– Ты ведь помнишь, кто такая Джен Толбот?
– Ну конечно, – огрызнулась Нина. – Она героиня, борец за свободу третьих детей. Джейсон ещё нам о ней рассказывал. Но…
Неожиданно она задумалась, а не ложь ли это. Может, никакой Джен Толбот никогда и не было, или она вовсе не была героиней.
Нина изумлённо оглядывала окружавшие её лица. Все прошли вперёд, сгрудившись поближе. Перси и Маттиас помогли ей подняться на ноги, чтобы она всех видела. Ли и Трей с другими мальчиками из школы Хендрикса стояли справа. Ненавистный человек – мистер Толбот? – откашлялся.
– Ли сказал правду, – начал он. – Я как двойной агент работаю на демографическую полицию, только для того, чтобы им мешать. Весной я столкнулся с непростой задачей. Один из мальчиков школы Хендрикса рассказал демографической полиции, что там есть несколько третьих детей с фальшивыми удостоверениями личности. Если бы он сумел убедить полицию, что говорит правду, погибло бы несколько человек. Благодаря юному Ли Гранту, а также некоторым расторопным сотрудникам школы, нам удалось сорвать этот план. Но этот мальчик, Джейсон, которого вы все знали, заявил, что у него есть сообщница в школе девочек. Нина Иди. Ты. Так мы вышли на тебя. Только чем дольше я тебя допрашивал, тем больше убеждался в том, что ты совершенно невиновна и ничего не знаешь о планах Джейсона. Однако полной уверенности не было, а поскольку дело касалось жизни и смерти, я должен был убедиться в этом на сто процентов.
– Да. Моей жизни и моей смерти, – проворчала Нина, слишком ошеломлённая, чтобы здраво мыслить.
– И многих других, – заметил мистер Толбот. – Ты знала правду о десятке детей.
«О каждой девочке в школе Харлоу, – подумала Нина. – И о многих мальчиках в школе Хендрикса. Знала, что они бывшие «дети-призраки». Неужели кто-нибудь и правда думал, что я их выдам?»
– Почти в то же время информатор демографической полиции в столице сдал троих детей, которые занимались изготовлением фальшивых удостоверений личности, Перси, Маттиаса и Алию. Я пришел к выводу, что в тюрьме им будет перекантоваться безопаснее, чем на улице. Их защитника, Самуэля Джоунса, убили в апреле, на митинге о правах третьих детей.
– Так вот кто был «Са…». Вы почти назвали однажды его имя, – заметила Нина, практически для себя.
– Он укрывал третьих детей, – прошептала Алия. – Когда родители выкинули нас на улицу, воспитывал нас. Заботился о нас.
– Мне показалось, ты говорила, что о вас заботился Бог, – скептически, почти как тётя Листра, съязвила Нина.
– Как ты думаешь, ради кого работал Самуэль? – спросила Алия.
Нина продолжала качать головой, словно отрицая всё, что слышит.
– Перси и Маттиас пообещали Самуэлю не участвовать в митинге, а защищать Алию, – рассказал мистер Толбот. – Потому они уцелели, но их выдал предатель. Потом, уже в тюрьме, они согласились помочь мне провести испытание, чтобы посмотреть, на чьей ты стороне. Если бы ты их предала, мы бы знали, что верить тебе нельзя. Если бы защитила… тебя бы спасли.
Нина ахнула, наконец начиная понимать смысл его слов. Если ненавистный человек не верил в дело демографического надзора… если он был двойным агентом и работал против них… тогда всё было наоборот.
– Значит, если бы я их обманула, спасая собственную жизнь… вы бы меня уничтожили? – спросила она.
– Да, – ответил мистер Толбот.
Как близко она подошла к предательству, какой несчастной была в тюрьме, как охотно сделала бы что угодно, лишь бы спастись самой.
– Я этого не сделала, – сказала она. – Могла бы, но не сделала.
– Но ты ведь не отказалась их предать, – напомнил мистер Толбот. – Ты никак себя не проявила. Нам пришлось добавить в испытание более опасную часть.
Нина не могла сообразить, что он имеет в виду. Потом вспомнила охранника, Мака, распростёртого на столе, и связку ключей, упавшую к её ногам.
– Вы дали нам уйти, – обвинила Нина, словно это было преступлением. – Подкинули мне ключи и подсказали выход из положения, а представили всё так, будто я сама это придумала. Да, клянусь… держу пари, Мак не отравился.
Мистер Толбот засмеялся.
– Нет, но сыграл достоверно, правда же?
– А потом… – Нина пыталась всё разложить по полочкам. – дети знали, что я предложу им побег. Почему этого оказалось недостаточно? Почему вы мне не поверили тогда?
Она вспоминала… сколько прошло времени? Недели? Они спали на земле, питались засохшей, заплесневелой едой, грязными сырыми овощами. Можно ли было этого избежать?
– Мы всё ещё не были уверены насчёт тебя, – со свойственной ему логикой объяснил Перси. – Ты могла взять нас с собой просто потому, что боялась идти одна. То есть использовала.
Нина вспомнила, как беспечно дети отнеслись к сообщению, что кончилась еда, как мало их волновали планы на будущее. Чему ж тут удивляться? Они выжидали. Ждали, когда она проявит себя.
– А у реки мы встретили полицейских… – вспомнила она.
– Это тоже было частью испытания, – заметил мистер Толбот. – Они не полицейские. Люди, помогающие в нашем общем деле.
– А я прошла это испытание? – спросила Нина.
