— Сесил, я возвращаю тебе кольцо… потому что я… не могу выйти за тебя.
— О, пожалуйста, мы можем пойти в «Тиффани», если тебе так хочется. Хотя, может быть, стоит поехать в Париж, и я смогу уговорить Джоэла придумать для тебя что-нибудь более классическое.
— Сесил, послушай меня. Я не могу стать твоей женой.
— Так ты не шутишь?
— Нет, Сесил.
Официантка вернулась с вазочкой пудинга с сочным теплым заварным кремом, тарелкой свежеиспеченных булочек, двумя блюдцами со взбитыми сливками и маленьким блюдечком с домашним вареньем. Еще она поставила две разномастные чашки, чайник в форме двухэтажного автобуса и еще один чайник с фотографией принца Уильяма и Кейт Миддлтон.
— Простите, а у вас нет, случайно, чашки с кромкой чуть потоньше. Может, вон та, с цветочками, на дальнем краю полки? — спросила Люси.
— Мм… конечно.
Официантка сняла другую чашку с полки и поставила ее перед Сесилом.
— Спасибо, что попросила поменять чашку, Люси. Ты такая заботливая, и потому я совсем ничего не понимаю. Ты разрываешь помолвку?
— Прости, Сесил… Я недавно поняла, что мы совершенно друг другу не подходим и в долгосрочной перспективе не сможем сделать друг друга счастливыми.
— Не подходим? Ты с ума сошла! Да мы идеальная пара! Все так говорят. Даже журнал «Таун энд кантри»! Там хотят сделать нашу свадьбу главной темой номера.
— Если бы ты действительно знал меня, то был бы в курсе, что этого я хочу меньше всего на свете.
— Ну ладно, не будем ничего там публиковать, но, по крайней мере, надо засветиться в колонке «Брачные обеты» в «Таймс».
— Видишь? Ты меня даже не слушаешь…
— Но я тебя обожаю! Ты самое ценное мое приобретение.
— Я именно об этом и говорю. Ты относишься ко мне, как к вещи, которой обладаешь. Типа яхты или картин Ротко.
— Это неправда. Ты больше, чем просто какая-то вещь. Куда больше. Ты свет моей жизни. Ты единственный человек, который меня по-настоящему понимает, Люси.
— Но при этом ты меня не понимаешь.
— Как ты можешь так говорить? После всего, что между нами было за эти пять лет. Я понимаю и ценю тебя, как никто другой.
— Если бы это было так, Сесил, ты бы не пытался постоянно изменить меня: мой образ жизни, прическу, наряды.
— Мне казалось, тебе нравится мода.
— Нравится. Но мой стиль кардинально отличается от стиля твоей мамы. Меня не интересуют вещи от-кутюр, и мне не по душе оригинальные украшения, которые обожает твоя мама.
— Слушай, не нужно носить то, что ты не хочешь. Я подарю тебе самый маленький бриллиант в мире, если это сделает тебя счастливой. Достаточно трех каратов? И меня не волнует, если ты не попадешь в Международный список самых элегантных людей. Я просто не хотел, чтобы ты чувствовала себя обделенной, поскольку мы с мамой попали в Зал славы самых шикарных нарядов.
— Вот еще кое-что, Сесил. Ты очень близок с матерью, и меня это не беспокоит. На самом деле, я думаю, что это одно из самых приятных качеств в тебе. Но задумывался ли ты когда-нибудь о том, насколько я близка со своими родными? И когда ты обижаешь их, ты заодно обижаешь и меня?
— Разве я обижал твоих родных? Это они обижали тебя, мерзкие снобы.
— Я не о Черчиллях и Барклаях. Я говорю о моих ближайших родственниках. О маме и Фредди.
— Чем я их обидел?
— Сесил, ты даже не позвонил своей подруге сегодня, когда моя мать готова была на коленях умолять тебя. Это действительно расстроило ее.
— Люси, я не хотел, чтобы твоя мать разочаровалась. Я знал, что Корнелия никогда не скажет «да». Я избавлял Мэриан от унижения.
— Но она это сделала, Сесил. Она согласилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Фредди связался с ней. Фредди заставил ее сказать «да».
— Я не верю! Как, черт возьми, ему это удалось?
— Он просто вежливо попросил. Можешь мне не верить, но она придет на гала-концерт.
— Уж этот твой брат! Интересно, что он ей наплел?
— Ничего не наплел. Фредди никогда не врет. Я свидетель. Он просто отправил эсэмэску, и она ответила согласием. А вот еще кое-что, Сесил: тебе никогда не нравился Фредди и ты никогда особо не любил мою маму. Не спорь, я знаю, что ты чувствуешь. Понимаю, что ты изо всех сил старался все эти годы ладить с ними, но вижу, что это не делает тебя счастливым. А я действительно хочу, чтобы ты был счастлив, Сесил. Моя семья навсегда останется важной частью моей жизни. Мы близки, и это не изменится. Я не хочу праздновать Новый год на Сен-Барте или проводить лето на твоей яхте в Сен-Тропе. Я хочу быть со своей семьей в Ист-Хэмптоне летом и в городе во время каникул. Я хочу пойти в церковь Всех Душ в канун Рождества и отпраздновать китайский Новый год в «Конджи-Виллидж», как мы всегда это делаем. Ты терпеть не можешь китайскую кухню, Сесил. Не делай вид, что это не так.
— Мне нравится эта закуска… краб рангун.
