опыталась убрать его руку, но он снова положил ее на ее живот и жестко сказал:
— Ты никуда не пойдешь.
Стыд пронзил ее, как только она поняла, что вся промокла и что одежда прилипла к ее телу. Словно прочитав ее мысли, Салман опустил глаза, и она почувствовала, как ее грудь реагирует на этот взгляд, становясь тяжелее, а соски затвердели так сильно под мокрой одеждой, что ей стало больно. Она боялась думать о том, какой прозрачной стала легкая ткань под этой мощной струей. Его глаза загорелись и через секунду потемнели. Это было ужасно, но она чувствовал ответный жар. Она еще раз попыталась освободиться, но Салман только подвинулся ближе, взял ее руки и поднял их над головой. Она отчаянно сопротивлялась, потому что чувствовала себя особенно уязвимой, но это была борьба против того огня, который разгорался в ней самой, в ее теле. Когда их бедра соприкоснулись, она поняла — необходимо немедленно это прекратить.
— Отпусти меня.
Она хотела ударить его коленом в самое уязвимое место, но он быстро изменил их положение так, что его бедро оказалось между ее ног, и она буквально онемела. Одна его рука, словно наручники, сковывала обе ее, другой он поднял ее лицо за подбородок. Джамиля сжала зубы и попыталась отвернуться, однако он снова повернул ее к себе. Он улыбался, и это была улыбка хищника.
— Неужели ты совсем не рада меня видеть?
Ее сердце предательски замерло, и она едва не плюнула ему в лицо.
— Ты последний человек на земле, которого мне хочется видеть, Салман аль Сакр.
Он покачал головой и с притворной грустью произнес:
— Ты все еще скрываешь свои чувства ко мне, Джамиля?
Она похолодела от ужаса, хотя в ванной было жарко. Она должна защитить себя. Джамиля собралась с силами и заговорила так же расслабленно, как и он. Она даже улыбалась.
— Ничего подобного. У меня нет чувств к тебе, Салман, и никогда не было. То, что ты видел в Париже, — обычная реакция женщины на первого любовника. Ничего нового. Ты ничего не значишь для меня. Я только ужасно зла на тебя, потому что ты проявил неуважение к брату и его жене, которые дороги мне. Ты устроил разгром в замке, и я больше не могла спокойно наблюдать это. — Ей становилось все труднее держаться спокойно, потому что он еще больше приблизился к ней и она почувствовала тяжесть его бедер, а потом это стало почти невозможным, потому что она заметила, что у него эрекция. Ей стало совсем жарко, и она закричала: — Ты животное!
— Согласен. Есть в этом что-то животное. — Его глаза потемнели и опасно затуманились, но в глубине их все еще сверкала злость.
Он крепче сжал ее подбородок, нагнулся к ней и поцеловал так быстро, что она не успела вдохнуть. Их тела сблизились, грудь к груди, бедра к бедрам, и Джамиля немедленно ощутила дикое желание.
Ей хотелось сбросить мокрую одежду и прижаться к Салману, чтобы почувствовать своей влажной кожей его мокрую кожу. Память моментально подбросила ей воспоминание о том, что однажды уже произошло в душе. Тогда он прижал ее обнаженное тело к стене, она обнимала его ногами за талию, и он вошел в нее, и все вокруг поплыло в горячем тумане страсти.
Воспоминание было настолько ярким, ее реакция на него — такой сильной, что Джамиля разозлилась и демонстративно поцеловала Салмана — и тут же поняла, что это было безумием, потому что он притянул ее еще ближе. Ей просто необходимо выбраться отсюда. Она не позволит снова затащить себя в этот темный омут, где исчезнут прошлое и настоящее и где она забудет, какую боль он причинил ей. Он на секунду отвернулся, и она воспользовалась возможностью спасения и быстро выскользнула из душа, вода лилась с нее. И только сейчас она осознала, что едва может держаться на ногах.
Салман медленно повернулся под струей воды и посмотрел на нее. Она видела, как его руки опустились вниз, на джинсы, и сердце ее бешено заколотилось. Он расстегнул верхнюю пуговицу и медленно сказал:
— Я собираюсь немного расслабиться. Не хочешь присоединиться?
Джамиля заставила себя поднять взгляд и покачала головой:
— Я не присоединюсь, даже если мы будем последними людьми на земле и от нас будет зависеть судьба цивилизации.
Салман улыбнулся и расстегнул молнию. Краем глаза Джамиля видела завитки темных волос. Еще немного — и она не выдержит. Она не понимала, почему не может сдвинуться с места.
— Но у нас бы получились прекрасные дети, — вдруг сказал Салман, и Джамиля издала странный звук.
Ей хотелось рыдать и хлестать Салмана по мокрому лицу, и сквозь все эти эмоции проступало ужасное желание носить в себе ребенка этого мужчины. И это желание вернуло ее к реальности и чудовищной боли, потому что на самом деле она знала, что это такое — носить в себе его ребенка. Пусть это продолжалось совсем недолго. Она все еще чувствовала эту боль потери, о которой он никогда не узнает.
