Боже, то кресло». По крайней мере вам понятно, что речь идёт о кресле. А ещё вы понимаете, что трипующий под кислотой человек осознаёт, что не смог подобрать слова, чтобы рассказать вам про кресло, так же хорошо, как осознаёте это вы. Спидовым наркоманам, наоборот, кажется, что они общаются, но слушающий их не уверен даже в том, о чём идёт речь — о кресле или о лунах Марса. Спидовый наркоман чем-то сверх меры возбуждён и восторгается; это всё, что вы оказываетесь способны уловить, хотя, если сравнивать частоту, с которой он произносит слова, с частотой произнесения слов у трипующего под кислотой, соотношение будет примерно тысяча слов к полудюжине.
Я забеспокоился и прогнал Тайрону свою стандартную телегу про вред спидов. У него был новый ответ — и этот ответ меня заставил слегка поломать голову. «Блин, — сказал он, — всего через семь месяцев мне исполнится восемнадцать, и меня зацапает дядя Сэм. Почему я должен позволить этим вашингтонским уёбкам убить меня? Если я убью себя до этого, я их как минимум опережу и сотворю свою судьбу, как говорят экзистенциалисты».
Наблюдая за другими людьми, я давно уже убедился, что у спидовых наркоманов действительно присутствует тяга к саморазрушению, но я предполагал, что она всегда являлась бессознательной. Прямое признание Тайроном суицидального аспекта злоупотребления амфетаминами было неожиданным.
«Есть миллион способов откосить от призыва», — рискнул я. «Тебе необязательно отправляться во Вьетнам».
«А какая разница?» Он перескочил к тревожным статистическим данным, касавшимся загрязнения воздуха и воды, чьих-то математических расчётов вероятности чрезвычайных происшествий при проведении исследований, связанных с атомной энергией, и разных других пугающих проблем современной технологии. Он стал ещё сильнее сбиваться и начал молоть вздор на научно-фантастические темы и припоминать старинные легенды о вампирах. За этим было трудно уследить, прервать это было ещё труднее. «Как моя мать, — говорил он, — или нет, пусть будет моя тётя Бесс. Одна бомба того типа, который применяли при последнем взрыве в Нью-Мексико… а какого чёрта, вы ведь не знакомы с моей матерью. Возьмём атомную электростанцию в северной части штата и радиоактивные отходы, которые с неё спускают в воду. Когда я учился в третьем классе, у меня была учительница… но, возвращаясь к моей матери и марсианам… нет, понимаете, эта учительница была типичным случаем. Вы «Властелина колец» уже читали?» И так далее. Он напряжённо таращил глаза за блестящими линзами очков, пока пытался объяснить, почему в целом смерть была ему милее жизни.
Я вскипел, подломил ход разговора при помощи словесной «фомки» и начал разглагольствовать о том, почему устраняться из жизни до 20 лет — опрометчивое решение.
Он воспользовался словесным топором и снова прорубился обратно. «Не, блин, не — не, не, не! Это всё неправда. Обе из тех двух тёлок заявляют, что беременны именно от меня и хотят, чтобы я оплатил оба аборта, а моя учительница в третьем классе, о которой я пытался вам рассказать, пока вы меня не прервали — она была как паучиха во «Властелине колец», это я объяснил? Или, вы видели фильм «Невероятно уменьшающийся человек», где он становится ростом в полсантиметра и на него нападает паук «чёрная вдова»? У вас дети ходят в свободную школу, так что вы, чёрт возьми, можете знать про маньяков в государственных школах? У нас в джексоновской школе была такая банда — мы называли их «Крю-Кат-Клан», сечёте, типа как Ку-Клукс-Клан[58] — и они до сих пор меня ищут, если я ещё хоть раз, блин, покажусь в тех краях…» и так далее, и так далее.
После этого я не видел Тайрона несколько месяцев. Он очевидным образом запомнил мою враждебность к спидам и воспринял её как враждебность к нему самому.
Когда он снова объявился, он перешёл на следующую ступень. Он был законченным, совершенно подсевшим, стопроцентнейшим спидовым наркоманом — под глазами круги, похудел на дюжину килограммов, руки трясутся, абсолютная энтропия в разговоре, бледный как конь Одинокого Рейнджера.
Следующим утром он уезжал из Калифорнии на грузовике с другими наркоманами. Он хотел поблагодарить меня за все добрые слова в адрес его сочинений и попрощаться с моей дочерью — но очень скоро начал тараторить про какой-то заговор «Синоптиков» и «Освобождения женщин». По-видимому, они объединили усилия, чтобы наказать его за «эксплуатацию женщин», и планировали кастрировать его, если им удалось бы его поймать. Оттого и хиджра в Калифорнию.
Я не поверил в это всё, но было очевидно, что он верил. В какой-то момент он вытащил жуткого вида выкидной нож из кармана. «Защита», — с важным видом сказал он.
«Слушай, — сказал я, — если ты перестанешь всё время принимать спиды, ты сможешь лучше защитить себя, когда ОНИ придут за тобой. В таком состоянии, как ты сейчас, Бернардина Дорн[59] тебя в одиночку уделает».
