В проверенных временем традициях донжуана мы с ним расстались под Рождество.
Я зализывала раны в компании молодого швейцарца (надеюсь, я вам еще не наскучила?), который стажировался в нашем офисе. Фредди был высок, обладал экзотической внешностью, густыми бровями и мягким голосом, не без вкрадчивых ноток. Чаевые он оплачивал швейцарскими часами (у меня никогда не было таких, ведь я не работала официанткой). По дороге он купил корову на аукционе в Новом Орлеане, потому что на нее не нашлось желающих. Он привез животное в Лос-Анджелес и нашел для него хороших хозяев.
Мистеру Белдингу Фредди пришелся по душе, поэтому я решила сохранить в тайне нашу с ним дружбу, не то босс мог подумать, будто я собираюсь удрать. Кроме того, Фредди выглядел как анархист. Он носил двубортные пиджаки с хлястиками и такие широкие брюки, что они казались квадратными. В полдень, с растрепанной бородой, он выглядел как человек, чей номер в гостинице будут обыскивать в поисках бомбы в первую очередь. Он был солидарен со мной в том, что лучше сохранить в секрете наши отношения, поэтому мы встречались под мостами, как тролли.
Спустя какое-то время Фредди сильно смутил меня. В Цюрихе ему сопутствовал большой успех, а в Лос-Анджелес он вернулся после участия в полете над полюсом. Я встретила его в аэропорту и глазам не могла поверить, что это был Фредди — в модной фетровой шляпе с узкими полями и элегантном костюме в мелкую полоску. Мы сели в мою антикварную машину-фургон с деревянными боками и сваренной во многих местах крышей. Крыша уже настолько истончилась, что ярким солнечным днем задняя часть машины походила на оранжерею. После сильного дождя дверцы открывались сами собой и болтались при езде. В конце концов я их закрепила веревками, за исключением дверцы водителя. Эту дверцу во время езды я придерживала локтем левой руки. Фредди безропотно заполз в машину через правую дверцу, чтобы не отвязывать мои веревки. Но все-таки он поморщился, когда у отеля «Шератон» его багаж пришлось вытаскивать через окно.
Однажды я закрутила роман с Джеком Демпси, который в то время работал с пивом «Бульдог», продукцией нашего клиента. Мистер Демпси не мог произнести слово «пиво». В лучшем случае получалось «п-в-в-в-в», для клиента это было ничтожное искажение названия его продукции, ведь случалось и хуже. После того как люди слушали рекламу этого пива по радио, в барах можно было услышать: «Дайте мне бутылку п-в-в-в-а «Бульдог». После того как они отсмеются, бутылка пива уже стояла перед ними.
Некоторые считали нас с мистером Демпси странной парой и уверяли, что без переводчика подобные отношения невозможны. Действительно, несколько раз мистер Демпси приводил на свидание своего друга Вилли, который жаждал общения. Находясь с нами, он получал такую возможность. Мне с ним говорить было не о чем. Обычно в его компании мы ходили или в ночной клуб, или на бокс, где разговоры, как известно, излишни.
На пике нашей дружбы мистер Демпси уехал в Нью-Йорк по своим делам и ни с того ни с сего обручился с богатой вдовой. Их помолвка продлилась всего две недели, но мне все равно стало обидно. Я считала, что он должен был сказать о вдове раньше. Мистер Демпси прислал мне в утешение творожный пирог — я его обожаю, — но прежняя романтика уже исчезла.
Самым постоянным моим кавалером за время работы в компании «Фут, Коун энд Белдинг» оказался наилучший из всех донжуан из другого агентства. (Как девушка может не на шутку увлечься сразу двумя донжуанами, не представляю; ими надо «переболеть», как заразной болезнью в детстве.) Аллен любил игру «Кого ты любишь?». Ответ типа «Тебя, дорогой» выставлял вас полной идиоткой. Надо было сказать что-то вроде: «Джона Фостера Даллеса» — и тогда Аллен говорил: «Но он такой реакционер». Или: «Леонарда Бернстайна». — «У него слишком густые патлы». Или: «Кришну Менон». — «Он слишком таинственный». Или: «Майка де Саме». — «Он слишком упитанный». Чем более туманную личность вы выбираете, тем больше очков получаете. Судья Крейгер оказался венцом моей удачи. Он «слишком часто скрывался». Трудность состояла в следующем: чтобы дать Аллену возможность блеснуть эрудицией, вам тоже надо было много знать об упомянутых господах. Подготовиться к свиданию означало проштудировать «Тайм», «Лайф», «Ньюс энд уорлд репорт» и, может быть, «Сатердей ревью». Я испытывала чисто мазохистские страдания. Если бы все развивалось логично, я бы не выдержала и заглянула в его записную книжку — пухлую, с выпадающими листками и добавленными секциями. Новеньких пассий я узнала бы по цвету чернил, которыми были записаны их телефоны, — и тут же впала бы в истерику. Телефоны девушек «моего периода» оказались увековечены фиолетовыми чернилами, более поздних знакомых — синими и зелеными.
Когда мой роман достиг апогея, я попросила мистера Белдинга отпустить меня на неделю в Мексику. Он сказал, что это замечательная мысль, так как в мое отсутствие этот парень начнет скучать и образумится. Милый мистер Белдинг!
