В течение нескольких лет мне пришлось трудиться над выведением на театральной сцене нового гибрида под названием «эротическое искусство». К этому меня подвигла моя профессия актера и режиссера, опыт общения в среде обнаженных людей — натуристов, а также, естественно, мой интерес к сексу и всему, что с ним связано.
Казалось бы, мне и карты в руки. Трудись, создавай… Но дело оказалось весьма непростым. Во-первых, что брать за образец? Для современного человека выбор обычно представляется примерно следующим: эротика или порнография. Первое — красиво, второе — пошлость (правда, это не мешает многим не смотреть). Не вдаваясь в подробный анализ, чем одно отличается от другого (об этом позже), все же хочу спросить: насколько субъективное представление о красоте может быть критерием отличия одного вида искусства или деятельности (например, эротики) от другого (например, порнографии)?
Эротика: красота или красивость?
Попытки оправдать занятия сексом чем-то другим предпринимаются нами постоянно. А ведь осознанное присутствие при сексуальных действиях того или иного вида (показанных на пленке или на сцене) уже делает нас соучастниками этого процесса, а значит, в этот момент мы уже занимаемся сексом. Самое расхожее оправдание: секс (или его изображение) должен быть красивым!
Красивым? Во-первых, почему именно красивым? И во-вторых, откуда взяты критерии этой красоты? Я заметил, что понятие и критерии красоты берутся из других видов искусства (подобно тому, как если бы архитектуру судили по законам кулинарии, хотя точки пересечения и возможны). Под какие же каноны следует подстраивать искусство секса, если оно должно быть «эротичным»?
В том, что с уважением называют «эротикой», ценится более всего «красота», которую я скорее назвал бы «красивостью». Происходящее должно быть похоже на то, чем принято любоваться приличным людям вне секса: тонкий ствол дерева, белый лебедь, изящная ваза, удлиненная тень, легкое облако, свежая трава или крутые холмы… Поэтому эротический язык и наполнен сравнениями и иносказаниями (вспомните стили нашего сексуального языка). Могут сравнивать с чем угодно, но только не говорить напрямую — это уже выходит за рамки «красивости», слишком конкретно.
«Песня песен», которой так восторгаются эстеты эротики, — яркое тому подтверждение и некий образец для этого вида искусства. А потому и в театре, и в литературе, нередко и в кино высшим шиком считается найти «образ» из другой области. Но чтобы, глядя на этот образ, человек понимал, о чем это на самом деле. И когда он понимает, он радуется тому, какой он умный и догадливый: спасибо создателям. В такие игры в основном и играют талантливые (и разные) люди, изображающие эротику на сцене и в других видах искусств.
На этом игры не кончаются, так как другое правило эротики гласит: надо показать «не все». Вернее, только то, что можно, то, что принято.
Принято кем? Общественной моралью (которой на самом деле нет), контролирующими (не всегда напрямую) органами, стандартами и традициями и, конечно, собственной цензурой творца.
Как проявить эротическую смелость?
При показе того или иного сексуального действа существует несколько уровней смелости.
Разберем их на примере театра — одного из самых консервативных видов искусства. Тем более что в последние годы я нередко слышу, что эротика «заполонила» отечественную сцену. Чему сильно удивляюсь. Рассмотрим этот же «поток».
Первый уровень смелости описать можно примерно так: актеры стоят или лежат, друг друга не касаются или касаются невинно, но все догадываются, что «это» или произошло, или произойдет (но без нас), или происходит сейчас. Подходит для академических театров и старушек-зрительниц обычно не раздражает. Условность такая.
Те, кто посмелее, переводят секс в слова (откровенные разговоры о сексе), и иногда это шокирует или, по крайней мере, заставляет зал резко умолкнуть и внимать. Выглядит примерно так: герои сидят или стоят (иногда абстрактно двигаются) и рассказывают, как они это (то есть секс) делают или делали. Естественно, языком чаще иносказательным, но иногда и ввернут что-то поконкретнее (но это уже рискованно!). А мы — зрители — все представляем. Опять же работа для нашего воображения: спасибо создателям!
