[17] «Сан-Симеон», мы сочли это подходящим местом, чтобы сделать там фотографии коллекции купальников «Каталины». Однако то, что «Сан-Симеон» открыт для широкой публики, совсем не значит, что нас допустят туда увековечить купальные костюмы около бассейна с Нептуном или на лестнице «Ла-Каса-Гранде». Наш художественный директор получил, наконец, разрешение от мистера Херста-младшего. Тот поставил условие: наши фотографии появятся в «Харпере базар». Верно, наши купальники будут в этом журнале, только на рекламных страницах.
Поместье превосходило все мыслимые ожидания, что подтвердят посетители. Замки с башнями и башенками, подъемный мост, бассейны, выложенные ярко-синей плиткой, и подземные египетские бани. Говорят, мистер Херст тратил по миллиону в год на обустройство «Сан-Симеона» с 1919-го по 1951 год (год его смерти). Любой женщине достаточно взглянуть на особняк, чтобы признать: потрачена целая куча денег. Думаю, что Версаль на фоне «Сан-Симеона» выглядел бы довольно бледно.
Поместье открывалось для посетителей с 8.42 до 17.12, и даже удостоверения личности от журнала «Харпере базар» не помогли нам добиться разрешения работать в дневное время. Мы были вынуждены уступить. Моделям приходилось вставать в четыре часа утра, чтобы успеть загримироваться. Остальные выползали в пять часов и ехали к замку, где нас встречали стражники и провожали в гору, когда-то охраняемую пумами, львами и тиграми. Если мы добирались вовремя, то еще стояла кромешная тьма.
Катанье в лодке по круглому бассейну Нептуна напоминало сборы на Малибу. Вещи уминали, упаковывали, а они упрямо вылезали из положенных мест. А мы хотели добраться к месту до восхода солнца, чтобы попасть в милый нашему сердцу туман. При первых лучах девушки порхали от одной колонны к другой, обнимали горгульи[18], залезали в саркофаги и выбирались из них, а камера запечатлевала все это на пленку. Затем модели меняли купальники, и начиналось все сначала. Когда солнце поднималось и наступало время для посетителей, мы свертывали свою деятельность, все становились серьезнее и строже; мы опять запаковывали багаж, и охранники провожали нас вниз. Мы возвращались в отель и тут же засыпали как сурки. Вечером все возвращалось на круги своя, и мы мчались в замок, чтобы успеть к сумеркам. Как же можно утверждать, что на протяжении многих лет работа не меняется?
На третий день съемок семья Херстов прошествовала в захваченное нами бунгало, расположенное неподалеку от замка. Бунгало не шло ни в какое сравнение с замком — этот маленький приют проспал лет семьдесят пять. Мистер Херст, его жена и два сына спустились, чтобы поплавать в бассейне и узнать, как нам работается. Мы заверили, что просто замечательно. Затем мистер Херст спросил, вернулась ли из Европы Нэнси Уайт. Только я поняла, что речь идет о главном редакторе журнала «Базар», хотя понятия не имела, что она в Европе. «Нэнси еще не приехала, — нашлась я. (Мне не хотелось, чтобы мистер Херст зашел в бунгало позвонить ей.) — Она отлично проводит время и обожает фабианцев».
Казалось, мой ответ удовлетворил его. «Пользуйтесь бассейном», — любезно предложил мистер Херст.
Знаменитый Хамфри Богарт разрешил нам снимать на борту своей яхты «Сантана». Мы знаем, кто сподвиг его на это. В благодарность за то, что актер сфотографировался в спортивной рубашке от «Каталины» (брюки он менять не захотел), его супруге Лорен Бэколл предложили выбрать что-нибудь для себя и детей из коллекции. Агентство не знает, сколько свитеров и купальников она взяла, но известно, что привередница изучала товары целый день. Мистер Богарт был великолепен! Он считался образцом идеального мужчины, а миссис Богарт в любом наряде казалась воплощенной мечтой рекламной компании.
«Фут, Коун энд Белдинг» передали меня в ведение «Каталины», чтобы я проводила рекламные поездки с какими-нибудь знаменитостями по стране. (Не знаю, почему боссы так охотно передавали меня коллегам, но они дружно утверждали, что таким образом я больше узнаю о продукции клиентов.) Я принимала участие в небольших вояжах с продукцией «Каталины» для презентаций в крупных магазинах.
Флоренс Чедвик оказалась моей первой подопечной — очень милая женщина. Олимпийская чемпионка по прыжкам в воду, Пэт Маккормик, стала второй. На следующий год меня сопровождала божественная шведка, «Мисс Вселенная» Хиллеви Ромбин. У вас свое мнение, у меня свое. Хиллеви была не только мила, весела и грациозна, она знала пять иностранных языков. Разве можно не любить такую девушку? Когда я находилась с ней в комнате в присутствии мужчин, то чувствовала себя частью обстановки. Единственный раз кавалеры заметили меня, когда им потребовалось разрешение, чтобы пригласить Хиллеви на поездку в Милуоки и Дулут. Я всегда хотела, чтобы девочка посмотрела Милуоки и Дулут, но бог его знает, когда она вернется, а сопровождающая ее дама, которая осталась в отеле, сразу бросится всем в глаза без очаровательной подопечной. Но Хиллеви, к счастью, никогда не соглашалась на поездки.
Хиллеви была тщеславна, но самокритична. Если ей хотелось посмотреть на себя, она никогда не бросала косой взгляд в зеркало у лифта или в витрину магазина. Шведка вставала перед зеркалом и долго, томно, с удовольствием разглядывала себя, а потом произносила нараспев:
— Я выгляжу как па-а-а-лка.
— Что ты сказала, Хиллеви, дорогая?
У нее был большой словарный запас, но иногда она выражала свою мысль несколько странно.
— Че-о-ортова па-а-а-лка! — торжественно повторила Хиллеви. Это означало, что нам пора забросить дела и отправиться на прогулку.
У Хиллеви была одна маленькая слабость, которая сближала нас еще больше. Она оказалась ужасной сладкоежкой. Стоило только упустить ее из виду, как она уже появлялась с зефиром в шоколаде. Ей следовало оставаться тонкой как тростинка, чтобы демонстрировать наши купальники, но я ее никогда не ругала. Пусть ребенок получит удовольствие! Толстая «Мисс Вселенная» — потрясающе! Но сколько бы Хиллеви не предавалась чревоугодию, ее точеная фигурка не портилась.
Другое рекламное агентство
Путешествие приносит удовольствие и пользу. Вернувшись в Лос-Анджелес, я начала придумывать очень хорошие рекламы. Обо мне писали в журналах, я получала небольшие награды. Во время моего десятого лета в компании «Фут, Коун энд Белдинг» (я была настолько им предана, что чувствовала себя счастливой) лос-анджелесское рекламное агентство «Кеньон энд Экхард» получило четыре миллиона долларов от фирмы «Макс Фактор» на раскрутку ее продукции. И им срочно понадобился составитель рекламных текстов. Я оказалась подходящей кандидатурой.
Конечно, для компании в мире нет ничего привлекательнее человека, который в них не нуждается. (В любви тоже так.) На протяжении всего лета они бомбардировали меня предложениями, это уже доходило до смешного. «Какая же я трусиха, — призналась я себе. — Не попаду же я в цыганский табор, приняв их предложение». Единственное, что меня тревожило, так это репутация начальника отдела рекламы в «Макс Фактор». Говорили, что с людьми он обращается очень жестоко. Я решила проверить это сама.
Мистер Гросс принял меня сердечно. Он оказался очень подвижным, коротко стриженным, невысоким, упитанным, аккуратно одетым очкариком, и я решила, что человек с такой внешностью не может быть монстром. Когда я его спросила о чудовищных сплетнях, он предположил, что они появились будто бы потому, что он с людьми строг, но справедлив. Самые преданные работники всегда остаются с ним. (В течение нашего сотрудничества его слова подтверждались, вот только таких «преданных» насчитывались жалкие единицы.) Мы беседовали с мистером Гроссом около часа, и мне показалось, что он очень хочет видеть меня в своей фирме. Когда он предложил зарплату вдвое больше нынешней, я дала согласие.
Мистер Гросс, как выяснилось, не замуровывал людей в кувшины и не бросал их в темницу. Он подавлял их морально. При первой беседе с ним я не приметила оружия, но, когда бы нас потом к нему ни вызывали, мы не были уверены, что нас не пристрелят из короткоствольного «люгера» или «смит-и-вессона».
В разгар презентации мистер Гросс мог потребовать: «Принесите новый пистолет», затем направить дуло прямо в голову провинившегося сотрудника рекламного агентства и спустить курок. Нам оставалось только надеяться, что патрон и в этот раз окажется холостым.
По особым дням нас расстреливали разноцветными тряпичными змейками с пружинками внутри, которые заставляют свернутых «рептилий» мгновенно распрямляться. Когда в вас летит желтая или лиловая змея, трудно вспомнить не только рабочее задание, но и свое имя с должностью.
Со мной работали еще две женщины. Каждую в отдельности я очень любила, но между нами царил дух сестринского соперничества. Одна из них постоянно ребячилась. Она приходила в восторг от каждой новинки и, казалось, готова была съесть изобретение, а не придумывать для него рекламу. Вторая оказалась хорошенькой жизнерадостной «девушкой из предместья», которая заставляла розы расцветать на снегу. Между ними, перехватившими все положительные образы, на мою долю оставались лишь роли роковой женщины или бизнес-вумэн. Но для первой я была слишком болтлива, а для второй у меня не хватало задатков лидера. Однако во время стрельбы пришел и мой звездный час.
Чем больше мы пугались, когда мистер Гросс палил из ружья, тем лучше он себя при этом чувствовал. Мои напарницы не были истеричками, эти нормальные девушки в лучшем случае взвизгивали при выстрелах. Зато я была супер. Громкие звуки тут же выбивали меня из колеи. Что уж говорить о змеях… Что бы ни летело в меня из винтовки мистера Гросса — грохот, змеи или бабочки, — я тут же вырубалась и несколько минут взирала на мир остекленевшими глазами. Мистер Гросс был в восторге.
Мы работали до седьмого пота. Во время аврала, длящегося круглый год, любой, кто уходил из офиса до полуночи, считался слабаком. В День благодарения, в День памяти, не говоря уже об уик-эндах, девушки валялись на полу кабинета начальника отдела художественных разработок, пытаясь найти новый способ выглядеть лучистой. (Окружить себя языками пламени было слишком горячо, появляться из цветка — слишком претенциозно, показать картинки «до и после» — слишком приземленно.) Однажды в воскресенье мы три часа ломали голову над заголовком и не могли решить, что лучше: «Восемь преград на пути к красоте» или «Эти восемь преград на пути к красоте».