Ум представляется нам чем угодно, только не пустотой. Человек имеет дело с непрерывным потоком представлений о том, кто он есть, кем был, кем будет, — и принимает эти умственные построения за «я». Подобные представления складываются у нас и об окружающих. Именно поэтому в отношениях людей царит такой хаос, причина которого — в беспорядочном нагромождении образов. Когда же этим образам что-то угрожает, мы страдаем.
На Западе люди склонны считать, что образ себя имеет реальное значение и что самореализация означает его трансформацию. Человек продвигается от убогого образа себя к хорошему, а затем — вне всяких сомнений — к великолепному. Иными словами, он продвигается от ночного кошмара к сладкому сну. С точки зрения медитативной практики любые образы равноценны и одинаково ложны. Когда практикуешь достаточно долго, все твои образы, даже самые любимые, рассыпаются в прах. Ты вообще перестаешь видеть сны. Просыпаешься.
Люди почему-то считают, что путь к счастью лежит через укрепление «я» — нужно сделать его более уверенным в себе, добыть для него побольше денег, обеспечить ему престижное положение в обществе, сделать внешне привлекательным. Практика не возражает против всех этих вещей как таковых. Но когда человек строит из них свое «я», это приводит к страданиям.
Будда сказал: «Рождение есть страдание». У этого утверждения есть несколько уровней значения. Очевидно, физический процесс деторождения подразумевает страдание. Кроме того, рожденное тело подвержено всякого рода страданиям, о которых мы уже говорили выше. Но у этих слов есть и более тонкий уровень смысла. Страдания возникают в результате рождения эго. Оно рождается и умирает на протяжении всего дня — всякий раз, когда та или иная ситуация вызывает в нас в новое ощущение «я».
Такое страдание настигает кого угодно. Оно настигает бездомного. Не просто потому, что он голоден, беззащитен и одет не по погоде — все это очевидно, — но и потому, что он отождествляет себя с ситуацией: «Я плохой. Я ничтожество. Я бомж». Подвержены страданиям и богатые люди. В годы великой депрессии в США некоторые настолько отождествляли себя со своей чековой книжкой, что, лишившись денег, совершали самоубийство.
В Таиланде я познакомился с одним монахом из Канады. Внешне этот человек выглядел как безупречный монах, но как-то раз он признался мне, что глубоко несчастен. Дело в том, что его целыми днями преследовала мысль: «Я — монах, я — монах». Иногда он бывал доволен этим образом себя — когда думал, что соответствует ему. Иногда же он мучился, когда считал, что не достоин звания монаха. В любом случае, этот образ стал для него обузой.
Человек, который ежедневно отправляется на Уолл-стрит в дорогом костюме, итальянских туфлях и самом роскошном плаще, какой только можно купить за деньги, но не отождествляет себя с этими вещами, — свободнее, чем тот монах в скромных одеяниях, для которого аскетическая жизнь стала ловушкой.
Важнейший вопрос данной практики и духовной жизни вообще: «Кто ты?» На первых порах ты отвечаешь штампами, стандартными образами. Но, приглядевшись к ним внимательнее, ты понимаешь, что они не выдерживают никакой критики. Все, что ты считаешь собой, приходит и уходит, все это лишено устойчивой сущности. По мере того как подобные образы меркнут, ты обретаешь связь с чем-то непостижимо огромным, глубоким и живым. В этом огромном пространстве можно жить, но дать ему название нельзя. Едва ты даешь ему имя, за это имя хватается эго — и пространство съеживается. Ты снова становишься просто маленьким человечком.
Центральная идея нашей практики — освобождение. И хотя кажется, что данная практика предполагает только индивидуальную работу, она по сути не эгоистична, хотя вначале дело может обстоять именно так. Эго со всеми его желаниями как раз и является той проблемой, которую мы пытаемся решить.
Достигнув определенных высот в практике, вы обнаруживаете, что работаете не ради себя, а ради всех существ. У нас у всех одинаковый ум, и если ваше мышление станет более ясным и здравым, вы сможете помочь всем.
Работа с пустотой
На этом этапе работы с сутрой полезно еще раз обратить внимание на процесс созерцания. Осознанность — простое присутствие здесь и сейчас — составляет основу практики всех направлений буддизма и имеет различные уровни. Первые попытки созерцания могут быть в значительной мере окрашены жизненным опытом человека и его личными достижениями, а также местными нормами и особенностями воспитания. От всего этого очень трудно освободиться.
Созерцая что-то с позиций своей души, человек руководствуется интересом к себе. Поэтому он не может отражать явления так, как чистое зеркало, не влияя на то, что видит. По мере того как мы работаем над собой, кое-что изменяется и в некоторые моменты нам удается смотреть на те или иные объекты вне определенной точки зрения.
В такие моменты вам удается освободиться от психологических предрасположенностей, но не от самосознания. Все равно остается кто-то, кто выполняет практику, а значит, сохраняются искажения и некоторая обособленность. Такая обособленность вполне естественна, когда вы учитесь чему- то новому — например, езде на велосипеде. Вначале, оседлав эту странную конструкцию, человек чувствует себя очень неуклюжим. Ему трудно сохранять равновесие. Но со временем все посторонние ощущения отпадают и он просто едет на велосипеде, как будто сливаясь с ним.
