– Почему дружина, а не школа? – очнулся Миша.
Но Знобина перебила:
– Слушайте, вам не надоело шастать по кабинетам? Может, мы выполнили миссию и поедем домой уже?
– Не знаю, – развёл руками Илья Андреевич, – я не видел, собирала ли ты материал.
– Надоели вы со своим материалом. Дайте отдохнуть на выходных! Все дети хотят, чтобы взрослые отстали от них и перестали воспитывать.
– Все взрослые согласны. Идите работать, снимайте квартиру – мы даже слова не скажем, – хмыкнула Антонина Игоревна.
– Ну ваще! – фыркнула Знобина.
– У тебя нет работы? – Митька театрально воздел руки к небу. – О боги, придётся слушаться взрослых.
– А что вы сразу так? – Софа надулась за компанию с подружкой. – Бросаетесь в крайности.
Тут выскочил Тёмка и заголосил:
– Виу, виу, виу! Разойдись! Скорая помощь для идиотов спешит!
– Артём, как тебе не стыдно! – Антонина Игоревна снова покраснела. – Что ты меня позоришь?
– Ма, всё о’кей. Я всего лишь повязку на глупый рот наложу и ретируюсь.
Антонина Игоревна молча уставилась на сына: вот нахал, слов нет.
– А мы сейчас ему самому повязку накинем, – подмигнул Илья Андреевич, перехватывая Тёмку. Школьник захохотал, дёрнулся в сторону и врезался в шкаф. Тот грохнул об стену, задев что-то. Бамс! И на пол упал портрет.
– Что там? – спросил Агафонов.
Он поднял картину и зачитал:
– «Друг мне тот, кому всё могу говорить». Виссарион Белинский.
– Всё? – удивилась Софа. – А я никому всё не рассказываю. Ой! – Она покосилась на подругу. – Да ладно, чё, – хмыкнула та. – Я, что ли, тебе всё рассказываю?
– Получается, ни у кого нет друзей? – Крашенина растерялась.
– У меня есть… – сказала Настя Мышкина, покраснела и почему-то посмотрела на Эдика.
– Насть, я тебе чё, нравлюсь? Чё краснеешь-то?
Мышкина побагровела, сжала кулачки и выпалила:
– Просто у тебя друзей нет. Понял? Задуматься надо!
Ребята понурились. А ведь правда, кому они могут доверять тайны и переживания?..
Глава 11Плевать на правила
Знобина снова крутилась возле помутневшего зеркала, в котором вдруг мелькнула Настя Мышкина. Эмиля резко обернулась и фыркнула:
– Мышкина, ты чё подглядываешь? И что за тряпки нацепила? Ты в курсе, что такое сейчас не носят? Отдай бабушке.
– А раньше ты этого не видела? – потупилась Настя.
– Думаешь, я буду наблюдать за мышью?
Настя замерла и покраснела. Казалось, её лицо слилось с футболкой в одно целое, ныряя в серый незаметный спортивный костюм.
– Эмилия, ты понимаешь, что это некрасиво? – отчеканила Губач.
– И что?
– Ничего тебя не берёт, да?
– У нас свобода в стране. Я имею право говорить, что хочу, – парировала та.
– О как! Правил для тебя не существует?
– Правил вообще не существует. Это всё ограничивающие рамки. Они мешают развиваться, – выпалила девочка.
По кабинету разнёсся хохот. Даже Агафонов перестал беситься и рассмеялся.
– Цыц! – гаркнула классная. – Вы чего это? Проблема серьёзнее, чем я думала. Одна про рамки заговорила, другие ржут как кони, обесценивают.
– Что делают?
– Обесценивают. Давайте-ка мы классный час устроим, – заявила Губач.
Илья наклонился к Татьяне Илларионовне и что-то шепнул на ухо.
– И поиграем, – добавила она. – Илья Андреевич предложил, как можно разнообразить наш классный час.
– Начинается, – протянула Соня, пытаясь подражать подруге.
– А вот давай, действительно, с тебя и начнём. Ты будешь играть роль Насти. А Эмиля… Кто у нас громче всех смеялся? Волчек? Эмиля будет Артёмом. А её саму сыграет Настя.
– Вы чего? Я не буду, – завопила Крашенина. – Что за комедия?
– А что будешь? Вот что ты хочешь сейчас?
– Домой!
– Поезжай, – Губач сказала это так буднично, что девочка сжалась.
– Я дорогу не знаю, – насупилась она.
– Кто-то хочет заменить Софью? – спросил Илья Андреевич. – Это не принципиально.
– А можно я? – вдруг вызвался Эдик.
Тишина и недоумение опустились на лица одноклассников. На них так и читалось: «Агафонов с дуба рухнул?»
– Хм, а давай! – завёлся психолог. – Реплики берём из жизни. Сможете вспомнить примерно?
Дети кивнули.
– Можно добавлять свои, можно развивать ситуацию в ту сторону, в какую захотите. Но прежние реплики нужно задействовать. Да, а Татьяну Илларионовну сыграет Санёк. Поехали!
И начался спектакль.
– Мышкина, ты чё за тряпки нацепила? – пробормотала Настя, пытаясь подражать Эмиле. – Ты в курсе, что такое сейчас не носят? Отдай бабушке.
– А раньше ты этого не видела? – хохотнул Эдик, кривляясь.
– Я что, буду за мышью наблюдать? – ещё тише пролепетала девочка.
– Эмилия, ты понимаешь, что это некрасиво? – Санёк робко глянул на классную и добавил: – Так нельзя говорить.
– Почему? – Настя, привыкшая к подколам, искренне удивилась.