— Это не настоящая китайская еда, Сесил. Я хочу сказать, что у нас на самом деле так мало общего, если проанализировать все досконально. И я знаю, ты думаешь, что я сейчас говорю какую-то ерунду, но, уверена, тебе будет плохо, если мы поженимся. Ты заслуживаешь того, чтобы рядом была девушка, у которой есть аккаунт в «Инстаграме» с более чем восемью постами. Девушка, которой понравится сидеть в первом ряду на показах высокой моды в Париже, которая с радостью станет носить огромные изумруды и загорать на твоей суперъяхте. Она будет с энтузиазмом связывать тебя в гондоле в твоем городском доме и воспроизводить сцену из «Смерти в Венеции». Я знаю, в мире есть та, что идеально подходит для тебя, — девушка, которая будет любить тебя именно таким, какой ты есть, Сесил.
— Но я думал, что эта девушка… ты…
— Какое-то время я и сама так думала, но пришла к выводу, что это не так.
Официантка подошла к столу с чайником кипятка.
— Хотите освежить ваш чай? Вы в порядке, сэр? Вам принести салфетки?
— Нет. То есть да, спасибо…
— Мне очень жаль, Сесил. Правда.
— Мы можем остаться друзьями?
— Конечно можем. Я и хочу остаться друзьями. Ты мне небезразличен. Вот почему я делаю это сегодня, хотя очень грустно видеть, что тебе больно. Просто я знаю, что ты в будущем скажешь мне спасибо. Я верю, что ты найдешь свою идеальную вторую половинку, родственную душу, и намного раньше, чем предполагаешь.
— Ты вдруг так изменилась — передо мной какая-то новая женщина.
— Новая женщина?
— Я не могу толком объяснить. Как будто вся твоя энергетика изменилась, даже голос. В нем появилась некая четкость, пылкость. Как будто тебя что-то преобразило.
— Что ты имеешь в виду? Надеюсь, ты не думаешь, что я влюбилась в кого-то еще?
— Я совсем не это хотел сказать.
— Или, может быть, ты решил, что я тебе изменяю или что-то в этом роде…
— Это никогда не приходило мне в голову.
— Но ты сказал, что я преобразилась, как будто подразумевал, что меня охватила какая-то новая страсть.
— Люси, расслабься, я ничего такого не имел в виду.
XVIВодохранилище имени Жаклин Кеннеди-Онассис
Люси надеялась, что утренняя пробежка вокруг водохранилища поможет ей проветрить голову, но этого не произошло. Накануне ей удалось поспать около четырех часов, что было достижением по сравнению с предыдущими днями, но голова по-прежнему была как в тумане. Люси не удавалось избавиться от странного ощущения где-то глубоко внутри, которое она не могла описать словами. Что это? Беспокойство? Страх? Чувство вины? Сожаление? Все это не могло точно определить те эмоции, что она испытывала.
Сделав два круга по дорожке, которая огибала водохранилище и с которой открывался захватывающий вид на городской пейзаж Манхэттена, Люси решила слегка остыть, пробежав трусцой по тропинке за Метрополитен-музеем. Минуя рощу сакуры, где собралась группа тибетских монахов в желто-бордовых одеждах, она заметила краем глаза, что кто-то машет ей. Слегка прищурившись, чтобы сфокусировать зрение, она поняла, что это Оден, и направилась к нему. Он был в светло-сером балахоне, который выгодно оттенял его пронзительные голубые глаза.
— Извини, я не хотел тебя останавливать, — сказал Оден.
— Все в порядке. Я просто остываю после пробежки, — сказала Люси, наклонившись вперед и опираясь руками о колени, чтобы перевести дух. — Что вы здесь делаете?
— Я только что провел экскурсию по парку для этой делегации перед завтраком с далай-ламой.
— Вы планируете встретиться с далай-ламой?
— Да. Мы всегда встречаемся, когда он в городе.
— Ого… — протянула Люси, слегка испугавшись.
— Кстати! Я же тут вчера вечером получил очень забавное письмо от Паломы Ортис. Ты в курсе, что на следующей неделе сестры будут в городе?
— Правда?
Оден выудил телефон из сумочки, связанной из пеньковой веревки.
— Да! Вот что пишет Палома: «Мы с Мерседес нежимся на солнышке в Испании последние два месяца. После того как затея с арендой поместья Сиссингхёрст провалилась, нам посчастливилось снять великолепнейшую виллу в Тосса-де-Мар, на побережье Коста-Брава, где мы подверглись вторжению детей и внуков. Большая вилла на берегу моря по соседству с соблазнами Барселоны — идеальная ловушка для внуков! Расслабиться не расслабились, как хотелось бы, тем не менее было очень весело. На следующей неделе мы летим из Барселоны в Нью-Йорк, где будем запасаться провизией для нашей экспедиции в Монголию! Да, мы с Мерседес воплощаем заветную мечту о поездке в Монголию, где намерены провести время с охотниками-буркитши — они охотятся с орлами — и кочевниками-оленеводами, также известными как цаатаны, или духа́. Мы планируем четырехдневный конный переход к летним пастбищам духа́, и я молюсь, чтобы наши старые кости выдержали столько времени в седле. (Если нет, то мы сможем зафрахтовать несколько вертолетов и легкомоторных самолетов на выручку.) Мы пробудем в Монголии три недели, и, если все пойдет хорошо, хотим лететь из Улан-Батора в Урумчи в Китае, где планируем приобрести большой комфортабельный „лендровер“ и проехать по Великому шелковому пути, путешествуя по таким легендарным городам, как Ташкент, Самарканд и Бухара, по следам экспедиции Марко Поло». Представляешь? Сестры собираются совершить поездку верхом по Монголии, а затем попытаются проехать четыре тысячи миль по Шелковому пути через пять стран! Я действительно думаю, что они могли бы добраться до Венеции, как это сделал Марко Поло! — Оден рассмеялся.