Если заниматься практикой достаточно долго, наступает день, когда самосознание исчезает. Ум утихает, сохраняя расслабленную бдительность. Созерцателя больше нет. Обособления от объекта нет. Вы не пытаетесь удерживать внимание, просто удерживаете его и все. И в конце концов остается только внимание.
Когда присутствует созерцатель, присутствует и мышление, обусловленное категориями «я» и «мое». Попытки медитировать невзирая на созерцателя причиняют страдания. Нередко люди приходят ко мне для беседы и жалуются: «Я недоволен своей практикой. Мне следовало бы быть спокойнее. Я хочу испытать то, о чем вы постоянно нам говорите, и обрести мудрость. Не знаю, в чем эти озарения заключаются, но хочу, чтобы они у меня были».
Страдает именно созерцатель — эго, облаченное в одежды йога. Теперь у эго есть новое поле деятельности — уже не деньги, секс или власть, а нечто гораздо более важное, чем все эти вещи. Духовная практика! И вот мы подменяем процесс созерцания каторжным трудом. Мы превращаем свою комнату для медитаций в камеру пыток, и практика причиняет нам точно такие же страдания, как те, от которых мы хотели избавиться с ее помощью. Когда вы замечаете, что мучаете себя, это само по себе приносит большое облегчение — практика становится намного легче и приносит больше радости.
Несколько лет назад в одном из зданий центра для ритритов Общества Медитации Постижения делали ремонт. Поэтому вместо идиллических весенних звуков — чирикания птичек и трескотни белок — раздавалось визжание электропил и грохот молотков. Везде валялся строительный мусор. Все участники ритрита были предупреждены об этом заранее. И все же они приехали,лелея в душе несколько иные ожидания. Им хотелось мира и тишины, а они попали на стройплощадку. Ученики то и дело просили меня побеседовать с ними: «Когда прекратится этот шум? Он сводит меня с ума. Невозможно медитировать!»
В действительности, и мы уже говорили об этом во второй главе, медитация всегда имеет дело с простыми ощущениями. Участники ритрита ожидали нежного «чирик-чирик», а получили грохот и визг электрических пил. Но любой звук представляет собой всего лишь колебания воздуха, воздействующие на орган слуха. Он либо приятен, либо неприятен, либо нейтрален, и нет ничего неправильного в том, что стук молотков и визг пил человеку неприятны.
Практикуя наблюдение пустоты, нужно уметь воспринимать все таким, как есть. Не следует превращать «звук» в «шум» (что подразумевает оценочное суждение). И тем более не следует делать еще один шаг и жаловаться: «Как они могли со мной так поступить? Мне обещали ритрит для медитаций. Я плачу за пребывание здесь немалые деньги». Впрочем, и эти шаги можно сделать, но нужно их сознавать. Тогда вы пронаблюдаете, как создаете страдание из простого чувственного ощущения.
Мы пытаемся избежать не самих ощущений, но их перерастания во что-то другое. Но даже если это происходит, вы по меньшей мере видите, что эго лишено устойчивой сущности. Вы — просто ряд рождений и смертей, происходящих в течение всего дня. Вы — процесс.
Учителя различных традиций снова и снова пытались выразить данную истину. Мне очень нравится, как это сделал китайский поэт Ли Бо:
Птицы растаяли в сини небес,
Дождем пролились облака.
Остались лишь двое: я и гора,
А вскоре — только гора.
Поэт говорит о переживании пустоты, когда созерцаемый объект — в данном случае гора — обретает все большее величие. И если ваше «отсутствие» будет достаточно интенсивным и продолжительным, оно может перерасти в опыт просветления, который навсегда изменяет жизнь созерцающего.
Другое полезное поучение — из христианской традиции: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царствие Небесное». Я никогда не считал это утверждение порицанием богатства и достатка. Богатство подобно всем остальным вещам. Если ты богат, но не привязан к богатству, никакой проблемы нет; если же ты идентифицируешь его как «мое», оно может стать источником огромных страданий.
Возможно, этим высказыванием Христос просто хотел показать, насколько сложно не привязаться к богатству. Когда много имеешь, трудно не считать, что это всё и есть ты. Я полагаю, что на более глубоком уровне Христос имел в виду эго. Когда эго богато и отождествляет себя с самыми разными вещами, оно не может войти в Царство Небесное. Но стоит отбросить все это — и царство оказывается там, где ты находишься в данный момент, — ты уже в нем.
Еще одно прекрасное выражение принадлежит мастеру дзэн Линь Цзи: «Настоящий человек вне чинов». Для меня в этой фразе сосредоточено все наше учение. Ты можешь быть членом совета директоров самой большой корпорации в мире, но это не повлияет на твой характер. Ты можешь быть дворником в трущобах, и это тоже тебя не изменит.