ой сорочке — из кружев и шелка — и в атласных домашних туфлях на шпильке. Я только что вернулась из очередного вояжа по магазинам и не сомневалась, что ему нравится иметь строгую деловую и толковую секретаршу днем и обожаемую и дорогую куртизанку вечером.
Он наслаждался, занимаясь со мной любовью, а я… в общем, не получала особого удовольствия от секса. Думаю, в нем было что-то не совсем нормальное. Представьте себе горящего первобытной страстью итальянского рыбака, а затем вообразите нечто прямо противоположное — вот и получится Эндрю. Он обо всем этом, конечно, не догадывался. Думаю, он считал себя неотразимым. Хотя он был на двадцать лет старше меня, мне нравилось дарить ему блаженство. В самые захватывающие моменты совокупления — когда наступает оргазм, как вы знаете, — мне казалось, будто я смотрю на все со стороны. Я радовалась, что он считал меня восхитительной и сексуальной, а то, что я сама в процессе как бы не участвовала, меня не беспокоило.
Выйти замуж у меня, конечно, не было никакой возможности, и я стала чувствовать обиду и даже раздражение, когда Эндрю со своей благоверной отправлялись то в оперу, то на благотворительные балы, то на вернисажи или подобные мероприятия. Наконец мне захотелось сделать ему больно за то, что он женат, — желание абсолютно иррациональное. Я начала встречаться с мужчинами из нашей фирмы. Для меня это стало началом конца, а мои незадачливые любовники вынуждены были расстаться с работой. От Эндрю в качестве компенсации я получила полугодовое жалованье. В момент нашего расставания он выглядел вполне деловым — ведь я была у него не первой содержанкой. Он даже помог мне устроиться в другую брокерскую контору. Я иногда пытаюсь представить, что подумал бы мой муж, узнай он, сколько я заплатила за курс психоанализа, который помог мне научиться любить и выйти замуж.
3. Гипнотизер
Чем занимается специалист по менеджменту? Право, я до сих пор этого не знаю. Но мне пришлось иметь дело с одним из них. Он проводил мероприятия по «повышению эффективности ведения дел» в компании «Виртц энд Фетвангер». Фирма занималась производством обуви, и я состояла там на службе. Эксперт работал уже около месяца, приходя ежедневно в половине десятого с неизменным портфелем в руках. Все сотрудники относились к нему с уважением, хотя он был, может, чуть старше меня. Каждый день он просматривал какие-то бумаги и разговаривал с людьми, пока, наконец, не подошла моя очередь. Мы поговорили о том, нравится ли мне моя должность, не считаю ли я, что мне приходится перерабатывать, достаточно ли мне помогают во время авралов. Я не собиралась ни о чем распространяться, но через минуту с ужасом поймала себя на том, что наябедничала на Мюрюэль, которая четыре из пяти дней в неделю опаздывает на работу, посетовала на свой калькулятор, которому уже, наверное, больше ста лет и с которым больше невозможно работать, особенно когда проходит инвентаризация.
После нашего первого разговора, проходя каждые утро мимо моего письменного стола, эксперт бросал: «Доброе утро, мисс Лейнбрум». — «Лейнбраун», — всякий раз поправляла я его, хотя была уверена, что он отлично знает, как меня зовут на самом деле. Однажды он принес мне прекрасный цветок сорта «Хелен Траубел». Он объяснил, что его мама выращивает розы.
Сказать честно, мне никогда не нравились блондины, и хотя, как любая девушка, я хотела встречаться с хорошим парнем и выйти замуж (в двадцать семь уже не строят иллюзий о сказочных принцах, и мой последний роман оказался крайне неудачным), мысль об этом типе как о возможном любовнике никогда не приходила мне в голову. Он был истинным блондином: белесые брови, бесцветные волосы, бледная кожа, одутловатость. И еще он носил бирюзовые носки, которые я находила отвратительными.
Вскоре я поняла, что девушки подчас сами не знают, чего хотят, поскольку после знакомства с ним я полюбила некоторые жуткие вещи (о которых я еще расскажу) и, самое удивительное, белесые брови.
На третьей неделе своего пребывания на фирме он предложил:
— Мисс Лейнбрум, не поужинаете ли со мной сегодня?
— Лейнбраун, — в который раз поправила я его и добавила: — Я не могу, потому что вечером у меня занятия по французскому языку.
Насколько я знаю, все одинокие девушки посещают разнообразные курсы, чтобы набраться культуры и, возможно, встретить там подходящего парня.
— Послушайте, мисс Лейнбрум — ох, простите, мисс Лейнбраун! — если ради вечера со мной вы пропустите ваш французский, я покажу вам мнемоническую систему, которая поможет вам запоминать слова в четыре раза быстрее и проще, чем вы делаете сейчас. Ну, договорились?
— Пожалуй, — согласилась я.
Свидание — это свидание, и, несмотря на бирюзовые носки, я рассудила, что вечером с ним можно куда-нибудь отправиться поесть. (Он рассказал мне об этой системе, но я так ею и не воспользовалась, потому что почти сразу после этого вечера бросила занятия.)
