Некоторое время они просто смотрели друг на друга. Наконец он сказал:
— Поедем со мной в замок, Джамиля.
Каждая клеточка ее тела хотела поехать с ним, но она только покачала головой и отступила. И в этот момент кто-то вывел лошадь из стойла недалеко от Салмана. Он в ужасе посмотрел на лошадь, затем — снова на Джамилю. Он был бледен как смерть и только прошептал:
— Черт, я не готов к этому…
Он сел в джип, и машина резко сорвалась с места. Джамиля чувствовала себя бесконечно жестокой. Она впервые осознала, что в ее власти причинить ему боль, и это ей не понравилось. Она стояла растерянная и вдруг заметила Абдула. Он просто смотрел на нее, а затем медленно покачал головой, и Джамиле стало еще хуже.
Ночью она почти не спала. Больше не было ни записок, ни телефонных звонков. Ее мучило чувство вины, и она с трудом сдерживала себя, чтобы не отправиться к Салману.
На следующее утро она встала измученной и к четырем часам дня уже не стояла на ногах. И в этот момент в ее офисе раздался телефонный звонок. Ей нужно было лететь в отдаленную бедуинскую деревню, спрятавшуюся в горной долине. Было уже поздно, и Джамиля понимала, что ей придется остаться там на ночь.
Дело было в том, что лошадь не могла ожеребиться и ее хозяин боялся за ее жизнь и за жизнь жеребенка. Ветеринар был в отъезде уже несколько дней, а Джамиля изучала ветеринарное дело и всегда помогала, когда что-нибудь подобное случалось.
Она собрала вещи, позвонила пилоту и отправилась на вертолетную площадку, располагавшуюся позади замка. Когда она проезжала мимо дворца, то изо всех сил старалась думать о чем угодно, только не о мужчине, который находился там сейчас.
Они летели над горами, и Джамиля с восторгом смотрела на эту далеко не всегда гостеприимную землю. Однако именно жившие здесь бедуины поднялись и дали отпор войску султана несколько лет назад, а потом освободили шейха и его семью. Именно они спасли Салмана.
Джамиля уже видела деревню, спрятавшуюся далеко внизу, в расщелине. Она утопала в роскошной зелени — горные ручьи питали этот оазис — и была похожа на кусочек рая посреди лунного пейзажа.
Они подлетели ближе, и девушка заметила припаркованный джип. Смутные сомнения на секунду пронзили ее, но она отбросила их.
Она вышла из вертолета, водитель уже ждал ее и помог сесть в машину. Они направлялись в деревню, но она никого не видела, не было и детей, которые всегда ждали угощений, которые им привозили. Она сказала себе, что уже поздно, сумерки сгущаются, а бедуины рано ложатся спать.
И вдруг Джамиля увидела шатер, раскинувшийся на берегу пруда в дальнем конце огороженного участка земли. Такие шатры обычно расставляли для Надима, когда он путешествовал по стране. Шофер остановился, и Джамиле стало не по себе. Она вышла из машины и услышала вдалеке звук улетающего вертолета. В этот момент кто-то появился из шатра. Он был высокого роста. У него была царственная осанка. Он был одет в национальный костюм Мерказада.
Глава 9
Джип развернулся и уехал, а Джамиля стояла и смотрела на Салмана, ощущая всепоглощающее желание. Хотя она видела его всего лишь накануне, она уже безумно соскучилась. Ей хотелось и ударить его, и поцеловать. Его поступок был невероятно наглым — и от гнева у нее перехватывало дыхание. Но в то же время он был и невероятно романтичным — и ей хотелось любить его.
Но она не покажет ему виду. Она должна противостоять ему. Потому что он все равно оставит ее, и на этот раз она не сможет пережить это. Ведь теперь она столько знает о нем.
Джамиля повесила сумку на плечо и зло посмотрела на Салмана. Ему стало не по себе. Она никогда не была такой красивой. На ней были поношенные джинсы, рубашка и ботинки. Никакой косметики. Волосы выбились из конского хвостика, и длинные вьющиеся пряди обрамляли лицо. Ему казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он видел ее в последний раз.
Она вскинула голову и произнесла ледяным голосом:
— Я так полагаю, никакой лошади нет?
Он покачал головой.
— Значит, ты теперь похищаешь людей, да? Неожиданно для управляющего хедж-фондом. Побереги свою находчивость для кого-нибудь еще.
Салман видел, что она не хочет оставаться, но он не мог ее отпустить. Она слишком сильно была нужна ему.
Джамиля повернулась и пошла прочь, в деревню.
— Я возьму лошадь и вернусь в Мерказад верхом. Это займет всего лишь день или два.
Он схватил ее сзади, сумка упала на землю, и девушка не успела запротестовать, как он понес ее внутрь. Шатер был ярко освещен множеством маленьких ламп, при свете которых убранство выглядело еще роскошнее. В центре стояло низкое ложе, покрытое атласными и шелковыми покрывалами. Все было как в кино.
Он положил ее на ложе, она резко повернулась и почувствовала, что ее волосы рассыпались.
— Ты прекратишь это?
Ее сердце яростно стучало, но Салман ответил совсем спокойно:
— Вертолет вернется через три дня. И джип тоже. А лошадь тебе никто не даст, потому что я приказал.
Три дня! Джамиля погружалась в панику.