Но в последнее время, вероятно, под воздействием кино, которое, кстати, проходит те же уровни смелости, но побыстрее, и в этом все же прошло дальше, смелые театральные режиссеры смогли каким-то образом уговорить актеров (чаще актрис) быть реалистичнее и снимать часть одежды, иногда прикасаться друг к другу и даже делать какие-то движения, похожие на сексуальные. Представляю, сколько крови им это стоило — сам прошел через это. Тут уж как договоришься — сколько сам себе позволишь и сколько позволят тебе: или в белье актриса побудет (время и ракурсы регламентированы), или можно спину обнаженную показать (тут надо точно мизансцену выстроить, что на круглой или полукруглой площадке неудобно). А для очень смелых — грудь обнажить или даже, максимум, совсем «без ничего», так, что «все видно», но тут света надо поменьше, тени поглубже, позы особые и не очень долго, чтобы тело опять же на амфору или стройную березку было похоже, — чтобы красиво было. Последние варианты активно обсуждаются зрителями и журналистами и дают основание этот спектакль или сцену называть «эротической» и подходить к ней очень критично: насколько красиво и эстетично. А главное — насколько оправданно.
И, конечно, надо оправдать (вернее, оправдаться), почему это на сцене и для чего? Предлагаю ответ: «А просто так: нравится! На голое тело посмотреть, какое оно: как груди выглядят, и как там внизу… органы половые, да и как все это вместе согласуется. Ведь в жизни не часто на это смотришь (если не врачом работаешь). А у всех по-разному. Вот на лица-то смотрим — интересно, у кого какие глаза, нос, волосы… Почему же дальше не посмотреть, тем более что редко это удается. Прикрой лица так же, как тело, и любое обнажение носа, как обнажение фаллоса или груди, интересно будет».
Если такой ответ прозвучит из уст творца, то отношение к нему будет определенное — «пошляк»! Глазами — зеркалом души — любуйся, а вот теми «определенными частями» — нет! Вернее, да — можешь, но говорить об этом не надо, и делай это незаметно (лучше воображай), подчеркивая, что любуешься именно картинкой, вазой или деревом, которые временно заменило (вероятно, за неимением их под рукой) человеческое тело. Вот на таком компромиссе с существующими нормами театрального искусства эротика на сцене и существует, прикрывая страх создателей и зрителей перед сексуальной наготой и сексуальным действием как таковым. Зритель и сами создатели спектаклей к этому привыкают и уже, исходя из этих критериев судят о том, «как надо». Все остальное — безвкусица или «порнуха».
А кому из профессионалов хочется прослыть порнографом или пошляком? На престиже и карьере может отразиться. Вот и предпочитает большинство вообще этой темы не касаться. Как будто нет ее вообще или, может, и есть в жизни, где-то далеко, но театр — это о другом («есть темы поважнее»).
А кто-то все же, по разным соображениям, аккуратно эротику (в приемлемых дозах) на сцену допускает. На безрыбье это иногда как революция выглядит. И действительно, стоит сказать спасибо тем, кто на это решается. Потому что они раздвигают рамки привычно допустимого в этом виде искусства и пытаются лечить театр от хронической импотенции или кастрированности. Но такое лечение идет весьма сложно. Так как даже такие стыдливые компромиссные варианты требуют определенного профессионального мужества, ибо судиться будут строго и обязательно найдутся недовольные или иронично улыбающиеся. Сложностей в реализации будет немало, а результат сомнителен, так как театральная и подобная ей деятельность целиком зависит от оценки смотрящих — тех, кто потребляет, но сам не создает
Мне в свое время стало жаль сил и нервов, потраченных на это. И возникла мысль: а может, на другое свою энергию направить? Другое искусство создавать?
Эротичен ли секс, сексуальна ли эротика?
Секс — особый вид искусства. Такой же, как музыка, танец, театр или, скажем, кулинария… И его не нужно создавать или судить по законам иных видов искусства. В этом его отличие от эротики, которая, не будучи по себе сама искусством, придает ему лишь некую окраску или направление. Например, эротическая живопись — это живопись, а эротическое кино — это прежде всего кино, и эротический театр — это театр, хотя они и касаются сексуальных тем. Эротика всегда вторична, потому что она целиком зависит от того вида искусства, к которому прикреплена, и ограничена его рамками.
Если театр строится прежде всего на визуальном восприятии, то и эротика в нем прежде всего создана для глаз. Если в театре доминирует слово, тогда и эротика выражается по преимуществу в словах. Все те ограничения, которые присутствуют в восприятии театрального спектакля: невозможность тактильного контакта или непосредственного участия в происходящем из-за разделения на зрителя — актера (отдельные нарушения этих правил не меняют общих принципов и серьезными достижениями в этой области не являются в силу их инородности), — целиком переносятся и на эротику в театре.
Эротика от секса далека, потому что их суть различна. Эротика — это всегда компромисс с установками данного вида искусства и цензурой. История эротики — это история цензуры. Эротика всегда находится в ее рамках, и когда пытается выйти из них, всегда об этом помнит и потому от них зависит. Она не может выйти и за рамки того искусства, внутри которого существует То есть эротика всегда находится под двойным контролем и никогда не позволяет своему творцу быть свободным.