В тот вечер я не только пропустила французский, но и не получила ужина. Правда, думаю, он и сам не рассчитывал, что все пойдет так, как пошло. Ухажер принес с собой бутылку джина, бутылку вермута и маринованные луковки, и это было весьма разумно, так как у меня дома в наличии была только бутылка шоколадного ликера, которую босс подарил мне в прошлом году на Рождество.
Я не умею смешивать по-настоящему хороший коктейль «Мартини» — не было достаточной практики, да и тяги к этому напитку тоже, — но, не боясь соврать, могу поклясться, что его «Мартини» вообще нельзя было пить. Он был ужасен\ До сих пор не пойму, как можно сотворить такую гадость из прекрасного джина «Гордон» и замечательного вермута «Нолли Прат». Может быть, дело в кубиках льда, который у меня иногда отдает посторонним привкусом? Мы все же выпили этот «Мартини», несмотря на его мерзкий вкус, и я вновь убедилась, что он замечательный слушатель. Ему достаточно было лишь спросить: «Как ваша подруга?» — как я поведала ему о Мюрюэль, которая дважды в неделю уходит на обед и больше на рабочее место не возвращается. Похоже, ему нравилось все, о чем я говорю, хотя рассказчик я никудышный.
После третьего «Мартини» я целиком завладела нитью беседы и даже не стала жаловаться на голод, что на меня совсем не похоже. Обычно я настаиваю на том, чтобы поесть. Мне почему-то было очень хорошо, и я ощущала себя великой всеамериканской чаровницей и даже — вот чудеса! — испытывала чувство превосходства над этим парнем. (Мы сравнили даты нашего рождения, и он оказался на полгода старше меня.) Сегодня на нем не обнаружилось бирюзовых носков. На сей раз они были черными в красную клетку с голубыми точками. Не вру! Кроме того, он казался настоящим недотепой. Помогал маме ухаживать за садом — на самом деле ничего плохого в этом нет, — но никогда не катался на лыжах, не ходил на вечеринки, не делал ничего выдающегося. Мне довелось поездить по свету куда больше, чем ему, и, кроме того… он не умел смешивать «Мартини»! Боюсь, бедняга сделал это в тот вечер впервые в жизни. Можно сказать, я чувствовала себя изысканной леди, развлекающей деревенского простака, разинувшего рот от восхищения… Я представлялась себе светской львицей, этакой Глорией Вандербильт.
Ха! Я в красках описывала горнолыжный подъемник в Брекенридже, как вдруг на середине фразы он поцеловал меня. Поцелуй не был быстрым или дружеским… похоже, он хотел заставить меня замолчать. Но это был славный поцелуй, поцелуй опытного человека. Это он умел делать достойно.
Затем он тихо заговорил со мной, и я никогда не забуду ни слова из сказанного. При этом он не отрываясь смотрел на меня сияющими голубыми глазами.
— Мисс Лейнбраун, — начал он, — я заключил контракт с вашей компанией. В качестве платы за работу по проведению исследований я хочу получить вас. Они высоко ценят вас, но благодаря мне они сэкономят сотни тысяч долларов. В вашей фирме сейчас не все благополучно, и вам это, возможно, известно.
Мне это было известно, и перед моим мысленным взором возникли мистер Виртц и мистер Фетвангер, предлагающие эксперту список женского персонала в качестве гонорара. Картина была еще та. Мистер Виртц активно выступал за закрытие чикагского клуба журнала «Плейбой» с первого дня работы этого учреждения, а мистер Фетвангер требовал уволить любого работника, уличенного в амурных связях с сотрудницами. Уже по одной этой причине мне следовало бы покинуть фирму, но мой близкий приятель работал в сотрудничающей с нами фирме.
(Я еще расскажу об этом.) В любом случае я с изумлением слушала безумную историю сидящего передо мной парня.
— Со времени нашего первого разговора, — продолжал он, — я словно под наваждением. Дураку понятно, что вас непросто покорить, поэтому я и прибег к своему плану. Виртц и Фетвангер поначалу не хотели и слышать об этом, но, понимая, что их фирма не в лучшем положении, не слишком долго сопротивлялись. И мы пришли к соглашению.
— А могу ли я высказать свое мнение человеку, который принял меня в качестве вознаграждения? — полюбопытствовала я. — Ведь это я стала предметом сделки.
— Боюсь, это бесполезно, — сообщил он. — Будущее вашей компании всецело зависит от выводов, которые я сделаю. А после встречи с вами я не приму никакой другой платы.
Он по-прежнему не отрывал от меня взгляда, и я постепенно проникалась к нему симпатией.
— И когда же мы перейдем к делу? — спросила я.
— А мы уже перешли, — заверил он. Потом гость рассмеялся, разрядив обстановку, и пошел на кухню за очередной порцией отравы под видом «Мартини».
О боги! Этот парень, наверное, никогда прежде не смешивал коктейлей, а может быть, и не пил, но держался он намного лучше меня. Он не совершил ничего предосудительного до самого конца вечера. В каждом его слове сквозило уважение ко мне и восхищение мной, и, сказать по правде, я уже начала чувствовать себя бесценным сокровищем… вернее, восточной княжной, околдованной приехавшим магом. (Если бы только не эти носки!)
В течение следующей недели мы дважды вместе ужинали. Один раз он повел меня в чудесный парковый ресторанчик, а в другой — в «Кейп-Код Рум»