Напоследок тюремщики разрешили Гансу, Софи и Кристофу встретиться буквально на несколько минут. Вскоре после этого Софи повели на гильотину. Один из наблюдателей заметил, что она шла на смерть спокойно, «не вздрагивая».
Поднимаясь на эшафот, она произнесла: «Die Sonne scheint noch», что значит «Солнце еще светит». Следующим был Кристоф Пробст. Последним – Ганс Шолль; прежде чем его обезглавили, он выкрикнул: «Да здравствует свобода!» Позже и другие участники группы были казнены или отправлены на каторгу. После смерти Софи шестая листовка «Белой розы» попала в Англию. Миллионным тиражом она была разбросана союзными самолетами над всей Германией. Теперь она называлась: «Манифест мюнхенских студентов».
Что придавало Софи мужества? Как она выдерживала допросы? Без сомнения, непоколебимая вера в Бога и в свою правоту помогла ей переступить границы смерти. Разумеется, что ее взгляды на жизнь не родились из пустоты. Важную роль в становлении ее мировоззрения сыграли родители - в этом отношении очень показательна была встреча ее отца с Гитлером с глазу на глаз.
Сегодня историю движения «Белая роза» знает каждый немец. В честь Ганса и Софи Шолль была переименована площадь, на которой расположено главное здание Мюнхенского университета. Кроме того, в честь участников «Белой розы» названы улицы, площади и более сотни школ по всей Германии. Даже в наши дни люди оставляют белые розы на площади перед университетом, чтобы почтить память погибших. В 2005 году зрители канала ZDF поставили Ганса и Софи на четвертое место в списке величайших германцев всех времен. Сестра Софи Шолль, Инге, писала: «Возможно, истинный героизм заключается в твердой решимости упрямо защищать привычный образ жизни, обыденные и сиюминутные вещи».
Эта потрясающая история порождает немало вопросов, например: о чем думала Софи, поднимаясь на эшафот гильотины? Как она сумела встретить смерть столь мужественно? Что означали ее последние слова – «Солнце еще светит»? И еще: что чувствовали люди, приговорившие ее к смерти? Были ли они абсолютно уверены в своей правоте или впоследствии усомнились в ней? О чем думали они, когда пробил их час? Последние мгновения жизни Софи заставляют всех нас задуматься о многом. Как бы мы сами поступили в подобной ситуации?
ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА
Есть много свидетельств, донесших до нас последние слова знаменитых людей. Говорят, что Вольтер на смертном одре в ответ на предложение священника отречься от дьявола произнес: «Теперь не время наживать себе новых врагов». Последнее, что сказал слугам французский король Людовик XIV: «Почему вы плачете? Неужели вы думали, что я буду жить вечно?» Немецкий поэт Генрих Гейне заявил: «Бог меня простит, это его ремесло». Гете: «Больше света!» Оскар Уайльд, как рассказывали, умирая в комнате с безвкусными обоями, перед смертью заметил: «Убийственная расцветка! Одному из нас придется отсюда уйти». А один из основателей Первой французской республики Жорж Жак Дантон наставлял палача: «Не забудь показать мою голову народу – она того стоила». Сесиль Родс46 сокрушался: «Так мало сделано, столько всего еще нужно сделать», а Уинстон Черчилль заявил: «Как мне все это надоело». Последними словами рок-музыканта Тэрри Кэта, решившего сыграть в русскую рулетку, были: «Не волнуйся! Он не заряжен». А Джордж Истмен, основатель компании Eastman Kodak, прежде чем застрелиться, заявил: «Все сделано, чего ждать?»
Примеров последних слов можно привести еще очень и очень много. Читая их, я не могу не думать о том, что они приоткрывают окно в душу. Что они говорят о тех людях, которые их произнесли? Передают ли они нечто сокровенное, что открылось человеку перед смертью? Наверняка да.
Последние слова имеют над нами особую власть, поскольку апеллируют к нашей потребности в завершении, к желанию бессмертия и тяготению к таинству смерти. Последние слова, передающиеся из поколение в поколение, даруют автору своего рода бессмертие, живя в коллективной памяти. В них подводится некий итог прожитой жизни или выражается ирония: они даже могут быть последним представлением перед аудиторией.
«Солнце еще светит». Что значили для Софи Шолль эти слова, разделившие жизнь и смерть? Что она все-таки верила в добродетельность человечества, несмотря на все видимые ею признаки обратного? Что существует вечная надежда? Что она верила: дело «Белой розы» не будет позабыто и их подвиги послужат примером будущим поколениям? Неизвестно. Но эта простая фраза молодой девушки навсегда осталась с теми, кто присутствовал при ее смерти. Она стала частью коллективного бессознательного немцев, создав нечто вроде бессмертия.
Поразительная история Софи Шолль лишний раз доказывает, что одно дело – говорить о смерти как о некой абстракции, и совсем другое – смотреть ей в лицо. Принять смертный приговор или неизлечимую болезнь непросто, поскольку мы можем представить, что будет происходить, прежде чем мы, в конце концов, встретимся с самими собой. Тем не менее сцены смерти обладают для нас болезненной привлекательностью. В основе ее лежит внутреннее напряжение, возникающее от того, что мы неспособны признать реальность собственной смерти, но видим чужую.