– Э-э, – растерялся Баранов. – Ну, ничего тебя не берёт, всех ты обижаешь…
Мышкина бегала глазами по лицам ребят и молчала: то ли вспоминала слова, то ли боялась сказать. Но вдруг побагровела и заорала:
– У нас свобода в стране! Я имею право! Могу говорить всё и всем!
– Шальная императрица, – загоготал Агафонов.
Санька Баранов оторопело смотрел на одноклассницу и боялся спугнуть её смелость. Во даёт!
– Ладно, – разморозился он, – видимо, правил для тебя не существует?
– Правил не существует! – сжав кулаки, процедила Настя. Все смотрели на неё с изумлением. – Это всё ограничивающие рамки, – продолжила она. – Они мне мешают, мешают постоянно! Я всех боюсь, – прорвало девочку. – А я не хочу бояться! Вот!
Эмиля попыталась захохотать, но выдавила только: «Кхе». Что-то сейчас произошло. Дети пока не поняли, что именно, но свобода и правда просочились наружу…
Все словно окаменели. Только Настя молча подрагивала. Тая первая почувствовала неладное и вывела подругу на улицу. Настя зарыдала, уткнув шись в сумку. Заикаясь, пыталась выдавить слова:
– Не хочу, не хочу бояться.
– Ты уже не боишься, – Славина обняла Настю.
– Мне сложно, я паникую. В каждом слове ищу подвох. Даже в соцсетях, когда комментируют мои фотографии, кажется, что смеются, издеваются.
– Настён, тебе кажется, – успокаивала подругу Тая. – Как можно издеваться над тобой? Ты же милая, тихая, незаметная.
– Вот именно! – Рёв заполонил пространство. – Незаметная. Я никому не нужна. Никто меня не воспринимает всерьёз!
Тая растерянно моргала, пытаясь сообразить, что же делать. А Настя продолжала:
– А я ведь могу. Я математику знаю лучше всех, с репетитором занимаюсь. Рисую хорошо. Ведь хорошо, а? Хорошо? – Она трясла подругу за локоть.
– Конечно, хорошо, – ответила Тая, – я твой подарок на стену повесила. Правда-правда.
Настя хлюпнула носом, выудила платок и вытерла слёзы. Приятно, что скрывать, но наверняка где-то есть подвох. Она пристально посмотрела на подругу.
– Ты не веришь мне? – спросила Тая, перехватив взгляд Насти.
– И да, и нет. Может, ты, чтоб не обижать, повесила.
– Ну и мнительная ты, Настёнка!
– Но другие же считают меня тупенькой, думают, я на математике списываю, – уже спокойно констатировала факт Мышкина. – Разве нет?
Тая, закусила губу: не хотелось врать.
– Есть такое.
– Олимпиаду по математике я выиграла, контрольную по химии на пять написала, сочинения пишу хорошо…
– Настя, кажется, все уже поняли, что ошибались…
– Думаешь? – Мышкина стёрла рукавом слёзы и приободрилась.
– Кажется, да. Время покажет, – неопределённо ответила Тая, оглядываясь.
И взрослые, и дети как раз вышли следом. Они стояли у входа в школу – ждали и пока не вмешивались. Некоторые от нечего делать обошли здание, а затем потянулись к соседнему, где раньше был интернат.
Глава 12Бойкот из прошлого
Здание интерната стояло немного в стороне от школы. За ним темнели картофельные полосы, прикрытые от дороги древними яблонями, а от льняных полей – двухметровым забором. Картофельник принадлежал школе, снабжал столовую и учителей. Столовая же ютилась на первом этаже интерната, там обитала и начальная школа.
– В столовой орудовала дородная повариха Зоя, любимое блюдо которой – гренки с чаем. Была б её воля, гренки дети бы ели на первое, второе и третье. Но трудовичка не давала расслабиться и вынуждала делать картофельное пюре. Надо же было куда-то девать заготовленный на зиму чеснок, который она в необъятных количествах мариновала в трёхлитровых банках с девочками на домоводстве. Так и кормили: пюре с чесноком.
Всё это поведала экскурсантам Татьяна Илларионовна, как только все переместились к интернату и вошли внутрь.
– А зачем чеснок-то? – удивилась Настя, дослушав историю.
– Не знаю, наверное, считала полезным. Или это была её фишка, как вы говорите. У вас ведь есть странные особенности?
Почему-то все повернулись к Саньке Баранову. Тот сконфузился и пробормотал:
– А что такого-то? Подумаешь, собак люблю, это же прекрасно!
– Да ты, Санька, молодец. Собака – друг человека. Только нам клички зачем придумывать? – съязвил Эдик.
Баранов отвернулся. Он действительно дал клички половине школы, опираясь на породы собак: буль, такса, шпиц и другие.
– Да разве это обидно? Если характер и правда схож?
– Саша, это что, правда? – удивилась Губач.
– Ну да. Да я просто так. Ради прикола.
– Ради прикола? Это и есть твоя странность? – накинулась на Саньку Тая.
– В смысле?
– В смысле тупо прикалываться, – Славина отвернулась.
Вдруг раздались звуки, напоминающие мелодию «Собачьего вальса». Все переглянулись и сорвались с места. Расплывающиеся звуки доносились из соседнего кабинета.
– Да-да-да-тан-тан, да-да-да-тан-тан! Да-да-да-тан-тан-тан-тан… – подпевал Волчек.
Ребята гурьбой ввалились в кабинет «началки» и увидели Тёмку, играющего на старом фортепиано с разъезжающимися ножками. Вокруг валялись книги, учебники, плакаты и пластиковые пособия. Антонина Волчек посетовала: