как можно дальше. Единственное, что спасало меня от падения, — это присутствие волшебника, который проверял все машины, вызывающие у него подозрение. Если ко мне начинали приставать, то у меня всегда была возможность отбиться, так как у водителя одна рука непременно лежит на руле.
Вот какой была моя первая работа. Но я рассказала только об одной — впереди еще восемнадцать. Скорее дальше! Я хочу, чтобы вы знали — у меня большой опыт жизни в офисах.
Агентство талантов
Вторым моим «университетом» стало Главное управление Музыкальной корпорации Америки (МКА) в Беверли-Хиллз, очень авторитетном агентстве. (Я закончила колледж и трудилась секретарем на полную ставку.) Подобные учреждения подбирают работу в кино, на телевидении, в ночных клубах и театрах для актеров и писателей за 10 процентов от положенной претендентам зарплаты. В большинстве своем творческие люди не хотят искать работу, а ждут, пока она сама их найдет. Популярные личности не сидят без дела. У Джека Леммона всегда была работа, а Джек Орандж (надеюсь, что это его не настоящее имя) постоянно пребывал в простое, и в агентстве ему мало чем могли помочь. Но он всегда находился на учете: это часть игры.
В то время МКА представляли Бетти Грейбл, Бэт Дэвис, Полетта Годар, Дик Пауэлл, Эррол Флик, Альфред Хичкок, Эдгар Берген, Джоан Крофорд и другие знаменитости тех лет. Обстановка меня завораживала (как и других юных сотрудников), когда я входила в здание. В мягких коврах ноги проваливались по щиколотку, люстра слепила глаза, вокруг красовалась изящная мебель, и все это стоило больших денег. Здание МКА выглядело как дворец эпохи короля Георга, и туристы всегда толпились у дверей в ожидании осмотра.
В том здании, где сидели секретари, не просматривалось ничего георгианского. В нем было все необходимое, но оно не напоминало каменный замок с завитушками для правдоподобия. Здание походило на аквариум, из которого выплывали сотрудники с отсутствующими, как у рыб, взглядами. (Слишком много времени проводили в ночных клубах.)
Мой начальник, который был главой музыкального отдела, был неравнодушен к светло-горчичному цвету и потрясающе выглядел в розовых рубашках.
Было очень неприятно, когда мужчины разговаривали с секретаршами свысока, но подобные личности не интересовались женщинами… по крайней мере нами, молодыми сотрудницами. Изредка мы сговаривались на следующий день прийти в красных платьях или розовых свитерах, но никто даже не обращал на нас внимания. Мы были словно аквариумные рыбки гуппи, и мужчины подходили, чтобы постучать по стеклу, когда им от нас что-то было нужно.
Иногда на ленч мы ускользали в замечательный маленький театр, который находился в подвальном помещении, после ленча мы могли немного подремать на обитых желтым кожзаменителем кушетках мистера Джулиуса Стейна. (Мистер Стейн был президентом МКА.) Там мы чувствовали себя изолированными от всех, словно в гробнице Тутанхамона. Воспоминания об этом волнуют меня и сейчас.
Раз в год нас, секретарш, выуживали из нашего аквариума и отвозили в зрительный зал «Пан-Пасифик». (Его владелец — наш клиент, поэтому чем больше народу в зале, тем лучше.) «Назначайте свидания, девушки», — обычно приговаривал представитель. Такого рода приказ доводил девушек до сердечных приступов. Конечно же мужчины компании никогда не посещали вместе с нами такие мероприятия, поэтому и говорить не о чем.
Я бы сказала, что некоторые мужчины — клиенты МКА — лезли из кожи вон ради своих агентов. Один продюсер пригласил меня на ужин к себе домой. В приглашении я не уловила никакого подвоха — у него большой дом, и я растворюсь среди массы гостей. Затем он велел мне надеть черные лакированные туфли на шпильке, прозрачные черные чулки и платье любого покроя, но обязательно черное и сексуальное. «Сделай высокую прическу», — попросил он.
«Кто же у вас будет?» — полюбопытствовала я. (Я надеялась, что приедут агенты из киностудии «Метро Голдвин Майер».) «Только мы вдвоем, дорогая», — был ответ.
В гости я не пошла, теперь думаю, а может, надо было?
Однажды меня пригласил на завтрак знаменитый киноактер. Он обещал, что после завтрака отвезет меня в Беверли-Хиллз. (Проснись… еще один сексуальный эпизод для тебя!) Я понимала, что это будет разовое свидание, но отказываться от вкусной еды не хотелось. Кроме того, он был красив. Я заказала завтрак служащей — большой стакан апельсинового сока, вафли, черничный сироп, бекон и холодное молоко. Только я приступила к десерту, как он заявил, что пора уходить. Себе он взял только кофе и с тоскующим видом ждал, когда я расправлюсь с едой. Затем он отвез меня на работу и исчез навсегда. Просто замечательно, что я позавтракала. У женщины должны быть силы.