Большинство людей – даже те, кто по долгу службы часто соприкасается со смертью, – настолько привыкли отрицать собственную смерть, что когда она появляется у них на пороге, то буквально застает их врасплох. Ошеломленные и потрясенные, они упускают исключительную возможность успокоиться и обрести гармонию, дарующуюся в процессе смерти. Вместо этого они ведут себя словно летчик-испытатель в полете.
СТАДИИ ПЕРЕХОДА
Прежде всего мы должны перестать отрицать смерть и признать ее частью естественного процесса бытия. Причем смерть человека следует рассматривать не только как одну из стадий нормального биологического цикла – или, говоря словами английского философа Джонатана Миллера, как «обычную условленную встречу», – а как часть бесконечного материального мира. К смерти, как и к рождению, нужно относиться как к части жизни, как к перемещению или одной из форм расставания. И как любой другой вид расставания, она имеет определенные этапы.
Тема расставания возвращает нас к работам Джона Боулби, изучавшего влияние разлуки с матерью на развитие ребенка и выявившего три стадии реакции на расставание: протест, отчаяние и отторжение. В фазе протеста маленький ребенок испытывает сильнейшие страдания от разлуки с матерью и пытается всеми силами вернуть ее обратно. Затем протест переходит в отчаяние. Ребенок словно теряет всякую надежду на воссоединение, хотя явно продолжает думать об отсутствующей матери. Однако в его поведении прослеживается все больше отчаяния и безнадежности. Ребенок становится замкнутым и пассивным, перестает обращаться с просьбами к опекунам. Он находится в состоянии глубокой грусти и скорби. На стадии отторжения создается впечатление, что ребенок справился со своей потерей, – он становится живым, общительным и даже веселым. Эту стадию часто считают признаком выздоровления, поскольку ребенок начинает проявлять интерес к окружающему миру. Однако такой подход – слишком упрощенный. Как правило, общительность ребенка – показная. В действительности же он принимает позицию «мне все равно». Если ребенок уже говорит, то от него можно услышать: «Мне не нужна мама». Фактически реакция отторжения – это отказ от чувства любви, стратегия, помогающая ребенку бороться с чувством утраты: он словно наказывает покинувшего его человека. Отторжение – это замаскированное выражение ярости: самой распространенной реакцией на оставление является лютая ненависть. Также отторжение может служить защитой от мук новой любви и вероятной потери. Вопреки расхожему мнению, отсутствие человека охлаждает сердце, а не распаляет чувства. Ребенок перестает искать мать, а при ее возвращении может даже игнорировать ее.
Теория Боулби применима ко всем случаям потери или расставания, включая тот процесс, через который мы проходим в конце жизни. Но если Боулби работал с привязанностью и разлукой в общем, то психолог Элизабет Кюблер-Росс сделала все возможное, чтобы привлечь внимание общественности к теме умирания. Она первая заговорила о потребностях умирающих и праве человека прожить последние дни с достоинством.
В отличие от многих коллег-медиков, Кюблер-Росс общалась со смертельно больными пациентами и выслушивала их. Она была потрясена тем, как с ними обращаются: умирающих больных игнорируют, подвергают мучительным процедурам и не говорят им правды. Кюблер-Росс раскритиковала современный технологический подход к управлению смертью и все, что его сопровождает: одиночество, механизацию, дегуманизацию и деперсонализацию. Она описала ужас, который испытывают умирающие, и сказала о том, что медицинская помощь, которую им оказывают, дается ценой сочувствия и сострадания. В то время как сами умирающие стремятся к умиротворению, хотят поведать о своих страданиях и надеются на достойную смерть, медперсонал стремится всеми силами продлить их жизнь, относясь к ним как к объектам манипуляций, втыкая в них иглы и засовывая трубки.
Также Кюблер-Росс разработала фазовую модель переживания горя, выделив пять стадий, которые проходит большинство людей, осознавших приближающуюся смерть: отрицание, изоляция, гнев, торг, депрессия и принятие. Эта же модель переживания горя распространяется и на тех, кто потерял родных и близких.
На стадии отрицания человек испытывает потрясение от страшного известия. Изоляция наступает, когда другие люди, включая близких родственников, начинают избегать умирающего из-за собственного душевного смятения. Затем возникает гнев, проявляющийся у всех по-разному. Часто люди терзаются вопросом «Почему я?», считая, что другие гораздо больше заслуживают смерти. Эта реакция может сопровождаться чувством зависти и ощущением несправедливости: другие продолжают наслаждаться жизнью, не обращая внимания на умирающего. Затем больной пытается заключить договор с Богом или судьбой – эта стадия проходит быстро и почти незаметно для окружающих. Потом наступает депрессия, во время которой человек горюет по тому, что будет утрачено. За депрессией следует принятие, которое достигается после некоторого сопротивления. Принятие, как правило, наступает не сразу и включает в себя отказ от дальнейшей борьбы перед лицом неизбежной смерти.