Он начал возражать на это, но сбился на два аборта, которые кто-то из местного «Освобождения женщин» хотел заставить его оплатить. «Я никого не соблазнял», — негодующе запротестовал он. «Они соблазнили меня. Типа как — вы видели тот фильм с Кэри Грантом и леопардами? Между прочим, если бы у меня не было этого ножа — вот к примеру, прошлой ночью у нас зашёл разговор про убийство Кеннеди и я вспомнил, что Серхан Серхан[60] был розенкрейцером. Знаете, что это значит?» Но тут он замолчал и моргнул, с подозрением глядя на меня. «Отрезать мужику яйца это дело серьёзное», — пробурчал он. «Это самосуд, вот что это такое. Сначала отрежут мне яйца, а потом будут судить. Эти марксисты все одинаковые, никому из наших не надо было с ними связываться. Вот Сталин. Я вам показывал тот мой рассказ про мальчика с тремя яйцами в социалистической стране? Ему пришлось согласиться на операцию, отрезать одно, чтобы другие мужчины не чувствовали себя хуже него. Сечёте? Если бы я смог найти тёлку, которой доверял бы, я бы отправился с ней жить в пещеру, а через тысячу лет наши потомки смогли бы выйти и проверить, изменился ли мир в лучшую сторону или всё ещё шизанутый. Но знаете, что на самом деле не так с «Освобождением женщин»? Так слишком много бывших монашек, вот что. Это на самом деле подпольная фракция католической церкви. Сталина обучали как католика и вы не забывайте об этом. Эдгар Гувер, возможно, тоже тайный католик. Мне кажется, кто-то недавно влезал в мой почтовый ящик». Он поднялся, как будто собирался уйти — но для спидовых наркоманов это ничего не значит. Ещё 45 минут он распостранялся про католиков, и про розенкрейцеров, и про то, как агенты Алистера Кроули протащили его рисунок с глазом в пирамиде на американскую долларовую банкноту, и про настоящую инсайдерскую информацию насчёт того, почему Валери Соланас из SCUM (Society for Cutting Up Men, «Общества полного уничтожения мужчин») стреляла в Энди Уорхола — это было частью лесбийского заговора монашек — и про то, что «человек с тамбурином» из песни Дилана был на самом деле Спиро Агню, который к тому же был зверем под номером 666 из откровения Св. Иоанна, и клялся богом, что исчезнет с концами, прежде чем «они» доберутся до его яиц.
Мне полегчало, когда он наконец ушёл. Я уже начал прикидывать, когда же он решит, что я — тайный розенкрейцер, участвующий во всемирном заговоре против его яичек.
Несколько месяцев спустя мне пришло от него письмо, полное характерных для него ошибок в правописании и мрачных предостережений по поводу того, что Морт Саль[61] — агент ЦРУ, отвечающий за то, чтобы запутывать всех остальных энтузиастов, расследующих убийство Кеннеди, не давая им узнать настоящую правду. Была и хорошая новость — к его удивлению, его освободили от призыва из-за шизы. Большая часть письма выглядела более рациональной, чем отрывок про заговор Саля, и я подумал, что облегчение от того, что ему не придётся отправляться во Вьетнам, могло в чём-то утихомирить беспорядок, творившийся у него внутри.
Когда в армии США решают, что вы слишком двинутый, чтобы успешно заливать напалмом женщин и детей, вам приходится пройти через какого-либо рода переживание рождения заново или осознания того, кто вы есть.
Прошло два года, прежде чем я снова встретил Тайрона. Он прокричал моё имя с противоположной стороны улицы в Мехико, и я его сперва не узнал. У него теперь была причёска всего лишь средней длины — как у модного диктора теленовостей — и его стиль одежды выглядел консервативным, если не считать ковбойской шляпы, ношение которой в Мексике не считалось чем-то эксцентричным.
«Тайрон!» — сказал я. «Чего ж ты, блин, в Мексике забыл?» «Составляю словарь. Как делишки?» Я его, конечно, оглядывал, и, к моему облегчению, он выглядел загорелым, пухлым и не возбуждённым или бодрящимся больше нормы. В последнее время он не употреблял метамфетамин.
Мы пошли в бар. (Молодёжи его возраста в Мексике разрешено пить спиртное — вот одна из причин, почему эта молодёжь видит иронию в том, что при втором пересечении Рио-Гранде им говорят, что они вернулись в «страну свободных людей»).
«Как ты соскочил со спидов?» — спросил я, когда мы покончили с пустой болтовнёй.
«Тяжёленько было», — сказал он. «Я орал на регулировщика движения на улице в Сан-Франциско, и не мог вспомнить, как я туда попал и зачем я на него орал. Как будто пара месяцев полностью исчезла, испарилась. Он меня закрыл за нарушение общественного порядка или какую-то такую херню. Мой отец, как ни странно, оплатил услуги адвоката, вытащил меня, оплатил мне дорогу домой и всё в таком духе. У нас было великое примирение и все дела. Но я уже решил, в первый день за решёткой, что завязал со спидами. Больше не буду. Десять месяцев не прикасался к игле». Он замотал головой. «Господи, я был почти как скелет. Я смотрел на свои руки и не мог поверить. Я всё думал: «Неужели это я?» И это было правда страшно, когда я не мог вспомнить, где был или что делал».