Секс и эротика далеко не всегда взаимосвязаны. Увлеченность красотой может сделать эротику совершенно несексуальной, когда эстетическое наслаждение или восторг вытесняют сексуальные желания и ощущения.
Секс — вид искусства сам по себе. И он может приглашать к себе эротику, как это делают иные виды искусства, а может обходиться и без нее. Сексу не нужна красивость эротики (хотя она может и быть) и тем более не нужна ее компромиссная добропорядочность. У секса свои законы и свои критерии. Можно сказать, что эротика — это замена секса, и потому за нее так часто прячутся те, кто боятся слова «секс» и самого секса. Но для кого-то эротика — просто приятное дополнение к искусству секса. И тогда она может сексу помогать.
Может ли быть сексуальна эротика? Да, она может возбуждать. Это отмечают многие женщины и мужчины, и в этом ее очевидная польза для секса. Но она может и внушать стремление подражать недосягаемым образцам — по сути, асексуальным, отвлекая стремлением к красоте от сексуальных ощущений и переживаний. Что убивает у некоторых людей (чаще женщин) желание заниматься сексом или существенно отвлекает от него, рождая мысли о том, что «у меня что-то не так», что «это некрасиво», переживать по поводу своей внешности или «неэстетичности» поз и движений. Или заставляет других (часто мужчин) оправдывать свою сексуальную бездеятельность и пассивность поисками «идеала красоты» и «высокого чувства».
Какая в сексе красота?
Если уж говорить о красоте, то в сексе своя красота. Красота секса проявляется через увлеченность происходящим и зависит от способности быть поглощенным действием и ощущениями, свободно выражать свои чувства и сопереживать партнеру. И тогда человек: его лицо, тело, пластика, звуки, дыхание — преображается. Он излучает наслаждение, радость, желание, активность, полноту жизни. И какое значение имеют позы, формы и размеры, свет и музыка, если они не выражают суть секса — ощущения и чувства? Самая, казалось бы, неэстетичная поза становится сексуально прекрасной, а самый странный и неоформленный звук, вырвавшийся невольно из глубины. — захватывающей восхитительной сексуальной мелодией (видите, чтобы быть понятым, сам перехожу на термины иных видов искусств).
Многие мужчины и женщины рассказывают, как они по-другому начинают видеть в сексе своего партнера. В обычной жизни она или он — как серые мышки или неотесанные стволы. И не заметишь. А вот в сексе становятся совершенно иными, преображаются: глаза горят, кожа меняет цвет, возникает свобода движений. Вдохновение меняет весь облик человека.
Почему, например, мужчины так любят смотреть на лица женщин, которые ласкают губами их член? Стараются отодвинуть закрывающие лицо волосы, открывают глаза и любуются. Почему? В этот момент лица у женщин особые — удивительно красивые (если они увлечены происходящим). А какое наслаждение многим женщинам и мужчинам доставляет вид наслаждающегося, переживающего оргазм партнера! А его звуки в этот момент, его лицо, движения тела!
Многие люди наслаждаются видом половых органов — и своих, и партнера. И чем более те открыты, возбуждены, тем сильнее удовольствие их видеть. Особенно это важно для мужчин. Женские интимные места по природе своей более закрыты, и мужчины хотят проникнуть взором вовнутрь, увидеть «самое важное». Это их и вдохновляет, и возбуждает. И ошибку делают те женщины, которые закрывают эти части тела («пусть мужчина любуется мною целиком, а не там»), опасаясь, что в таком виде они будут «неэстетичны» и непривлекательны для партнера. Тем самым они лишают мужчину одного из мощнейших источников наслаждения и восхищения.
А вид меняющего свою форму, размеры и цвет мужского члена? Сколько женщин получают удовольствие от наблюдения за ним (часто не афишируя своего интереса)!
В каком эротическом фильме, спектакле, произведении искусства это можно увидеть и пережить?
То, что я только что описал, принято уже относить к порнографии. Но есть ли там для этого возможности?
Насколько порнография далека от секса?
Порнография честнее эротики, поскольку изначально поставлена в положение изгоя. О ней известно, что она — грязная. И ей не надо прикидываться порядочной, «красивой», эстетичной. Она может быть любой. Но пользуются ли те, кто создает порно, этой невольной свободой?
