[7]. Оба раза я ощущала некоторое превосходство, видя, как он смущается в подобных заведениях. Но Виртц и Фетвангер обращались с ним как с истинным своим спасителем, и он при всяком случае повторял свою сказку о том, что я стала его собственностью и что еще никто на свете не заключал такой выгодной сделки. Он произносил это так невинно, глядя на меня голубыми, как небо, глазами, что я ловила себя на крамольной мысли: «Не может быть, чтобы Виртц и Фетвангер отдали меня этому сумасшедшему».
На уик-энд у меня было назначено свидание с Роем, о котором я уже упоминала. Он работал в компании «Си-пи-эй», занимавшейся аудитом нашей бухгалтерии. Рой был любовью всей моей жизни — или по крайней мере двух последних лет. Именно столько продолжалась наша связь. Думаю, за это время мы расходились раз сто, поскольку он никак не мог сделать мне предложение. Но в воскресенье мы поругались в сто первый раз, который стал последним. Видимо, я просто устала от всего этого — ведь теперь я была княжной, ради которой какой-то сумасшедший с голубыми глазами готов был пожертвовать громадным гонораром за консультацию по менеджменту!
Этот ненормальный — кстати, его звали Лил — и я начали встречаться. Как я поняла, он догадывался, что раньше у меня кто-то был, но теперь отношения с тем парнем закончились.
Я усердно трудилась в компании. Полагаю, я подходила под критерии мистера Фетвангера, которыми он руководствовался, проводя свою политику по поводу служебных романов. Через две недели мы с Лилом переспали, но не он потерял голову, в отличие от меня.
С Роем мне приходилось тратить уйму времени, чтобы затащить его в постель. Он так нравился женщинам, что привязать его к себе стало для меня одним из способов самоутверждения. А его это вполне устраивало. Хотя во время секса с ним я обычно ничего не чувствовала. С Лилом было иначе. Он ласкал меня, а я просто лежала и позволяла событиям развиваться так, как они развивались. В кои-то веки появилась возможность расслабиться и позволить кому-то любить меня! Лил был таким большим, так горел желанием, обладал таким опытом (не знаю, где он всему этому научился) и говорил не переставая такие приятные слова.
Я по-прежнему ненавидела его носки. Костюм висел на нем мешком. Он был неловок в компании. Я не могла с ним никуда выйти (или думала, что не могла), да, по правде говоря, мне и не хотелось никуда выходить. А потом он повел меня по извилистой дорожке, с которой я больше уже не сходила.
Однажды мы сидели у меня дома, и на мне не было ничего, кроме зеленых шелковых трусиков и тапочек. Вдруг Лил сказал:
— Я оставил «полароид» в машине. Пожалуйста, сходи вниз и принеси его. Я хочу сфотографировать тебя.
— Мне спуститься вниз? — удивилась я. — А ты разве не можешь?
— Думаю, это лучше сделать тебе, — настаивал он. — Ну, давай. Это займет одну минуту.
Мы пристально посмотрели в глаза друг другу. Я поняла: он не хочет, чтобы я надевала блузку. Тогда я ответила:
— Ладно. Но ведь меня могут увидеть.
— Сейчас поздно, — возразил он. — На улице никого нет. Вот тебе ключи.
Он подошел к окну, а я как ненормальная вылетела из квартиры, бросилась к его машине, отперла ее, достала фотоаппарат и на бешеной скорости вернулась обратно. Все действительно произошло почти мгновенно, и никто меня не заметил.
— Славная девочка, — похвалил меня Лил, забыв о «полароиде». Он подскочил и начал снимать то немногое, что на мне оставалось. Потом мы занялись любовью.
Несколько дней спустя мы ехали на его машине с опущенным верхом. Контракт Лила с Виртцем и Фетвангером закончился, и теперь он работал на другую компанию. С тех пор мы не упоминали о том, как хозяева продали ему меня.
На ходу Лил начал расстегивать мою шелковую кофточку. Задолго до этого он убедил меня отказаться от лифчика. Он справился с четвертой пуговицей и мягко потянул за отвороты, обнажая мои груди, под свет уличных фонарей и проезжающих автомобилей, на всеобщее обозрение.
— Изумительно, — восхитился Лил. — В самом деле изумительно.
Я попыталась было застегнуть пуговицы, но он остановил меня.
— Не надо, — попросил Лил. — Мы едем слишком быстро, чтобы кто-нибудь мог разглядеть тебя.
Я послушалась, а он погладил мои груди, не обращая внимания на другие машины.
Со временем у меня появилось ощущение, которое всерьез обеспокоило меня. Мне казалось, будто меня окружают лишь сексуально озабоченные мужчины. Я стала работать хуже Мюрюэль, которая хотя бы не витала в облаках на рабочем месте. Кроме того, я похудела, но никогда не чувствовала себя голодной.
Когда мы с Лилом отправлялись куда-нибудь поужинать, то иногда съедали что-нибудь, а иногда и крошки не брали в рот. Обычно он наряжал меня сам. Однажды Лил сделал мне блузку из большой шифоновой шали.
— Я не смогу ее носить! — воскликнула я, хотя в душе мне нравилось, как я в ней выгляжу. Сквозь тонкую материю просвечивали соски, хотя не очень явно.