– Почти, – кивнул мистер Толбот. – Ты не выдала других, но в мотивах мы по-прежнему сомневались.
Нина содрогнулась, представив, как пристально за ней постоянно наблюдали. Каждый раз, когда она жаловалась на каменистые неровные «постели» в лесу или на грязные овощи.
– У вас наверняка были свои запасы еды, – сказала она.
– Не так уж много, – тихонько ответила Алия, потупив глаза. Она, сверкнув глазами, перевела взгляд на Нину. – Я считала, что ты хорошая. Хотела сказать. Но они… – она показала на Перси, Маттиаса и мистера Толбота, – они велели мне ждать, пока ты не расскажешь нам всё. И про то, что должна была нас выдать демографической полиции.
– Сегодня рассказала, – удивляясь самой себе, подтвердила Нина. Она оглядела кружок людей, кружок света в тёмном лесу.
Она вспомнила, как всего лишь несколько минут назад боялась бежать по этому самому лесу. Забыв, что её жизнь в опасности, стремилась спасти Перси, Маттиаса и Алию.
Вот раньше она о них столько не думала, ни когда впервые познакомилась с ними, ни когда предложила им бежать, ни когда увидела полицейских у реки.
– Вы дали мне много шансов проявить себя, – призналась она мистеру Толботу.
– Считаю, ты их заслужила, – ответил он. – Сожалею только о том, что произошло раньше.
Нина вспомнила день ареста, как никто не вступился за неё, пока она шла по столовой. Вспомнила, как слепо доверяла Джейсону и как он её предал. Разве она это заслужила? Такого не заслуживает никто. Она получила любовь бабушки и тётушек, их заботу и прикрытие, за что их могли запросто уничтожить. Но Алия, Перси и Маттиас тоже не заслужили предательства. Ни тех страшных недель в темной тюремной камере, ночёвок в лесу на камнях, ветках, колючих листьях. Однако стойко переносили всё это, по собственному желанию, из-за неё. И согласились, ещё не зная, чего от неё ждать.
Её глаза наполнились слезами, не от страха, паники или печали… Это были слёзы радости.
– Спасибо, – прошептала она, обращаясь ко всем, стоявшим перед ней: Перси, Маттиасу, Алие, мистеру Толботу, даже Ли и Трею.
Но эти слова обрели бо́льшую силу. Её шёпот пролетел в ночи, сквозь тьму. И где-то, далеко-далеко, – так ей привиделось – её услышали бабушка и тётушки.
28
Нина стояла рядом с Ли Грантом, выбирая кукурузу.
– Маленькие початки оставь, пусть доспевают, – предупредил Ли. – Нам нужно только набрать на угощение к сегодняшнему вечеру.
– Ничего себе «только», – засмеялась она. – Там соберётся человек двадцать!
– Значит, сорок початков, – возразил Ли. – Не так уж много. У нас дома, когда мама делала заготовки на зиму, обычно рвали…
– Что? Сорок миллионов? – поддразнила его Нина.
С тех пор, как её поймали, она жила в доме мистера Хендрикса вместе с Перси, Маттиасом и Алиёй. Но она проводила много времени с Ли и уже наслушалась с десяток рассказов на тему «у нас дома». Она не знала, что происходит в школе для девочек, но в Хендриксе мальчишки не сильно притворялись, чтобы соответствовать фальшивым удостоверениям. Больше говорили правду.
Нина сорвала ещё один початок с кукурузного стебля.
– Кстати, сорок початков не понадобится, – продолжила она. – Если ты прикидываешь по два на человека, то только тридцать восемь. Я больше кукурузу не ем, зареклась с тех пор, как ты меня на той неделе застукал в огороде с початком в зубах.
– Мне больше достанется, – заявил Ли, шутливо сгребая в охапку всю сорванную кукурузу.
Интересно, а обычные дети, кому никогда не приходилось прятаться, так же себя ведут? Кажется, теперь у неё будет возможность это узнать. Её, Перси, Маттиаса и Алию посылали учиться в другую школу, где третьи дети с фальшивыми удостоверениями учились вместе с рождёнными первыми и вторыми. Это событие сегодня и собирались отмечать, совмещая праздник и прощание.
– Судя по тому, как всё сложилось, школа Харлоу для тебя не лучшее место, – пояснил ей мистер Хендрикс.
В памяти сразу же, вспышкой, всплыло то ужасное ущелье, в котором из темноты сверкают бесчисленные глаза, молча провожающие её на страшный суд.
– Я… я могу простить девочек, – сказала она. – Теперь могу.
– А они готовы тебя простить? – спросил мистер Хендрикс. – Как бы ты их ни убеждала, как бы ни уверяла их администрация, официальные лица, всегда найдётся тот, кто заподозрит, что тебе просто удалось выкрутиться, а на самом деле ты помогала Джейсону. Они пока… не повзрослели, как ты.
И Нина поняла. Прежней, томящейся от любви, легко пугающейся девочки, ученицы школы Харлоу больше не было. Вот почему ей так нравилось теперь беседовать с Ли. Он тоже заметно повзрослел. Другие мальчишки его уважали. Они даже не звали его Ли, а в основном Эл-Джи, обращались к нему с благоговением. Нина по-прежнему звала его Ли, она не любила перемен.
– Нина, – сказал Ли, медленно снимая оболочку кукурузного початка, чтобы проверить, нет ли гнили, – прежде чем ты завтра уедешь, хочу тебе кое-что сказать.