Вспомните виденные вами порнофильмы и журналы. Почему все так однотипно и примитивно? Жесткие схемы, повторяющиеся стандартные ситуации и действия. Одни и те же слова, звуки (записанные отдельно в студии). Все совершенно предсказуемо. Новизна ощущается только в момент, когда появляется новая актриса или актер, но через несколько минут они начинают делать то же, что другие делали до них. Делать секс? Скорее всего, нет. По-иному, чем в эротике, но они заняты имитацией секса. Известно, что половой акт снимается несколько раз, а затем «склеивается» на пленке во что-то одно. При недостатке кадров один и тот же момент десятки раз будет вставлен в фильм, в надежде, что это пройдет незаметно. И таких примеров множество
Порнография, как и эротика, тоже обслуживает общество, в котором секс надо чем-то заменять или оправдывать.
Может ли порнография быть искусством? Конечно, в неменьшей мере, чем эротика. Но это случается крайне редко. Потому что она давно уже стала одной из форм коммерции и превратилась в искусство вытягивать из людей деньги.
Ее функция сведена до обслуживания мужчин (реже женщин), которым, за неимением в данный момент партнера, необходимы внешние возбуждающие сигналы для успешного самоудовлетворения. Сама задача вполне нужная и приятная. И огромное спасибо за это тем, кто делает порнографию, которая позволяет разнообразить сексуальные ощущения. Но жаль, что в этом деле присутствует ориентация на среднестатистические реакции, удешевление процесса производства и упрощение до предела всех выразительных средств. А традиционная ориентация на далекие от реального секса образцы: гигантские члены, супервместительные влагалища, непрерывные скоростные фрикции, нескончаемые «мультиоргазмы» с криками «еще» и море выливающегося семени — у знающего человека вызывает как минимум ощущение неестественности и механистичности показанного, а у человека неопытного — чувство неполноценности («у нас все не так») и желание этому подражать (без шансов на успех).
И, главное, в порнографии не интересуются чувствами. Там изображаются стандартные, лишенные индивидуальности реакции и способы поведения. Редчайшие мгновения, когда кто-то из актеров невольно проявляет человеческие реакции, на вес золота (тогда и возможно подключиться, сопереживая).
Получается, что эротика пытается говорить о чувствах (красиво), но выключает самое сексуальное в теле и его проявлениях, а порнография показывает крупным планом половые органы и сексуальные действия (не стремясь к красоте), но игнорирует или не может выразить чувства и эмоции участников. Возможно ли соединить их так, чтобы одно дополняло другое и ушли излишняя стыдливость, «порядочность» и «красивость» эротики, а также грубость, бесчувственность, механистичность и гипертрофированность порнографии? Чтобы это действительно наполнялось сексом, а не его имитациями?
Произведений искусства, приближающихся к этому идеалу, я практически не встречал. Почему? Видимо, потому, что выразить одно искусство средствами другого все же невозможно или (будем надеяться на лучшее) очень трудно. Так как сущность вышеназванных зрелищных искусств и искусства секса различна.
Как отражается секс в других видах искусства?
Попытки создать сексуальное по сути искусство на основе других видов искусств часто выглядят малоубедительно и имеют ценность лишь «на безрыбье». При таком слиянии искусств законы неизбежно одного из них будет доминировать, и секс как добавка потеряет свою неповторимость и специфику, свою суть на чужой почве. Поэтому и порнография, и эротика, и стриптиз в театре или кино так и остаются театром или кино. В свою очередь, и секс можно театрализовать или дополнить музыкой (как фоном или даже включить в действие), но тогда это перестает быть театром или музыкой, а становится уже театрализованным или приправленным музыкой сексом.
Я приведу примеры более или менее успешных попыток отразить реальность секса в иных видах искусства, чтобы отдать дань уважения тем, кто, вопреки сложившимся стереотипам, сумел создать достойные произведения в этом направлении.
Советую посмотреть: Прежде всего, это такие известные фильмы, снятые в семидесятые — девяностые годы, как «Империя чувств» Осимы, «Калигула» и другие произведения Брасса, «Сало» Пазолини, «Романс» Брейа, «Идиоты» фон Триерса, «Летняя ночь в городе» Девиля, а также хотя и несколько эротизированные, но при этом не слюнявые «Аморальные истории» Боровчика и «За облаками» Антониони. Особо отмечу недавно снятый фильм «Интим» Патриса Шеро. Я знаю, что во время показа этих фильмов некоторые люди покидали кинозалы. Для кого-то они были слишком «грязны» (не эротичны) или слишком «серьезны и скучны» (не порнографичны). Они не вписывались ни в «красивые» рамки эротики, ни в примитивные сюжеты порнографии — и к ним не знали как относиться, их непривычность рождала дискомфорт, о котором мы уже говорили, и нежелание смотреть «это». Тем не менее некоторые из этих фильмов даже получили престижные премии на кинофестивалях, и это говорит о том, что есть люди, которые хотят видеть в искусстве кино отражение искусства секса, а не его дешевые имитации. И есть надежда, что фон Триерс выполнит свое обещание начать съемки порнографических фильмов — возможно, этот мастер сможет выйти за рамки узкого жанра и при этом не лишить его откровенности.