— Ты вполне сможешь ее носить, — успокоил Лил. — В конце концов, набрось сверху жакет.
Я так и сделала, но в ресторане, куда мы зашли поужинать, мне пришлось его снять, потому что мы устроили игру в «Цыпленка и ястреба», где ведущий придумывал фант для партнера, какое-нибудь дурацкое задание. Если второй игрок выполнял его, то право хода переходило к нему. Так продолжалось, пока один из участников не отказывался выполнить задание и не превращался в «цыпленка», тогда как ведущий становился «ястребом». «Цыпленок» должен был выполнить любое желание «ястреба» — пусть даже не мгновенно, — которое могло быть трудным или опасным. Таковы правила, и не стоит включаться в игру, если не собираешься их выполнять.
Конечно, я могла бы отказаться от игры, но рассудила, что у меня не меньше шансов стать «ястребом», чем у Лила. Первым же заданием, которое я получила, было снять жакет. Это видели официант и несколько посетителей. Потом я стала ведущей и велела Лилу пойти на стоянку и притвориться, будто он собирается угнать машину. Он ответил, что не может оставить меня одну, и автоматически превратился в «цыпленка», а я — в «ястреба». Я «простила» любовника, поскольку не собиралась поручать ему рискованное задание. Позже я узнала, что будь «ястребом» Лил, он отвез бы меня к своим приятелям в ночной клуб в Мемфисе и заставил бы принять участие в стриптизе.
Через несколько дней нас отпустили с работы на два часа, чтобы мы проголосовали — шли выборы. Я предпочла в это время встретиться с Л ил ом. Когда он явился, держа в руках свой неизменный портфель, я посетовала, что чувствую себя виноватой, поскольку не пошла на избирательный участок.
— Да, ты негодная девчонка, — подтвердил он, — и заслуживаешь наказания.
— Что ты придумал? — спросила я, почувствовав, как меня охватывает возбуждение, от которого что-то сжималось в низу живота.
— Я собираюсь отшлепать тебя, — объяснил он. — Чисто символически, только чтобы в следующий раз ты не забыла проголосовать. На самом деле я не хочу делать тебе больно.
Еще никогда он так не удивлял меня. Я уже было стала удивляться, что он меня не удивляет. А он тем временем достал из портфеля хлыст для верховой езды. При виде этого предмета я почувствовала себя шокированной. И зачарованной. И шокированной. И зачарованной.
Затем он раздел меня. Мы пошли в спальню — он оставался в одежде, — и я легла на кровать и зарылась лицом в подушку. Лил ударил меня — не сильно, но чувствительно. Он хлестнул меня второй раз, и я схватила его за запястье. Он оставался спокойным и невозмутимым.
— Тебе еще не хватило времени понять, приятно это или нет, — заявил он. — Давай я свяжу тебе руки и ноги, чтобы ты как следует все оценила. Принеси мне что-нибудь подходящее.
Я перерыла свой комод, найдя в нем два шелковых шарфика. Он связал мне запястья и лодыжки, после чего я снова легла на живот лицом в подушку, закусив ее, чтобы не кричать. Он ударил меня — только по ягодицам — раз десять, но не так уж сильно. Все же боль оказалась чувствительной. Когда он прекратил, мы занялись любовью, и это было потрясающе.
Следы от ударов постепенно зажили — сначала они стали из черных синими, потом лиловыми, зелеными и, наконец, пожелтели. Я любовалась ими в припадках мазохизма. Кровоподтеки выглядели очень экзотично. Думаю, многие женщины, даже не откровенно чокнутые, любят синяки. Я знала двух девушек, которые приходили на работу с подбитым глазом (не представляю, кто их лупил), явно гордясь своими «знаками отличия». Может быть, синяки заставляют женщину чувствовать себя нежной и беззащитной.
Больше он никогда меня не бил. Не думаю, что Лил испытывал от этого особое удовольствие. Правда, когда мы едем с ним в машине, я иногда на ходу снимаю блузку. А когда мы были в Лас-Вегасе, я сидела за игровым столом в коротком почти до неприличия платье. Лил делал вид, будто незнаком со мной, а сам внимательно наблюдал, как реагируют на мой наряд другие мужчины.
Весной мы планируем пожениться. Лил в восторге от этого, а вот его мать, по-моему, нашей радости не разделяет. Но мы не собираемся придавать ее ворчанию слишком большое значение. Тем более я виделась с ней всего пару раз. Не знаю, какая у нас получится семья, но уверена, что не смогу без него жить… без эффективной организации труда, без носков и прочего.
Глава 15Как вступить в связь и как прекратить ее
До сих пор наше обсуждение шло в философском и историческом плане, а как вы сами относитесь к служебным романам… или к их отсутствию?
Это зависит от того, как вы вообще воспринимаете отношения между мужчиной и женщиной — или отсутствие оных. Здесь главную роль играют ваш возраст, воспитание, религиозные убеждения и человеколюбие. Вашу реакцию на интимные заигрывания — или на их отсутствие — определяет то, что думаете вы (или ваше тело) о сексе.
Я дам вам совет по любому интересующему вас поводу. Но прежде я хочу знать, сколько вам лет.