«И она фригидна», — задумчиво произнёс я.
«Откуда ты-то знаешь?» — спросила Арлен.
Я повторил то, о чём Джейн говорила мне в прошлый раз. «Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы сложить два и два», — заключил я.
Когда я снова встретил Джейн, она снова спросила меня, где ей достать ЛСД. В ответ я спросил её, была ли она у врача, которого я порекомендовал. Она ответила, слегка раздражённо, что страшилки из газет его испугали и он больше не использовал ЛСД для лечения. «Он назвал мне другого мозгоправа в Лос-Анджелесе», — сказала она. «Но я не собираюсь бросать работу и переезжать туда. В Нью-Йорке продаётся много нелегальной кислоты. Я найду немного и закинусь в собственной квартире, без всяких врачей».
Джейн была эффектной, но вместе с тем очень хрупкой женщиной: казалось, первый же сильный порыв ветра мог подхватить и унести её. Мысль о том, что она будет экспериментировать с ЛСД в одиночку, меня тревожила. «Я знаю, где тебе продадут гашиша», — сказал я, нарушив антинаркотическое законодательство штата Нью-Йорк, которое в то время включало в качестве преступления не только продажу наркотиков на основе каннабиса, но и сговор с целью продажи. Я назвал ей имя одного человека из сигарной лавки на Сорок Второй улице.
В течении нескольких последующих дней я сильно беспокоился насчёт того, что наделал, потому что я знал, что при неверном обращении с гашишем он может перепугать человека до полусмерти. Тем не менее это было, наверное, мудрее, чем допустить, чтобы она экспериментировала с ЛСД не под присмотром профессионалов.
Я рано начал беспокоиться. В следующую встречу с Джейн она была ещё более невесёлой и отчаявшейся, чем прежде. Вообще-то мы с Арлен её слегка подпоили и убедили выговорить своё отчаяние.
У Джейн, как оказалось, был новый парень, лётчик, Ромео, о котором она мечтала и всё такое прочее. Хотя они уже несколько раз занимались любовью, он ещё не знал, что она фригидна — что заставило меня подумать, что Ромео был немного простоват. И что ещё хуже, её мозгоправ всё чаще и чаще начинал упоминать про «принятие» и «примирение». «Так говорят с педиками», — горько сказала она. «Ну ты знаешь — скажем, «по-взрослому принять вещи такими, какие они есть» — всё это значит, что Т. не может изменить тебя, так что лучше просто усмехайся и терпи. Для педиков, это, может быть, и неплохо, у них всё-таки есть своя половая жизнь, но не для этого я платила подонку сто шестьдесят долларов в неделю в течение семи лет! Если он не может помочь своим пациентам, пускай сдаёт лицензию и идёт драить сортиры». И всё в таком же духе. Я слышал в целом такие же отзывы от пациентов психоаналитиков-фрейдистов много раз и раньше.
Я предложил сходить к бихевиоральному терапевту. «Они делают акцент лишь на избавлении от симптомов, — отметил я, — а то, что тебе нужно, это избавиться от одного конкретного симптома». Джейн было всё равно, какой у врача подход. «Это посягательство на человеческое достоинство», — сказала она, немного невнятно проговаривая слова из-за того, что мы так напоили её бурбоном. «Они думают, что мы — просто машины».
«Какая разница, если они могут помочь?» — спросил я.
Это было бесполезно. Джейн считала Б. Ф. Скиннера реинкарнацией сумасшедшего учёного, которого играл Карлофф в тридцатых, и она не желала иметь ничего общего с «выработкой условных рефлексов, промыванием мозгов или чем-то вроде того». Она хотела кислоты. Её знакомая, актриса, хвасталась, что излечилась от фригидности после одного-единственного кислотного трипа, и Джейн была уверена, что такое же чудо произойдёт и с ней.
«Ты попробовала гашиш?» — спросил я.
Она попробовала. Она обратилась к моему приятелю из магазина сигар и даже сходила в «хэдшоп» (тогда они были модной новинкой), чтобы купить небольшую металлическую «трубку для гашиша». Поскольку она знала, что доза, которую я порекомендовал, была минимальной (столько порошка, чтобы покрыть тонким слоем ноготь на мизинце), она специально утроила её перед последним свиданием с лётчиком.
И ничего не произошло. Весь ужин она ждала, что «настроится» и почувствует эти «вибрации» и увидит цвета, но она чувствовала себя как обычно. Когда они вернулись в её квартиру, перед тем, как отправиться в постель, она украдкой выкурила ещё одну, более мощную дозу в ванной. «Я была уверена, что я почувствую что-нибудь», — в гневе произнесла она.
Ничего. Это было то же самое, что она ощущала в другие разы во время секса. Небольшое напряжение, несколько проблесков чего-то, что могло быть очень приглушенным удовольствием, а затем внезапное онемение, когда его возбуждение устремилось к пику. «И я продемонстрировала обычную оскароносную актёрскую игру, чтобы он не догадался», — добавила она. Я снова подумал, что летучий Адонис был летучим олухом.
Очень скоро Джейн и лётчик расстались. Я его ни разу не видел — что было странно, учитывая то, что у меня уже было составлено мнение (и нелестное) о его мужской силе.
