озразила Нина.
Алия опустила голову. Перси и Маттиас переглянулись. Нина не выносила, когда они переглядывались.
– Послушайте, я ведь обыкновенный ребёнок, – взмолилась она. – И ничего ни о чём не знаю. Обо мне всегда заботились бабушка и тётушки. Потом, когда я пришла в школу… Ну, там нас не учили приспосабливаться и жить самостоятельно. Еда была всегда, три раза в день. И мы не задумывались, откуда она берётся.
Трое детей молчали. В тишине Нина слышала, как ветер шевелит ветки деревьев.
– Ты нам не рассказывала о бабушке и… тётушках, – наконец сказала Алия. – И про школу не говорила.
– Не знала, можно ли вам доверять, – заметила Нина. – Я третий ребёнок. Нелегал.
– Мы так и думали, – ответил Перси.
И снова тишина. Потом Маттиас тихо добавил:
– Мы тоже.
Нина затаила дыхание. В прошлый раз, когда она в этом призналась и услышала в ответ признания в том же, её в конце концов арестовала за завтраком демографическая полиция.
Она пристально вглядывалась в окружающие их деревья, будто за каждым из них мог спрятаться полицейский, только выжидающий подходящего момента, чтобы её схватить. Но ничего не случилось. Никто не шевельнулся.
– Забавно, правда? – заметила Нина. – Ведь третьих детей объявили вне закона именно из-за еды. После засухи и голода еды не хватало. Но пока я считалась нелегалом, для меня всегда находили еду, а стоило обзавестись парой фальшивых удостоверений личности, как еда кончилась. Теперь я обычная гражданка… у меня есть документ, это подтверждающий… и умру от голода. Мы все будем голодать.
Теперь она понимала, почему последние несколько дней были похожи на отдых. Это на самом деле был отдых – от реальной жизни. Никому из них не хотелось признать правду: мало убежать от демографической полиции, мало заполучить фальшивые удостоверения личности. Они всё равно обречены. Конечно, легче раскачиваться на деревьях и кидать камешки в воду, чем признать, что им не на что надеяться, когда еда в мешке закончится.
– Голодать никто не будет, – заявил Перси. – Мы что-нибудь придумаем. Подумай о том, как разузнать про выращивание сада.
Нина хотела было сразу сказать, что не знает, но вдруг вспомнила, почему она вообще подумала про сад.
– Здесь есть один мальчик. В школе для мальчишек. Ли Грант. Он всё знает про сад и огород. Если бы его найти…
Нина объяснила, как они с подружками познакомились с ребятами из школы мальчиков. На этот раз вся история сама вышла наружу… как, познакомившись с мальчиками в лесу, ей, Боннер и Салли казалось, что они такие взрослые. Как она влюбилась в Джейсона. Как он её предал.
После её рассказа те трое долго молчали.
– Так этому Ли Гранту можно доверять или нет? – спросил Перси. – Или он работал с Джейсоном?
– Не знаю, – призналась Нина, чувствуя себя глубоко несчастной. – Вроде был нормальным мальчишкой. Но…
Она не закончила предложения: «Джейсон тоже казался хорошим. А мне – так вообще лучшим на свете. Разве после этого я могу доверять своему мнению?»
– Кому-то нужно пробраться в школу, найти этого Ли и выяснить, можно ли ему доверять, – заключил Маттиас.
– Может, он даже сумеет притащить нам еды из школы, – помечтала Нина. – Вдруг мальчишек кормят лучше, чем девчонок?
Настроение сразу улучшилось. Всё у них получится. Она ждала, что Перси или Маттиас вызовутся проникнуть в школу мальчиков. Маттиас был почти одного возраста с Ли Грантом. Если он прикинется новым учеником, то скорее всего попадёт в тот же класс, что и Ли.
Но Нина считала, что Перси поумнее: этот быстро сориентируется, как себя вести, как познакомиться с Ли, чтобы всё ему рассказать.
Но Перси и Маттиас молчали. Нина удивлённо смотрела то на одного, то на другого и обнаружила, что оба уставились на неё.
– Ну? Кто пойдёт? – спросила она.
Перси подождал ещё немного, потом презрительно покачал головой, словно не мог поверить, что Нина ничего не понимает.
– Ты единственная, кто знает, как этот Ли Грант выглядит. Он знает только тебя и только тебе поверит. Так что, кроме тебя, идти некому.
– Но я девочка! – возразила Нина. – А это школа мальчиков!
– Волосы спрячешь под мою кепку, – заявил Перси. – И переоденешься в одежду Маттиаса. Притворись.
Нина вытаращила на него глаза. Она представила себя в рваной рубахе и заплатанных штанах Маттиаса, среди разодетых мальчишек школы Хендрикса. Да её сразу заметят и вмиг вышвырнут.
– Вы не понимаете, – заговорила она. – Я не такая, как вы. Мне никогда не приходилось… жить своим умом. Если меня кто-нибудь остановит, я не соображу, что сказать. Вот почему…
В последний момент она удержалась, чтобы не выпалить всё. «Вот почему я не знала, что делать, когда ненавистный человек попросил вас предать. Вот почему я чуть не предала вас».
Вместо этого она, запинаясь, закончила:
– Вот почему кто-нибудь другой должен пойти вместо меня. Мне верить нельзя.
– Мы тебе верим, – тихо сказала Алия.
