— Им нужно приложить огромные усилия, чтобы не выглядеть заносчивыми, — хохотнула Рене.
Сесил усмехнулся:
— У Люси есть двоюродный брат, который, как мне кажется, делает покупки только в этой ужасной дыре в центре Манхэттена. «Лорд энд Свифт»?
— Ты, наверное, про «Лорд энд Тейлор» Я, кстати, там приобрела платье для выпускного. — Рене покачала головой, как будто не верила собственным ушам. — Я заставила маму отвезти меня в «Галерею» в Хьюстоне. Дорога заняла два часа. Это было платье персикового цвета с большими пышными розами на плече, и оно напомнило мне наряд от «Унгаро», который я видела в «Вог». Маме пришлось выложить двухмесячное жалованье за это платье, но оно стоило каждого уплаченного цента: меня выбрали королевой выпускного бала. Никто в Бомонте сроду не видел такого платья!
— У тебя уже тогда был вкус, — сказал Сесил.
— В тот вечер Ронни Галлен пригласил меня на свидание, и если бы не Ронни, я бы никогда не встретила твоего отца.
Сесил отвернулся от матери и посмотрел в окно на Парк-авеню. Ему было немного неловко, когда мать рассказывала о своем прошлом. Он любил рисовать в воображении, что мать родилась на прекрасной плантации в Луизиане, в семье, корни которой восходят к Валуа.
На самом же деле Рене Мутон появилась на свет в городке Лейк-Чарльз, штат Луизиана, и была незаконнорожденной дочерью Чарльза Мутона, владевшего тремя заправочными станциями «Коноко», и Марсии Нунцио — она работала в кассе на одной из станций, а ее родные впахивали на нефтеперерабатывающем заводе в Корпус-Кристи. Чаще всего Сесил забывал эту деталь биографии матери, но сегодня вечером вспомнил, пока они готовились к встрече с членами семьи Люси. Сесил внезапно заметил, что в светлых пышных волосах матери, доходивших до плеч, появились мелированные прядки, и про себя проклял ее парикмахера Фабриса. Сесил тоже нервничал и придирчиво изучал свой наряд и прическу, переодеваясь несколько раз, пока наконец не остановил выбор на самом старом темно-синем костюме в тонкую полоску, первом, который он когда-либо сшил в «Хантсмане», со скромным галстуком от Ардженио. Он не хотел, чтобы мужчины в семье Люси думали, что он слишком много внимания уделяет внешнему виду, да они и не поймут Рубиначчи.
Как так вышло, что им с мамой намного комфортнее среди своих друзей со всего мира, чем в окружении кучки «аристократов»? Может, потому, что такие же техасские аристократы воротили от них нос много лет назад, когда они пытались обжиться в особняке на Лэйзи-лейн? Ну ладно, это уже дела давно минувших дней. Ради всего святого, у Сесила более трехсот тысяч подписчиков в социальных сетях, они два дня назад обедали с королем и королевой Иордании, а у его матери папа римский на быстром наборе. Как-нибудь переживут коктейль с Черчиллями. «Бентли» снова притормозил перед зданием.
— Готова, мам?
Рене подмигнула Сесилу:
— Давай сразим их наповал!
IIIСемнадцатый этаж
Шофер открыл дверцу «бентли», Рене и Сесил ступили на бордовую ковровую дорожку, прошли через вращающиеся двери дома 821 по Пятой авеню и оказались в тихом элегантном холле в стиле бельгийского ар-нуво. Пара швейцаров, одетых как дезертиры времен Франко-прусской войны, окинули их взглядом с ног до головы.
— Мы к Консуэло Барклай-Черчилль. Я Сесил Пайк, — сообщил Сесил.
Старший швейцар взял журнал в кожаном переплете, проверил список и коротко кивнул:
— Семнадцатый этаж, мистер Пайк. Иван проводит вас.
«Даже швейцары высокомерны», — подумала Рене, когда молодой швейцар провожал их к лифту. Она вспомнила, как проходила мимо здания много лет назад, когда впервые начала искать дом в Нью-Йорке, и восхитилась великолепным фасадом. Даниэль, ее агент по недвижимости, покачала головой и заявила: «Даже не думайте об этом. Это хороший дом».
Рене была сбита с толку. «Если дом хороший, почему мы не можем рассмотреть этот вариант?»
«Извините, позвольте объяснить. „Хороший дом“ — кодовое название у риелторов для тех немногих кооперативов, которые остались в Манхэттене и которые никогда не пустят людей с определенным… кхм… багажом».
Рене сжала зубы. «Что вы подразумеваете под „багажом“? У меня степень магистра делового администрирования в Гарварде и рекомендательные письма от губернатора Нью-Йорка, кардинала О’Коннора и Барбары Уолтерс. То есть я недотягиваю?»
«Это никак не связано с вашим образованием или рекомендациями, миссис Пайк, которые, могу заверить, безупречны».
«Тогда в чем проблема?»
Даниэль понизила голос до шепота: «Никаких евреев, миссис Пайк. А это значит, что нельзя иметь также и каплю латиноамериканской крови. Чтобы попасть в это здание, нужно быть потомком первых переселенцев».
Рене напоследок еще раз посмотрела на себя в инкрустированное зеркало лифта. С искусно уложенными волосами и скульптурным носом, за который пришлось выложить кучу денег, она все еще выглядела так, как будто в ее венах текла латиноамериканская кровь?