А потом как-то раз меня пригласили на пейотную вечеринку. Это звучало заманчиво: пейот должен был не поглощаться (что всегда вызывает рвоту — неприятная вещь, которая, как утверждают индейцы равнин, является для Бога способом устроить так, чтобы никто, кроме прошедших духовную подготовку, не попадал во владения этого священного галлюциногена), а добавляться в своего рода чай. Так делали индейцы в Висконсине, и считалось, что это вызывает более мягкий, более последовательный и абсолютно лишённый тошноты трип. Что самое лучшее, хозяин дома был антропологом, что, на мой взгляд, значило, что он так же сведущ, как большинство психотерапевтов или клинических психологов, которых я знал (если не более сведущ). Я подумал, что антрополог — лучший выбор, если не считать моего друга-индейца из племени сиу.
Я спросил, можно ли нам с женой пригласить ещё одну пару, и нам ответили, что чем больше народу, тем лучше.
Мы пригласили Джейн и она с радостью согласилась. Как оказалось, её новый парень был лет на десять младше неё: выпускник физического факультета Бруклинского Политехнического, очень серьёзный, но относящийся с интересом к некоторым аспектам психоделической революции. Когда я познакомился с ним перед тем, как идти на пейотный пир, я узнал, что его интерес был вызван прочитанной им историей о другом физике, который сказал, будучи под действием ЛСД: «Теперь я не только понимаю, что материя есть энергия — я могу почувствовать это!»
Я объяснил Джейн, побеседовав с глазу на глаз, что, согласно известной мне контркультурной премудрости, ей не стоит ожидать никакого связанного с сексом эффекта от пейота в первые четыре часа. «Подожди, пока не будешь уверена, что «достигла пика» — ты поймёшь, что это значит, когда дойдёт до этого — а затем тащи его домой и проводи свои сексуальные эксперименты».
Хозяин дома подходил ко всему весьма научно, будучи, однако, весьма доброжелательным и умиротворённым. Он предупредил нас, что он запишет на магнитофон всё, что будет происходить, и в дальнейшем включит этот материал в книгу, но заверил нас, что ни один из нас не будет назван по имени и фамилии. Наша реакция, не обусловленная ритуалами и традицией, затем была бы сопоставлена с реакцией индейцев, которые взаимодействовали со священным растением, следуя внушительным обрядам и преданиям давних эпох.
На проигрывателе крутилась лёгкая, мелодичная классическая музыка — Вивальди, Моцарт, ничего тяжёлого или «религиозного». Я поразмышлял над этим, но решил, что для начала главной целью того, кто нас пригласил, было создать расслабленное, праздничное ощущение. Разлили чай, и он добавил чуточку церемониальности весьма трезво сказав: «Пусть мы все обретём в этом путешествии то, чего мы ищем». Как в те деньки было для меня характерно, я очень быстро вошёл в состояние Смеющегося Будды (+12 по шкале изменённых состояний сознания Гурджиева) и начал обдумывать различные дзэнские загадки и математические теоремы, которые не давали мне покоя. Всё это привело к забавнейшим откровениям. Люди вскоре начали игнорировать меня, потому что не могли ничего понять из моих немногих замечаний — к примеру: «А вы знаете что? Всё, что есть, на самом деле одного размера!» (Эта странная мысль также появляется в записках даосского философа Чжуан Чжоу и в некоторых современных теориях, связанных с бесконечностью, основывающихся на трансфинитных числах Кантора. Пейотное сознание ставит меня перед парадоксами, но не перед нелепицами).
У физика, как он и надеялся, случился энергетический трип, и он обнаруживал «ауры» вокруг предметов. На следующее утро ему пришлось крепко поразмышлять, определяя, были ли ауры чем-то по-настоящему существующим, или галлюцинаторным зрительным выражением того, что присутствовало в менее очевидной форме, или просто-напросто обманом зрения.
Женщина, которая поначалу казалась достаточно отстранённой и нервозной, провела последующие часы, улыбаясь каждому и повторяя слова «Боже мой» и «вы все такие красивые» снова и снова.
Джейн выглядела всё более и более недовольной и продолжала говорить: «Я пока ничего не чувствую».
Несколько часов спустя мы с Арлен ощутили сильное желание прогуляться. Мы немного погуляли, тащась от уличных фонарей и неоновых вывесок (даров Эдисона психоделической эре), и обсуждая вопросы, которые не относятся к данной главе. Когда нам встретился торговый автомат, мы оба испытали одинаковое эстетическое чувство, созерцая стакан вишнёвого желе: некоторые из читателей поймут нас сразу же, а некоторые посчитают это очень глупым.
Когда мы вернулись на вечеринку, Джейн и её физик уже ушли. Хозяин дома теперь крутил бетховенскую Девятую Симфонию и все гости сползли со своих кресел на пол, где лежали с закрытыми глазами, следуя за Людвигом в его погоне за одной из величайших выдумок, когда-либо помысленных человечеством. Я тоже закрыл глаза и следовал за музыкой, пока передо мной не предстало странное видение Бетховена собственной персоной, превращающегося в нечто, выглядящее как гигантский бык женского пола. Если это звучит по-дурацки, придумайте собственную метафору для того чувства, которое вызывает финал