Увольняли меня довольно сдержанно. Не думаю, что причина в том, будто не завлекала клиентов. В МКА это называлось «не справлялась со служебными обязанностями» — жалкая формулировка, связанная с вашей непосредственной работой. К сожалению, руководство МКА не сочло нужным сказать мне о своем решении, и я в течение трех недель обучала всем уловкам нашего дела девушку, претендующую на мое место. Естественно, что я не билась в истерике, когда министр юстиции Роберт Кеннеди закрыл этот отдел МКА.
Работы с третьей по семнадцатую
После нескольких неудачных мест работы я устроилась секретаршей к писателям-юмористам во главе с Эдди Кантором. Некоторые из лучших юморесок этой четверки зарождались в лифте голливудской гостиницы «Рузвельт». Поднимаясь в лифте, самый маленький и толстый из них доставал рулон счетов и, искоса взглянув на меня, говорил: «Как ты думаешь, сколько здесь — пятнадцать или двадцать?» Все лопались от смеха, кроме меня.
Если один из четверых придумывал что-то, на его взгляд, суперостроумное, а трем остальным было не смешно, то они вопили на всю комнату: «Хелен! Иди сюда! Послушай, это смешно или нет: «Один парень говорит своей теще…» Если я смеялась, они возмущались; если не смеялась, то они просто выходили из себя.
Некоторое время спустя меня приняло на работу рекламное агентство, где в штат входили в основном девушки. Но я не делала больших успехов на этом поприще. (Это была моя седьмая работа — несколько служебных мест я пропустила.) Мой босс благоразумно передал меня в распоряжение молодого адвоката, своего друга, секретарша которого ненавидела законодательную работу. Я тоже возненавидела ее, но ничего не попишешь — чтобы питаться, нужны деньги.
На каждом новом месте узнаешь что-то новое. В адвокатской конторе я уяснила, что если младший компаньон пялится из окна на проходящих красоток, то его без толку просить заняться делом: он думает. Если вы отвлечете его от этого важного занятия, то он может пожаловаться начальству.
Мой работодатель был очень умен (позже стал главой Демократической партии Калифорнии) и многому меня научил. Например, если хочешь обвести кого-нибудь вокруг пальца, говори правду. Тебя спрашивают: «Где ты была вчера вечером?» Ты отвечаешь: «Я была так пьяна, что заснула на заднем сиденье своей машины». Тогда они смеются: «Ну ладно, где ты была на самом деле?»
Не знаю, кто кого уволил? Я искала себя.
Комики, Синатра и звери из джунглей
Каждая работа учила меня чему-то, и учреждения продолжали чередоваться. С Эбботом и Костелло (я работала у них секретаршей) я ощутила, что такое быть очень, очень популярным! Они часто давали концерты в армейских подразделениях, и иногда я оказывалась единственной женщиной в группе актеров.
С Джеком Карсоном я узнала, что значит рассказать анекдот комику. Чтобы «разжечь» его перед эфиром, я рассказывала боссу новый анекдот. Я совершенно не умела «травить байку», но мистера Карсона интересовала только суть анекдота. «Так, так, так… у диктора икота… так, так», — приговаривал он. Затем рассказывал этот анекдот так, что я хохотала до слез.
На следующей моей работе я имела счастье видеть Фрэнка Синатру на протяжении целых пятнадцати минут. Моя контора транслировала концерты Синатры по радио, а затем отсылала ему платежную ведомость на подпись. Я узнала, как получить автограф звезды: подсунуть ему любую (совсем не обязательно свою) фотографию, и он подпишет: «Дорогой Хелен. Спасибо за все». На протяжении многих лет я объясняла друзьям, что «все» включает в себя гораздо больше, чем доставка ведомостей на подпись. Но так как я поклялась говорить вам только правду…
Я принимала участие в создании фильма о змеях с Фрэнком Баком. Съемки длились два месяца. Не знаю, научилась ли я в этом процессе хоть чему-нибудь, зато заслужила благосклонность этого замечательного человека. Мы работали в хижине авиационных спасателей, что очень возбуждало. Боюсь, я не особенно расширила кругозор, но съемочная группа убедилась, что снимать в фильме лучше людей.
Затем я сотрудничала с тремя известными агентствами. Почему-то в подобных учреждениях у женщин всегда была работа. В агентстве «Уильям Моррис» мои ошибки выглядели так, будто я изъясняюсь на диалекте. Но вместо того, чтобы уволить безграмотную девчонку, они закрепили мое положение. Когда я печатала «дите» вместо «дитя» или «субота» вместо «суббота», то мистера В., ответственного редактора, всего передергивало, и он начинал задыхаться. Я в ужасе ждала, когда эти подавленные эмоции перерастут в ярость, — на самом деле же он искренне веселился.
Я перешла работать в «Дейли ньюс», демократическую газету Лос-Анджелеса, и, скорее всего, у меня все отлично сложилось бы, если бы не погода. В полдень первого дня моей работы мой босс пришел взглянуть на новенькую номер 2 (то есть на меня), затем прислал новенькую номер 1, чтобы та сказала мне, что в «Дейли нъюс» все молодые женщины носят чулки. (Ради всего святого! Это происходило в середине июля — не то время, когда на себя нужно