— Не могу дождаться, когда мы увидим квартиру, — прошептал Сесил на ухо матери. — Готов поспорить, интерьер оформлен, как в похоронном бюро Фрэнка Э. Кэмпбелла.
Лифт открывался в холл. Рене и Сесил поразились при виде пары огромных ассирийских сфинксов высотой не менее десяти футов по обе стороны от двери из искусственного мрамора в ярких тонах малахита и бирюзы. Гул голосов раздавался прямо за дверью. Они-то ожидали смесь Сестры Пэриш[94] и Марка Хэмптона, но ничего подобного — место дышало экзотической атмосферой роскоши, источая непринужденное величие.
— Ты можешь в это поверить? Старые деньги и стиль, — прошептал Сесил матери.
Рене была под впечатлением и принялась осматривать помещение, а Сесил думал, успеет ли он тайком сделать несколько снимков.
— Стой там, мама. Я сфотографирую тебя, прежде чем нас кто-нибудь увидит.
Сесил пощелкал ее на телефон, затем откашлялся и громко спросил:
— А где все?
— Там! — отозвалась Люси с облегчением в голосе, увидев, что Сесил просовывает голову в дверь.
Она отвела Сесила и Рене в уголок гостиной, где бабушка сидела на краю стеганой оттоманки и оживленно беседовала со своими подругами Жаннетт и Алекс.
— Бабушка, вот Сесил и его мать Рене Пайк, — гордо объявила Люси.
Консуэло быстро поднялась с места. Ее осанка оставалась прямой даже на девятом десятке.
— Как поживаете?
— Спасибо, хорошо.
Сесил выше, чем я думала. А на его матери Оскар из его последних коллекций от-кутюр для «Бальмен». Я почти купила этот костюм. В жизни она намного красивее, чем на фотографиях. Неудивительно, что она зацепила этого своего Пайка.
Рене сверкнула своей фирменной улыбкой на миллион ватт и невозмутимо сказала, по-техасски растягивая слова:
— Миссис Черчилль, наконец-то мы познакомились, я просто счастлива! Я уже более пятнадцати лет хочу лично поблагодарить вас за спасение гобеленов Вюртемберга и передачу их монастырям. — Бабушка похожа на Ванессу Редгрейв! На ней платье от Ива Сен-Лорана и… ох ты ж! Это браслеты-манжеты из горного хрусталя от Тины Чоу? Я ожидала совсем другого. Крутая дама.
— О, вы прекрасно осведомлены, Рене. Предполагалось, что это секрет, — сказала ошарашенная Консуэло. — Завтра же уволю в Метрополитене всех к чертям.
Сесил церемонно поклонился:
— Миссис Черчилль, я наконец понял, откуда у Люси художественный вкус. Только посмотрите на эту комнату! Просто потрясающие бархатные стены цвета зеленого мха! И журнальные столики от Джакометти! Смею спросить, Джеффри Беннисон каким-то образом приложил руку и интерьеру?
— Изначально здесь потрудился Стефан[95], но да, Джеффри немного освежил интерьер в конце семидесятых, — ответила Консуэло, с любопытством глядя на жениха внучки.
— Он действительно проделал изумительную работу, все выглядит очень свежо. Скажите, ваш портрет над камином — это Магритт? — удивился Сесил, глядя на изображение лица Консуэло, наполовину скрытого облаками.
— Это он. Его последняя работа, как мне сказали, — произнесла Консуэло надменным тоном человека, который повторял эти слова тысячу раз.
Но Сесил искренне затрепетал. Он не мог поверить, что помолвлен с внучкой такой невероятной женщины.
Сесил собирался было спросить Консуэло, не против ли она позировать вместе с ним на фоне портрета кисти Магритта для селфи в «Инстаграм», но тут дородный мужчина с густыми серебряными усами загородил от него хозяйку дома и обнял Консуэло.
— О, Гарри! Познакомься с женихом Люси, Сесилом Пайком. Сесил, это Гарри Стёйвесант Фиш, близкий друг семьи. Он вскоре будет назначен нашим послом в Норвегии.
— Поздравляю, молодой человек! Я знал твоего деда! — сказал будущий посол (Рипповам / Гротон / Гарвард) Сесилу, весело помахав рукой.
— Действительно? С чьей стороны? — удивился Сесил.
— Конечно, со стороны отца. У моей семьи тоже была летняя резиденция в горах Адирондак, на Верхнем Саранаке.
— Простите, насколько мне известно, мой дед никогда не был в Адирондаке.
— Да? Разве ты не Сесил Пайк Четвертый?
— Боюсь, что нет.
— А где твоя семья проводила лето?
— Обычно в Европе. Несколько лет мои родители снимали виллу на юге…
Гарри оборвал его:
— То есть ты из Пайков, которые связаны брачными узами с Ливингстонами?
— Нет. — Сесил немного покраснел.
— Ясно. — Гарри резко отвернулся и обратился к проходившей мимо даме, схватив ее за плечо: — Хелен! Я не видел тебя с тех пор, как Майкл Корда[96] выступил в «Сенчури»! А где Фрэнк?
Придя в себя, Сесил понял, что Консуэло все еще стоит там, глядя на него, как ястреб. Прежде чем он успел что-то сказать, она повернулась к собравшейся толпе, взяла фужер с шампанским и постучала по стеклу перстнем с инталией от Эли Топа.