— Почему целых три дня?
— Потому что три дня ты притворялась и отказывалась вернуться в замок.
— Я управляю конюшнями, Салман. Какое в этом притворство? Я там живу! — Джамиля так испугалась его власти над собой, что выпалила, не подумав: — Ты забрался сюда, чтобы быть подальше от конюшен?
Салман побледнел, и в ту же секунду Джамиля пожалела о своих словах. Он сделал шаг назад, и она протянула к нему руку.
— Салман, прости.
Он отступал, и ей вдруг захотелось, чтобы он, наоборот, подошел ближе. Он провел руками по волосам и строго сказал:
— Да, ты права. Это унизительно. Я не могу там даже минуту находиться.
Джамиля подошла к Салману и взяла его за руку. Злость ее исчезла, и она сказала очень нежно:
— Никто бы не смог. После того, что ты пережил.
— Не знаю, что мне больше нравится — когда ты шипишь от злости или когда жалеешь меня, как сейчас.
— Я не жалею тебя, Салман, это не жалость. Это понимание.
Он прикоснулся губами к ее рту, и Джамиля почувствовала, что не может сопротивляться. Однако в какой-то момент она нашла в себе силы уклониться. Тяжело дыша, она положила ладони на его грудь и слегка отстранила его:
— Этого не будет, Салман. Я сказала тебе в Париже, что все кончено. Я не буду твоей домашней забавой, с которой ты возишься, потому что все просто.
Через секунду он уже сжимал лицо Джамили в своих ладонях и целовал. На этот раз уже не нежно, а требовательно. Она чувствовала его возбужденное тело и крепко сжала бедра. Черт его возьми! Наконец ей снова удалось уклониться от его поцелуев. Ее кулачки все еще упирались в его грудь.
— Ты считаешь, что это просто? — спросил он.
— Секс не поможет уйти от проблем, Салман аль Сакр. И я не останусь здесь на три дня.
— Послушай, если бы ты действительно этого хотела, я бы оставил тебя. Те женщины, которые не хотят меня, никогда меня не заводят.
Джамиля чуть не рассмеялась — можно подумать, что такие женщины существуют!
— И что? Ты установил время, сколько продлится это желание? Так? Три дня — и мы насытимся?
Салман улыбнулся — и это была голодная улыбка. Джамиля задрожала от предвосхищения.
— Да, я надеюсь, через три дня мы насытимся, и, может, к нам вернется что-нибудь похожее на здравомыслие. Потому что одно я знаю наверняка: когда дело касается тебя, я плохо соображаю.
Она вдруг поняла, что должна кое-что узнать.
— В ту ночь в Париже шесть лет назад… ты действительно ужинал с той женщиной? — Образ рыжеволосой красавицы все еще не давал Джамиле покоя.
Салман медленно покачал головой. Он все еще прижимал ее к себе, и она чувствовала его возбуждение.
— Нет… Я больше никогда не видел ее — только на работе. И она не из тех, кто прощает унижение. — Казалось, ему трудно было признаться в этом, но он все сказал: — В тот вечер я напился до беспамятства. Первый и единственный раз в своей жизни.
Джамиля освободилась из его рук и отвернулась, чтобы он не мог увидеть ее лицо. Она знала, что он не обманывает ее — зачем ему это? Он может быть очень жестоким, так зачем же ему скрывать правду, если он спал с той женщиной? Его признание выбило еще один кирпичик из той стены, которую Джамиля воздвигла вокруг себя, чтобы защититься. И она ненавидела его за это, потому что ему ничего не стоило это признание. Он совсем не понимал, как много оно значит для нее. Джамиля снова повернулась к нему. Она решила быть сильной.
— Этих трех дней не будет, Салман. Моего здравомыслия хватит на нас обоих, поверь мне. Для тебя это просто развлечение. Ты не можешь смириться с тем, что впервые в жизни не получил того, что хотел, и не знаешь, что с этим делать.
Он подошел к ней, положил свои большие ладони на ее талию и притянул к себе. Джамиля видела, что в его глазах появился гнев.
— Джамиля, мне начинает надоедать, что ты воспринимаешь меня только как избалованного плейбоя. Все гораздо серьезнее, уверяю тебя.
Его слова подействовали на девушку. Она понимала — он прав. Он вовсе не легкомысленный плейбой, каким все его считают. Джамиля подняла голову. Она твердо решила не подчиняться ему и не оставаться здесь на три дня, потому что стоит ей погрузиться в эту волшебную негу, и она начнет надеяться на большее, поверит в то, что на этот раз все будет по-другому.
— А что еще я должна думать, если ты ведешь себя как плейбой, который использует свою власть, чтобы получить желаемое?
Ее слова больно ранили Салмана, но он старался не показать своих чувств. Однако факт оставался фактом: никогда еще он не тратил столько сил на то, чтобы затащить женщину в постель. Никогда еще женщина не занимала столько места в его жизни. Впрочем, нет. Однажды так уже было. С этой же женщиной.
Она всегда жила в его мыслях, даже если он не всегда понимал это. Зато теперь это ему было ясно. Когда он был подростком, то испытывал постоянное чувство вины за то, что замечал, как развивалось и формировалось ее тело. В тот день, когда он покидал Мерказад, ей было шестнадцать, и он дотронулся до ее щеки, хотя на самом деле ему хотелось поцеловать ее.