Салман все еще насмешливо смотрел на нее, спуская свои мокрые джинсы, пребывая в счастливом неведении о той кардинальной перемене, которая произошла внутри Джамили. Она отвернулась, схватила полотенце и, едва держась на ногах, вышла из ванной. Он так ничего и не понял. Вслед ей раздалось насмешливое «Трусиха!».
Джамиля ушла, и Салман стоял в душе, опершись руками о стену и склонив голову вниз. Всего минуту назад она была у него в руках — насквозь мокрое и самое желанное существо на свете. Он включил холодную воду — это было необходимо, потому что в противном случае ему бы пришлось самому доставить себе удовольствие, чтобы просто не сойти с ума, чего он не делал с тех пор, как был подростком. Он вынужден был признать, что его рассудок исчез вместе с Джамилей.
Ее белая рубашка сделалась прозрачной, как только намокла, и он видел ее белый кружевной бюстгальтер и темные соски. Ее груди были все такими же высокими, твердыми и округлыми — они бы наполнили его ладони, словно спелые фрукты.
Он вздохнул, потому что его своенравное тело не хотело сдаваться, несмотря на обжигающую струю холодной воды. Теперь у него оставался только один способ обрести покой — снова заполучить Джамилю в постель и утолить свою страсть. И утолить ее страсть, потому что их влечение друг к другу было нестерпимым. И будь оно проклято, это прошлое! Если он пробудет здесь месяц и не прикоснется к ней, он просто сойдет с ума.
Все аргументы об эмоциональном покое Джамили и спасении его души потеряли всякий смысл перед лицом страсти. То, как она держала себя с ним, не оставляло сомнений, что она больше не испуганная и наивная девственница — это приободрило его. И хотя внутренний голос шептал ему, что эту перемену сотворил с ней именно он, Салман не обращал на него внимания. Однако он все же задумался на минуту: «Черт возьми, она же была девственницей!» Он был уверен тогда, что у нее есть хоть немного опыта, и все еще помнил свой шок, когда осознал, что это не так. А потом она хрипло стонала и просила его не останавливаться. Она была так прекрасна. Он не мог остановиться — он всего лишь человек…
Он сжал губы. Она сказала ему, что имела любовников и что тот шок, который был у нее в Париже, — все лишь обычная привязанность к первому мужчине. Эта мысль должна была бы успокоить его, но он не успокоился.
Он резко выключил кран и вышел из душа. Тщательно вытираясь, он думал о том, что, даже если наказанием за это будет вечный ад, он и тогда не откажется от мысли снова оказаться в постели с Джамилей. Он надел чистую одежду и постарался забыть на время о Джамиле. У него было о чем подумать. Например, о том, действительно ли все его гости выдворены. Он всегда забывал о своих кошмарах, наблюдая за тем, как другие полностью растворяются в блаженной нирване. Впервые за много лет это не сработало.
— Я извинился перед Ханной и Хишамом.
Джамиля собрала все силы, прежде чем оторвать взгляд от чемодана, который она распаковывала в одном из гостевых сьютов. Она не хотела, чтобы Салман так быстро узнал, что ей пришлось уступить мольбам Ханны и главного советника Надима и перебраться в замок. Наконец она глубоко вдохнула и повернулась. Салман, в белой рубашке и темных брюках, лениво прислонился к двери.
— Я знаю, — холодно ответила Джамиля, стараясь не поддаваться предательскому зову своего тела. У нее был долгий тяжелый день после того памятного утра, и она чувствовала себя очень уставшей.
Он, конечно, легко завоевал расположение Ханны. Рассказывая, как искренне Салман извинялся и как он раскаивается, экономка смущенно краснела.
— Стало быть, тебя послали нянчиться со мной? — насмешливо спросил он. — А ты будешь меня наказывать за плохое поведение?
Судя по его голосу, он ни в чем не раскаивался. Она посмотрела в его глаза и тут же пожалела об этом, потому что ее потянуло в этот темный омут и бабочки запорхали в животе. Салман обладал уникальной способностью проникать в самые глубины ее души и выворачивать ее наизнанку. У него всегда была эта способность.
— Меня попросили пожить здесь, — сказала она ледяным голосом. — Вот так. Надима и Изольды нет, а в замке полно дел. Ты же не собираешься их делать.
Искра вспыхнула в его глазах, но тут же погасла, и Джамиля не понимала, почему ей так плохо.
— Вот оно как. — Он насмешливо улыбнулся. — Я лишился репутации блудного брата, за которым нужен глаз да глаз?
— Вроде того, — холодно ответила Джамиля, а потом вдруг, неожиданно для самой себя, спросила: — Зачем ты сюда приехал?
Глаза Салмана опасно загорелись.
— Я скажу тебе, если ты поужинаешь со мной сегодня.
Начинается. И хотя ей снова стало жарко от его взгляда, Джамиля вся сжалась от боли и твердо произнесла:
— Я не собираюсь развлекать тебя в отсутствие твоих мерзких друзей.
Она подошла к двери и попыталась закрыть ее. Это было непросто из-за Салмана. К счастью, он сделал шаг назад, однако до того, как дверь захлопнулась, он задержал ее и сказал:
— Я пробуду здесь несколько недель. Ты не сможешь все время избегать меня, особенно сейчас, когда мы живем под одной крышей.