Эмили расплакалась. Я подхватила ее и смахнула с ее лица пыль или что там это было такое.
— Возьми дитя, — произнесла Лили. Я до тех пор ни разу не слышала ее голоса. Он был хриплым и пришепетывающим, но по-своему музыкальным, как свирель. — Но Ричард мой.
Я посмотрела на Ричарда. Он выглядел одурманенным, едва сознающим, что вокруг него происходит. Он много дней не брился, а глаза, казалось, глубоко ушли в голову.
— Можешь забирать его, — сказала я.
Я вышла из комнаты спиной вперед, а потом повернулась и побежала. Я ехала домой с Эмили на руках, принуждая себя ехать помедленней, следить за дорогой, останавливаться на красный свет. За нами никто не гнался.
— Теперь ты в безопасности, малышка, — сказала я ей. — Все будет распрекрасно.
Я выкупала Эмили, накормила, завернула ее в теплое одеяло и баюкала на руках. Наконец она перестала плакать.
Полиция не нашла от Ричарда и следа. Дом был заброшен. Я сменила замки и выставила его на продажу. Лили, конечно, тоже исчезла. Полицейские только головами качали, когда выяснилось, что ее описания не совпадают. Что значит неопытные наблюдатели, говорили они. Так всегда и бывает. Ричард с Лили найдутся, уверяли они меня, скорее всего в каком-нибудь мексиканском отеле. Мне нечего беспокоиться.
В одну из ночей на прошлой неделе меня разбудил телефон. На другом конце провода кто-то дышал в трубку, тяжело, как будто с большим трудом. Я говорю себе, что это не Ричард. Просто обыкновенное сопение. Всего-навсего какой-нибудь посторонний, самый обычный телефонный хулиган.
Какое-то время я продолжала просыпаться в пять утра. Если ламии — это змеи, то у людей с ними не может быть потомства. Как и вампиры, они должны каким-то образом превращать человеческих детей в своих наследников. Не сомневаюсь, что именно это делала Лили с Эмили, когда я ее нашла.
Я ни о чем не могу рассказать, даже Дарле. Мне бы сказали, что я находилась под влиянием стресса. Меня засадили бы в какую-нибудь больницу. У меня бы забрали Эмили.
Как правило, она выглядит довольно счастливой. В ее облике нет никаких изменений, кроме обычных для здоровой растущей девочки. Она будет красивой, когда вырастет — настоящей сокрушительницей сердец. Но до половой зрелости ей еще далеко. А до тех пор я не буду знать, по-прежнему ли она моя дочь.
Время и так уже бежит слишком быстро.
Обучаясь в колледже в начале семидесятых, я прошел курс под названием «Библия как литература». Это было здорово, хотя теперь в нашей нынешней атмосфере религиозного экстремизма такие вещи уже невозможны. Мы осмеливались обращаться с христианством, как с любым другим мифом, как с источником аллюзий, метафор, сюжетов. Мы также обсуждали Библию саму по себе как литературное произведение — ставили вопросы, кто и в какое время написал различные ее части, какие более ранние произведения в нее вошли и почему те или иные из них были в Библию включены или остались за бортом. Я пополнил свой словарь несколькими выражениями вроде «псевдоэпиграфический» (друзья позже преследовали меня за употребление этих слов в разговоре). И еще я заинтересовался — и был даже несколько одержим — Лилит.
Лилит, как вы все помните, была первая жена Адама, которую выгнали из райского сада, так как она согрешила с демонами и так далее. Она — темная, сексуальная изнанка иудеохристианского мифа. Она — La Belle Dame sans Merci Китса, суккубы литературы ужасов, греческая ламия. Она — первая женщина-вамп и первый вампир. Она — Человекоподобие.
Я много лет хотел написать рассказ о Лилит. Еще я носился с мыслью написать парную историю к «Тщетной любви», рассказу, в котором маньяк-убийца излагает представления мужчин о женщинах. Мне хотелось охватить ту же тему с женской точки зрения, создать, если угодно, литературную «песню-ответ» вроде «Потанцуй со мной, Генри». Я в конце концев все равно бы написал нечто вроде представленного здесь рассказа, однако именно Эллен должен поблагодарить за то, что она подтолкнула меня к его написанию.
Нужно еще упомянуть, что, заканчивая рассказ и лихорадочно подыскивая название, я наткнулся на «Чаши весов», не вспомнив точно, где его впервые видел. Впоследствии я понял, что похитил его из блестящего, но еще неопубликованного рассказа о русалке, принадлежащего моей землячке по Остину Нэнси Стерлинг. Она была столь добра, что позволила мне сохранить название, за что я и приношу ей искреннюю благодарность.
Льюис Шайнер
Мишелл РосснерСЛОИ КАРТИНЫ
Мишелл Росснер родилась в Сан-Франциско и росла на Восточном побережье, на Западном побережье и в Юго-Восточной Азии. Она получила художественное образование, достигнув степени бакалавра изящных искусств по керамике и магистра изящных искусств по живописи; Мишелл поддерживает себя в форме, изготовляя маски для многожанровых представлений. Ее первый роман «Прогуливающаяся женщина», сильная и трогательная история о похожей на сны жизни аборигенов, получила премию Уильяма Кроуфорда за первый роман в жанре фэнтези. Она также лауреат премии Джона У. Кэмпбелла, присуждаемой лучшему новому писателю, за 1987/88 год. Действие ее последнего романа происходит в Сан-Хосе, штат Калифорния. «Слои картины», единственное стихотворение в этом сборнике, описывает через посредство воображения и воспоминания взаиморазрушительную связь между человеком и чужаком.