Так бы и произошло, не отправься Аллен вместе со мной. Все это время я чувствовала себя ужасно неловко, так как подразумевалось, что я приеду с подругой и мы остановимся у друзей мистера Белдинга. В аэропорту я заметила наших клиентов, а они увидели меня. В Мексико-Сити, в отеле «Дель прадо», я просто головой уперлась в благотворительные деяния мистера Белдинга и новые ненужные знакомства. Это раздражало.
Использовав недельный отпуск для того, чтобы якобы сбежать от Аллена, в то время как на самом деле он находился рядом, я устремилась обратно в офис, чтобы вылечиться от блажи. Это было самое лучшее место для выздоровления.
Неслышными шагами добрались до завершения
Вы не поверите, но я рассказала почти все, что хотела, о своей восемнадцатой работе. Лишь об одном решусь еще упомянуть.
Когда мистер Белдинг уезжал из города (а это случалось часто), я целыми днями писала ему длинные праздные письма. Миссис Белдинг прочитала их и пришла к выводу, что у меня легкий стиль. Она настояла на том, чтобы ее муж разрешил мне попробовать себя в сочинении рекламных текстов. Ни один здравомыслящий руководитель не откажется от хорошей секретарши, но мистер Белдинг был милейшим человеком. Он попросил начальника рекламного отдела дать мне задание. Тот предложил придумать рекламный текст для компании «Санкист орандж». Вот он: «Дамы, большой корабль с сочными апельсинами прибыл в ваш город». Чтобы написать эту фразу, мне потребовалось две недели. Нельзя сказать, что только крупные апельсины «Санкист» давали сок: Бог создал все цитрусы сочными. Увы, моя реклама не спасла компанию. Можете быть уверены’, если на
апельсине вы увидите марку компании «Санкист», то вам крупно повезло, я бы сказала, это подарок судьбы. Правда, некоторые мои тексты были использованы в городах-портах Олбани и Шенктеди.
Секретаршей мистера Белдинга я оставалась еще три года, придумывая рекламы, лишь только когда просили из Олбани или Шенктеди. Сотрудничество могло продолжаться и дальше, если бы я не вздумала принять участие в конкурсе «Десять девушек со вкусом», объявленном журналом «Гламур». (Я решилась на это безумие, чтобы прийти в себя после Аллена.) Ключевым вопросом стал: «К чему вы стремитесь?» У меня не было никаких стремлений, разве что желание оставаться секретаршей мистера Белдинга. Зная, что журнал не приемлет сереньких ответов, я написала, будто мечтаю быть составителем рекламных текстов. Я ужасно смутилась, когда журнал опубликовал стремления победителей и их имена. В их списке обнаружилась и я, отнюдь не карьеристка по натуре. Но мистер Белдинг поверил печатному слову и предоставил в мое распоряжение небольшой кабинет, на двери которого красовалась табличка с моим именем. Так я стала составителем рекламных текстов.
Подвинься, детка
Заниматься составлением реклам в агентстве — довольно сексуальная работа, так как вы постоянно находитесь в контакте с мужчинами. (Я оказалась единственной женщиной среди восьми составителей и шести директоров литературных отделов.) Вы можете болтать с ними в течение всего рабочего дня, и никто не скажет, будто вы не занимаетесь делом. Можно вовсю флиртовать под видом активного обсуждения заголовка к рекламе. Решая, что лучше: «Наши батарейки не стареют» или «Наши батарейки долго служат», можно стоять, склонившись над письменным столом мужчины, хоть целое утро.
Моим клиентом стала фирма «Каталина», производящая купальники. Я всегда просматривала готовые рекламные фотографии. (Составители должны контролировать все стадии процесса.) Для съемок выбрали отдаленную бухту в Малибу, к которой невозможно было подъехать на машине. Туманным утром мы парковали машину за милю от облюбованного места и дальше тащились пешком, нагруженные камерами, рефлекторами, девушками, ластами, фотопленками, корзинками со снедью и выпивкой, в надежде поймать первые лучи солнца. Почему должно быть туманно и почему требовались именно первые лучи солнца, я так и не поняла, но ни один фотограф или художественный редактор не счел подходящими солнечный день или лунную ночь.
Однажды, туманной зарей, мы снимали трех русалок на камне, несколько отдаленном от берега. Солнце так и не показалось, а поверхность океана покрылась рябью. Я наблюдала, как русалки в светло-зеленых париках прижимали лиры и лютни к груди, старались не упасть на свои русалочьи попки, раскладывали блестящие чешуйчатые хвосты на поверхности камня. Они выглядели по-русалочьи хорошенькими, но постепенно их кожа приобретала синюшный оттенок. Фотограф гонял девушек туда и обратно, время от времени угощая виски, чтобы хоть чуть-чуть оживить их. Я до сих пор слышу его голос, когда он наклонялся над бедняжками, сбившимися в кучку в центре камня (они не умели плавать и боялись упасть в воду), и кричал: «Ты портишь мне композицию, детка, подвинься! Черт побери, детка, ПОДВИНЬСЯ!»
Узнав, что весной откроется для посетителей поместье Уильяма Рэндолфа Херста