендлин (или о той личности, которая скрылась за этой подписью). Личность эта сугубо безграмотна, он не знает элементарных газетных азов и пользуется для своих писаний всякими слухами, сплетнями и прямым вымыслом.
Впрочем, кое в чем мистер Гендлин является и в самом деле специалистом, знатоком. С необычайными подробностями он живописует, кто с кем состоял в интимных связях в коллективе молодежной редакции. Для достоверности он называет девичью фамилию героини описываемой им любовной интриги. Затем указывает ее фамилию в замужестве. Затем утверждает, что она родила ребенка не от мужа, а от любовника… Что уж тут скажешь? Разве лишь то, что, перебравшись в Соединенные Штаты, мистер Гендлин отнюдь не стал джентльменом.
Какое уж там джентльменство! В своей неистовой злобе к стране, где он, надо полагать, родился, пустобрех пыжится, кликушествует, не стыдясь гнусной и грязной клеветы.
В «Правде» мистеру Л. Гендлину особенно не по нутру фельетон. К нему он, как и многие другие буржуазные писаки, питает лютую ненависть. Еще бы, всей этой пошлой братии хотелось бы, чтобы фельетонисты «Правды» нападали на советский строй, на честных советских людей. А они защищают советский строй, изничтожают все, что мешает нашему делу. Это и приводит мистера Гендлина в бешенство.
«Отделом фельетонов, — сообщает злопыхатель, — заведует Илья Шатуновский. До «Правды» он работал в той же должности в «Комсомольской правде». Со страстью матерого волка Шатуновский борется с бракоделами, спекулянтами, евреями, желающими выехать в Израиль.
По деяниям Илья Шатуновский — международный преступник. На его личном счету аресты и уголовные процессы»… (следуют фамилии неизвестных мне уголовников. — И. Ш.).
Об этих подонках и отщепенцах «Правда» вообще не написала ни строчки. Но что до этого клеветнику из-за океана! «Разгромив» заведующего отделом, мистер Гендлин принимается за его заместителя.
«Фельетонист Суконцев в одном из фельетонов предложил «всем инакомыслящим русским, евреям, украинцам, литовцам раз и навсегда закрыть глаза и отправить их в страну праотцов».
Видите, какой жук этот Гендлин: даже для достоверности цитату высосанную из пальца в кавычки взял! Какому советскому человеку придет в голову такая чушь и какой советский редактор станет эту чушь печатать!
Мистер Гендлин врет чище сивого мерина, полагая, что читатели «Нового русского слова» не узнают правды и не смогут уличить его во лжи…
Но стоит ли нам дальше разоблачать клеветнические бредни мистера Гендлина! Судя по всему, краснеть он не научился. И без того уже ясно, что с поставленной задачей — рассказать, как делается советская печать и газета «Правда», — он не справился ввиду полного незнания вопроса.
А вот про то, как делается газетенка «Новое русское слово», печатающая вздорные измышления мерзкого клеветника, мистер Леонард Гендлин рассказал нам во всем своем блеске и великолепии.
1973 г.
РУКОПИСИ НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ…
Давным-давно, когда я еще не думал, что стану журналистом, меня всякий раз озадачивали объявления на последних страницах разных печатных органов: «Рукописи не возвращаются»…
«Почему не возвращаются? — удивлялся я. — Что это за порядок: человек принес в редакцию статью, она не понравилась, стало быть, не нужна. Но нельзя, оказывается, получить ее обратно!»
Теперь я отработал в печати много лет, а толком так и не узнал, для чего пишут это самое: «Рукописи не возвращаются»… Может быть, для того, чтобы придать изданию солидный вид. Или, чтоб автор, отправляя рукопись в редакцию, осознавал всю ответственность такого шага. Или тут вступают соображения финансового порядка, продиктованные заботой главного бухгалтера о снижении почтовых расходов…
Впрочем, это имеет, можно сказать, лишь сугубо теоретический интерес. На практике дело обстоит иначе. За всю свою газетную жизнь я не припомню случая, чтоб кому-нибудь отказались вернуть назад материал, сославшись на принятый порядок: «Рукописи не возвращаются»…
Авторам отвергнутых вещей с легким сердцем высылают их неудачные творения, и они с надеждой волокут их в другие издания. Счастливцам, у которых статьи напечатали, отдают документальные материалы, которые те представляли для сверки и уточнений. Возвращают читателям присланную ими переписку, а такая переписка, например, по пенсионным, жилищным делам, по трудовым спорам, иногда составляет целый том.
Словом, старые рукописи редакциям не нужны. Утром, идя на работу, я часто встречаю наших экспедиторов, которые грузят в лифт несколько больших бумажных мешков. Это ежедневная порция читательских писем в «Правду». Чтобы хранить одни только письма, нашему издательству пришлось бы построить гигантские хранилища и каждый год пристраивать к ним все новые и новые.
Невозможно хранить не только читательские письма, но и другие документы: рукописи, переписку с организациями и собственными корреспондентами, недельные заявки и квартальные планы, все эти тонны и кубометры исписанных бумаг, оседающих в ящиках столов и на полках шкафов. Поэтом