И Нина не нашла, что возразить.
24
Смеркалось. Тени причудливо ложились среди деревьев, напоминая Нине о десятках вечеров, которые она провела с подругами в лесу, выбираясь на встречи с Джейсоном и его друзьями. Присев на корточки, она спряталась за деревом. Снова прислушивалась, не хрустнет ли ветка, не грозит ли где опасность. Снова заколотилось в груди сердце, нервы напряглись до предела от сознания риска, на который она идёт.
Но на этот раз она готовилась выскользнуть из леса, а не наоборот. Нина натянула кепку Маттиаса на глаза и выглянула из-за дерева. Для вылазки она специально выбрала сумерки. Надеялась, что в школе мальчиков, как и в школе девочек, по вечерам проходят эти унылые лекции по идеологической обработке, на которых учащиеся спят или с них сбегают. Словом, во время идеологической обработки она сможет найти Ли Гранта и отозвать его в сторонку на выходе. Так она надеялась, целый день планируя встречу.
Однако не учла, что испугается теней. Не просто теней в лесу, а других, длинных, пересекавших широкую лужайку между лесом и зданием школы. Если она хотела найти Ли Гранта, ей нужно было пробежать по этим теням, по открытой местности, а там её могли заметить.
Одно дело перебежать через лужайку между школой Харлоу и лесом в компании с нервно хихикающими Салли и Боннер.
Теперь она понимала, что они не ожидали встретиться с настоящей опасностью… только бледным её подобием, от которого можно отмахнуться карточкой удостоверения личности.
Точно так же она испугалась, оказавшись с Алиёй на виду у всех после встречи с двумя полицейскими на мосту. Но Алия таким волшебным образом спасла её от полиции, что у Нины появилась ошибочная уверенность: что бы ни случилось, Алия, Перси или Маттиас её выручат.
Однако никто из троих не пошёл с ней в школу Хендрикса. Она была совсем одна.
«Теперь я понимаю, почему бабушка верит в Бога, – думала Нина. – Господи, если ты меня слышишь, помоги и мне».
Нина прошла вперёд, до края леса, и отчаянно бросилась через лужайку.
Она поравнялась со зданием школы скорее, чем ожидала, понимая, что бежала, зажмурив глаза. Хорошо ещё, что не врезалась в стену.
Обернувшись, она не поверила своим глазам: неужели она пробежала всё это пространство с тенями. Глубоко вздохнув, она уцепилась за чуть выступающий из стены кирпич, чтобы не упасть.
– Дверь, – шепнула она себе. – Где же дверь?
Скользя пальцами по стене, она шла вперёд. Дойдя до угла, она ободрала пальцы о шершавый кирпич. Мысли будто разлетелись. Неужели она пропустила дверь? Или в этой стене двери не было вовсе?
Не оглядываясь, Нина свернула за угол. И там оказалась массивная металлическая дверь с металлической ручкой. Дверь с ручкой. Та, которую она искала.
Не давая себе опомниться и испугаться, она потянулась к ручке, повернула её и распахнула дверь.
Перед ней был тёмный коридор. Нина вошла в школу, и дверь за ней закрылась. Сердце её колотилось и раньше, но теперь трепыхалось с утроенной скоростью. Каждый нерв, казалось, вопил: «Внимание! Внимание! Опасность! Опасность! Спасайся, кто может!»
Странно, однако, что разум не внимал предупреждению, и ноги сами несли её вперёд. Она споткнулась, но не упала, продолжая идти.
Тёмный коридор в конце примыкал к другому под прямым углом, вместе они складывались в букву «Т».
Нина сначала свернула направо, засомневалась и вернулась. Сквозь громкое биение сердца она слышала крики и визг с противоположной стороны. Где-то, в конце коридора, смеялись и во всё горло кричали мальчишки. На знакомые Нине лекции по идеологической обработке, когда сухопарый замшелый старик-учитель тщетно что-то талдычит ученикам, эти звуки были явно не похожи.
Там… там царило веселье.
Нина осторожно двинулась на шум, постепенно ускоряя шаг, когда поняла, что за той кутерьмой её шаги вряд ли кто услышит. Наконец она добралась до ярко освещенной двери, из-за которой и слышалась кутерьма.
Она робко заглянула в дверь. Комната была огромной, как столовая в школе Харлоу. Столы и стулья были сдвинуты к стене. Это, наверное, была столовая в школе мальчиков, только в этот вечер её немного переоборудовали: мальчишки носились, гоняя по полу десятки резиновых мячей.
– Бросай сюда!
– Нет, мне, жду!
– Мне кидай, мне!
Нина закрыла глаза и выскользнула за дверь. Мальчишечья игра напомнила ей одно из событий раннего детства.
Стояло лето. В квартире было душно, и тётя Листра открыла окна, закрытые занавесками, впуская слабый бесполезный ветерок. Но открытые окна впервые на памяти Нины принесли в комнату уличный шум. Она услышала детские голоса, распевающие: «Одна картошка, две картошки, три картошки, четыре…» и стук чего-то… скакалки? И шорох ног по асфальту, и голоса: «Мама доктора звала, доктор ей сказал…»
Нина с изумлённым лицом стояла посредине жаркой тесной квартирки.
– Там… там дети, – запиналась она от изумления. – И они играют, шумят, и всё в порядке. На них никто не кричит. Можно?..