Дверь — словно рама вокруг картины:
Посреди комнаты, слегка наклонившись,
Стоит она.
Он лижет ее языком вдоль хребта,
Мокрой лаской окутывая каждый из позвонков.
Продвигаясь все выше, он достигает зачатков крыльев,
Лижет их с силой.
Она стенает от наслаждения.
После этого, стиснув ее покрепче в объятьях,
Он откусывает зачатки
И она начинает рычать от боли.
Он поглаживает ее спереди, вдоль двух длинных рядов сосков, Стремится утешить,
Сам себе говоря, что теперь она не сможет его покинуть.
Солнце ярко светит в окно,
Согревает ей спину,
По которой стекают две струйки крови
Сверху, от ее плеч,
Вниз, к его паху.
Он влезает на нее сзади.
Дверь снова открыта.
Композиция изменилась.
Она уже трижды рожала
Ярко раскрашенные геометрические фигуры.
Теперь они кучей лежат в углу
И пылятся.
Он сидит в кресле —
Больше мебели в комнате нет —
И смотрит, как стоит она у окна.
Протягивая скрещенные руки к солнцу,
Она напевает.
Он призывает ее к себе.
Она подходит и встает перед ним.
Он проводит рукой вдоль ее бедра,
Заставляя раздвинуть ноги.
Он готов
И без дальнейших приготовлений
Втаскивает ее на себя.
Оказавшись внутри,
Он начинает заискивать,
Тычется мордой в лицо ей и в уши,
Покуда, смягчившись,
Она снова не начинает петь,
Как будто он тоже солнце,
Жидкое и горячее, у нее внутри.
Она поглаживает его волосы,
Он же тем временем движется под нею и извивается,
Но стоит ей прийти в возбужденье,
И он не отваживается уже подпускать
Ее рот слишком близко к своему горлу.
Закрывается дверь нескоро.
Она выпрашивает у него одежду,
Надеясь спрятать остроконечные почки,
Набухшие на запястьях и на лодыжках.
Она досталась ему еще молодой
И теперь растет.
Она уже выросла вровень с ним.
Ему надо бы бросить ее,
Но он не в силах.
Наконец однажды,
Когда он поглаживает и щиплет ее за признак пола,
Она быстро сгибает ноги
И пытается распороть ему брюхо.
В следующий раз он к ней приходит с ножом.
Прижав ее к полу,
Он отрезает ее недавно проросшие шпоры.
Она делается бесстрастной
И теперь он может усаживать ее на себя без страха.
Наконец-то,
Обвившись вокруг нее,
Он трется о ее светлую гладкую кожу,
Изливает в нее содержимое своих бедер,
Медленно или быстро,
Как пожелает.
Комната залита солнечным светом,
Лишь в разбитом окне
Видно между краями осколков вечную ночь,
Что на самом деле царит снаружи.
Изломанное, под окном лежит ее тело,
Покрытие пола ее уже поглощает.
И вынужден он признаться себе,
Что знал всегда —
Она отыщет какой-нибудь способ бежать.
Этот гнусный стишок зародился довольно невинным путем — из мысленного образа, напоминающего картины Вермеера: вид сквозь дверной проем на комнату, залитую масляно-золотистым, кремовым светом. Никто сильнее, чем я сама, не был удивлен тем, во что это вылилось.
Брюс Мак-АллистерКОГДА ОТЦЫ УХОДЯТ
Брюс Мак-Аллистер начал писать научную и сказочную фантастику в 1960–х. Его первый роман «Человечность Прим» вышел в первоначальной серии Терри Карра «Эйс Спешиалз»; второй — «Ребенок-мечта» — издан в прошлом году издательством «Тор Букс». Его рассказы часто появлялись в журнале «ОМНИ» и многократно перепечатывались. Он преподает писательское дело в Редлэндском Универститете, в городе Редлэндс, Калифорния.
«Когда отцы уходят» — первый прочитанный мною рассказ этого автора. Впервые он появился в антологии Терри Карра «Вселенная-12». Он прекрасно демонстрирует редкостную способность Мак-Аллистера говорить в литературе женским голосом. Он посвящен лжи, которую мужчины и женщины говорят друг другу, чтобы поддержать пошатнувшиеся отношения.
Когда он сказал мне, что сделался Там отцом, я с самого начала была уверена, что он лжет. При этом я думала о пяти годах после его возвращения, когда я все время была начеку, пяти годах, когда я молила его о ребенке; и еще я думала обо всей лжи, которую он мне преподносил. (Все они возвращаются и лгут).
Я была уверена, что он лжет.
В небесной комнате стояла ночь. Мы были нагими и мокрыми от очередного запрограммированного дождя и снова лезли руками один к другому с добродушным разочарованием и смехом, потому что тонкое, как бумага, энергетическое поле не позволяло нам прикоснуться друг к другу.