К сожалению, примеров столь же откровенных в театральных спектаклях я привести не могу. Театр в большинстве своем пока слишком консервативен. Хотя отдельные моменты запомнились. Прежде всего, это финал первого акта бродвейского мюзикла «Волосы», когда все актеры неожиданно сбрасывают одежду и поют финальную песню на авансцене лицом к зрителю. Публика вдохнула и на протяжении всего номера так и не выдохнула.
Еще вспоминается несколько латиноамериканских постановок, эффектно использовавших сексуальность и откровенность наготы. К счастью, и на нашей сцене был такой спектакль — «Записки из подполья» Гинкаса. Вполне допускаю (и информация об этом есть), что небольшие альтернативные театральные труппы на Западе создавали и создают действительно сексуальные произведения искусства. Но как их увидеть? В больших гастролях они не участвуют, на фестивали их обычно не берут.
В литературе, к счастью, примеров удачного соединения тонкости и глубины в передаче чувств и ощущений и откровенности описания того, что происходит между людьми в процессе сексуального взаимодействия, значительно больше. И именно в двадцатом веке. Среди подобных авторов — и женщины, и мужчины. Вероятно, это происходит потому, что в литературе отсутствует страх перед тем, что Это можно увидеть глазами чем вызваны обычно (основные запреты и самоограничения) — мало ли что происходит в головах читателей, проверить и проконтролировать это невозможно. А еще и оттого, что значительная часть литературы не ориентируется однозначно на коммерцию (что не мешает подобным книгам быть хорошо раскупаемыми) и не зависит от больших материальных затрат (требующих быть очень осмотрительными), и потому такие книги выходят за рамки привычных жанровых и цензурных ограничений. К тому же легче передать чувства и ощущения участников сексуального действа, чем эти ощущения и чувства изобразить.
И потому я бы посоветовал прочитать такие разные книги, как «Бессмертие» Милоша Кундеры или «Праздники любви» Яна Муакса, «Маг» Джона Фаулза, книги Чарльза Буковски или Эдуарда Лимонова… список можно продолжать. Не стоит забывать и о классике — «Тропике Рака» Генри Миллера, рассказах Анаис Нинн или романе «Любовник леди Чаттерли» Дэвида Лоуренса (выгодно отличающимся от последующих экранизаций). Кстати, и популярная серия книг об Эммануэль писательницы Эммануэль Арсан значительно откровеннее и интереснее, чем прилизанный одноименный фильм и его продолжения (хотя Сильвия Кристель во всех фильмах очень обаятельна). К сожалению, я заметил, что и другие литературные произведения, достаточно откровенные и сексуальные, при переносе на пленку (о театре не стоит и говорить) в той или иной степени подвергаются обработке цензуры или самоцензуры творцов (даже «Последнее танго в Париже» любимого мной режиссера Бернардо Бертолуччи не избежало этого). Что подтверждает мою мысль: существующие эстетические нормы ограничивают само искусство прежде всего в его возможностях показывать сексуальную наготу, возбуждение и контакт — то есть сам секс (а не его имитацию и не то, что вокруг него). То есть эти нормы оберегают зрителя от непосредственного сексуального воздействия через касание глаз (тактильные касания уже исключены) и требуют оправдания секса в искусстве чем-то другим (целесообразностью, любовью, красотой, стремлением к идеалу, якобы загадочной «недосказанностью» или «недопоказанностью», идеей, моральными и эстетическими нормами), а суть секса выбрасывается на обочину и отдается коммерческому порно, где она и пропадает. Полноценно существующему искусству, пропитанному сексом, эротика или порнография не нужны. Их существование — результат игнорирования секса в культуре и связанных с этим попыток хоть как-то выйти из этого положения.
И пока современное искусство смелостью и честностью по отношению к сексу не отличается (хотя будем надеяться на лучшее), я советую тем, кто интересуется искусством и сексом (а не только их имитациями), больше самим заниматься искусством секса, чем смотреть на то, как это пытаются изображать другие.
А громкие заявления о том, что секс заполнил наши экраны и сцены и льется на нас (якобы не желающих этого) отовсюду, вызывают, по меньшей мере, недоумение. Где эти люди нашли секс? Я бы сам с радостью на это поглядел. Может, они «хотят» его там найти или просто не понимают, о чем говорят?